На этой неделе произошло печальное событие. Не дожив несколько месяцев до своего 80-летия, скончался выдающийся писатель Чингиз Айтматов. Но ушел из этого мира не только писатель, и не просто выдающийся. А Большой Человек и Личность. Личность, имя которой значимо для очень и очень многих. Оно вошло (и сегодня на этом пути) в сердца масс людей, в их дома, в которых останется навсегда.

Наверное, у каждого из знакомых с творчеством Ч.Айтматова есть особо любимые его произведения. Для меня это - "Буранный полустанок" ("И дольше века длится день"), который, на мой взгляд, является и литературным шедевром с точки зрения мастерства изложения озвученных проблем, и учебником жизни. Познакомился с этим романом я еще в советское студенческое время, а вчера, после прозвучавшей информации, перечитал его (спустя лет 20, по-видимому).

И вновь - то же потрясение и восхищение, те же чувства ощущения реальности и нереальности излагаемого, оттеняющие "молодость" и автора, и романа. Потому что актуальность поднимаемых тем не устаревает. И в этом - величие Ч.Айтматова, оказавшегося со своими мыслями и отношением к жизни - над временем, над общественно-экономическими формациями, над идеологиями. Правда и ложь, свет и тьма, реальность и фантастика (ставшая былью), смех и слезы (а иногда смех сквозь слезы и наоборот) - все есть в этом романе. Причем все доступно и понимаемо. При этом потрясает (безо всякой патетики) смелость и талант (одновременно) Ч.Айтматова, который в эпоху "наиреальнейшего социализма" и цензуры всех мастей сумел донести до читателя идеи, которые являются знаковыми и сегодня, и завтра...

Едигей Жангельдин, железнодорожный рабочий, живущий в бескрайней степной местности Сары-Озек, собирается похоронить друга Казангапа. И предать земле, согласно завещанию покойного, в родовом кладбище Ана-Бейит, до которого пути в 30 км. Ч.Айтматов мастерски описывает судьбу Едигея, верой и правдой трудившегося для страны и народа на протяжении всей своей жизни. А показывая личность героя, писатель демонстрирует фон, в котором он живет - пустынные степи, куда еще не дошли (в эпоху "развитого социализма") не только "чудеса" цивилизации, но и элементарные условия для полноценной жизни. Но Ч.Айтматов идет дальше: он великолепно отражает в произведении тот водораздел, который сложился в "самом" социалистическом обществе планеты Земля. Точно так, как при внешнем равенстве социум делился на "право имеющих" и остальных, точно так чуть поодаль от безбрежных степей располагается космодром, с которого стартуют ракеты, где течет совсем другая жизнь. Тем самым Ч.Айтматов демонстрирует читателю реальность существования людей в "том" мире. Пусть и несколько иносказательно, но воспринимаемую отчетливо.

Едигей едет хоронить своего друга на верблюде, в сопровождении 6 человек на колесном экскаваторе. Верблюд и экскаватор на фоне космических кораблей, орбитальной станции, радио-телефонно-телевизионной связи между мировыми державами-конкурентами, обсуждения аспекта преобразования солнечной энергии в тепловую и электрическую и т.д. и т.п. Убогость жизни (вернее, созданных условий для человека) при НТР, НТП и неимоверном развитии науки, но лишь во имя считающих себя избранными, то бишь нареченными властью (для внешней демонстрации). Но сила Едигея (величие писателя - Ч.Айтматова) в том, что видя (сталкиваясь постоянно) эту "идеологическую игру", он остается самим собой, пронеся через всю жизнь традиции и менталитет народа, любовь к земле, корням, верность слову и честь. И не понимает приехавшего Сабитжана, сына покойного, одного из городских чиновников, который не против предать земле тело отца не на кладбище "за тридевять земель", а здесь же, рядом с ж/д (зачем следовать так далеко?). "Люди не закапывают своих близких где попало", - объясняет Едигей, а про себя размышляет: "Если смерть для них ничто, то, выходит, и жизнь цены не имеет. В чем же смысл, для чего и как они живут там?". И тут же - осуждение писателем (опять-таки, через описание процесса) выпивки перед похоронами. Мягко так, ненавязчиво...

Вспоминает на пути к кладбищу Едигей жизнь свою; с ее плюсами и минусами, радостными и горестными моментами. Вдруг замелькало перед ним предание о "свирепых пришельцах - жуаньжуанах", захвативших когда-то Сары-Озек. Обращая местных жителей в рабство, жуаньжуаны уничтожали память раба. И тут Ч.Айтматов вводит в оборот понятие, ставшее нарицательным; понятие, которое если и не особо употребляется в сегодняшние дни, но суть свою не потерявшее со времен "жуаньжуанов". Агрессоры превращали рабов в манкурта. Писатель раскрывает, что это уже не человек, а как бы его "оболочка", запамятовавшая свое (народа) прошлое, свои корни. Захватчики не были заинтересованы в смерти человека, главное - лишение памяти. "Лишенный понимания собственного "я", манкурт... был равнозначен бессловесной твари и потому абсолютно покорен и безопасен... Для любого рабовладельца самое страшное - восстание раба... Манкурту... в корне чужды были побуждения к бунту, неповиновению... Как собака, признавал только своих хозяев... Повеление хозяина для манкурта было превыше всего" - так пишет Ч.Айтматов. И подходит к потрясающему выводу: "Куда легче снять пленному голову или причинить любой другой вред для устрашения духа, нежели отбить человеку память, разрушить в нем разум, вырвать корни того, что пребывает с человеком до последнего вздоха... и недоступного для других". А далее, согласно преданию, "лишь одна мать... не примирилась с подобной участью сына". Страшнейшие мысли проносит она через себя: лучше уж смерть его, чем превращение в манкурта(!). Но жив ее сын, сын без памяти, не человек, НИКТО. И стрела от лука, переданного сыну-манкурту врагами, настигает родившую его...

На подходе к кладбищу траурная процессия из 6 человек видит проволоку и шлагбаум, то бишь КПП секретной воинской части. Юный часовой объясняет "пришельцам", что доступа в "охраняемую зону" нет и быть не может (а путь к кладбищу только отсюда). И ничего не действует на солдатика: "Я же не начальник здесь". Но он все же рискует и передает просьбу сопровождающих покойного "товарищ лейтенанту", который оказывается земляком Едигея. Но соотечественник в военной форме отказывается разговаривать с ним на родном языке и не идет ни на какие уступки. Вопрошает про себя Едигей - неужели нельзя предать человека земле на кладбище, спокойно вернувшись через КПП? И волей-неволей у читателя возникает ассоциация с преданием: перед Едигеем не военнослужащий, не человек. А лишь "оболочка" его, т.е. подобие манкурта. "Без роду и племени". Без корней. Но не произносит это понятие вслух Едигей. Ошибиться, может, боится? Как не крути, "при исполнении" ведь все же землячок. К тому же сносу подлежит Ана-Бейит, оказывается...

А экскаватор уже приступил к "делу": роет могилу чуть поодаль от КПП. И предлагает Едигей сыну покойного обратиться на следующий день "к начальству здешнему" с просьбой не сравнивать с землей кладбище: "Ведь тут история". Но не согласен с ним Сабитжан: "Здесь решаются мировые, космические вопросы, а мы пойдем с жалобой о каком-то кладбище. Кому это нужно?.. Мне это совсем ни к чему". И вот здесь Едигей шепчет (или кричит?) про себя: "Манкурт ты! Самый настоящий манкурт!". Не "при иполнении"-то Сабитжан, не на посту. Всего лишь обратиться к "начальству" просил его Едигей...

На такой вот ноте завершился роман. Но может ли забыться сказанное в нем? Тем более что актуальность проблемы манкуртизма существует, да еще и в угрожающих размерах, сегодня? Проводя аналогию с описанным Ч.Айтматовым, можно однозначно утверждать, что если Мастер посредством своего тончайшего (но такого звучного) пера донес тревогу о манкуртизации индивидуумов "той" системой, в сегодняшние дни превратить в манкуртов трезвомыслящих людей пытаются лидеры мирового глобал- проекта. И цели у них те же, что и у "древних" жуаньжуанов: оставить вокруг себя лишь винтики, закручивающиеся "рукой управляющего" в любое время и в любое место. Винтики без памяти, без сохранения корней, национально-культурно-религиозных особенностей. Т.е. создать манкуртов современности, беспрекословно подчиняющихся глобализационным играм.

Данный фактор подводит к однозначному выводу. Смерть выдающегося писателя не похоронит идей Чингиза Торекуловича, без устали переживавшего за судьбу ВСЕЙ планеты. "Память в нашу эпоху переживает трагедию, - говорил он в начале века. И продолжал, - "Распалась связь времен, и самое страшное зло наших дней - это беспамятность. То, что намечается теперь, отнюдь не ново, об этом громко трубят развалины древних царств". В словах Мастера - боль и тревога за нас всех, за судьбы современников и следующих поколений, жизнь всех людей. И всегда говорил Чингиз Айтматов о вере, о духовности в жизни, в т.ч. и в своем последнем, наверное, интервью: "Если мы говорим о бесконечности - это не только мир, вселенная, природа, но эта бесконечность еще заключается в том, что наша духовная жизнь сопровождает человека с самых первых дней, и это главная притча человечества, его душа, его мир. И в этом нет, и не будет конца. В этом заключается бесконечность человеческой сути, человеческого существования". Сказал, словно попрощался.

Аллац рэцмэт елэсин

Т.АТАЕВ (Islamrf, специально для "Эхо")
14.06.2008