Хотя Али Хан был, в западной терминологии, вторым кузеном Инайят Хана, он также был и внуком дедушки Инайят Хана, и поэтому согласно индийской традиции считался братом Инайяту. Более того они родились в одном доме и играли друг с другом будучи детьми. Позже они настолько стали близки, что Инайяту стоило только сказать, "Dost, Chelo!" ("Пошли, друг!") и Али, брал свою шляпу и был готов идти, не спрашивая куда и почему. Иногда, возможно, некоторые из их прогулок не были столь интересны Али, когда Инайят брал его на встречи дервишей, факиров, философов и странствующих мистиков, но несмотря ни на что Али был счастлив пойти из любви к своему брату.

Али получал уроки европейской музыки и играл на таких духовых инструментах, как труба и трамбон. К числу этих инструментов он добавил волынку, которая часто испытывала терпение Инайята и раздражала соседей. Как любой молодой человек, он был также очень увлекся физической культурой и борьбой, которая, как говорится в "Биографии Хазрата Инайят Хана", "готовили его стать железной стеной, котороя будет поддержкой Инайяту против множества враждебных влияний".

На Западе Али хан продолжил свою музыкальную карьеру, получая уроки оперного пения у Эммы Невада, которая увидела огромный потенциал в нем, как в теноре. Он даже выступал на сцене в La Scala.

Али Хан обладал природным целительским даром , даром, который он развил в высочайшей степени благодаря своей глубокой преданности. Есть много историй, расскказанных друзьями и мюридами, которые получали помощь от его прикосновения, его взгляда, молитвы или на расстоянии, но в ответ на их благодарности он покорно указывал на небо и говорил: "Не я. Бог".

После ухода Шейх-уль-Машейха Махебуба в 1948 году руководство Суфийским Движением перешло к Пир-о-Муршиду Али Хану, который находился на посту до своего ухода в 1958 году. Али Хан остался в памяти и глубоко любим многими за его силу, его чистоту и его веру в Бога.