08.04.2019 17:11:00

На VIII Московской конференции по международной безопасности обсудят вопросы гуманитарного и экономического восстановления разрушенных войной стран

Когда заходит речь о восстановлении и экономическом развитии Сирии и Ирака, о возвращении туда беженцев, сразу же возникает вопрос, насколько прочен тот мир, что приходит на смену драматическим событиям многолетней войны – с интервентами, с инсургентами, всех против всех. Насколько ответственные силы могут обеспечить невозможность возрождения экстремизма, причем не столько внешние силы, которые играют в регионе разную роль – и деструктивную, направленную на "смену режимов", и позитивную, направленную на укрепление суверенитета и безопасности, – сколько силы внутренние. Насколько здраво общество и его институты, чтобы отвергать насилие как желанный метод политики, насколько оно способно не к "зачистке", а к "сбережению".

Конечно же, в первую очередь речь должна идти о восстановлении адекватной, эффективной, ответственной и авторитетной власти. Только в таких условиях можно вести речь о реальном восстановлении инфраструктуры, социальной сферы и мира в целом, а значит, и возвращении беженцев.

Авторитетность власти – это ее признаваемость, легитимность даже не по формальному признаку, а по отношению к ней основной массы населения как к справедливой и правомочной; ответственность, по сути, состоит в готовности исправлять допущенные ошибки, без которых невозможен процесс управления; эффективность – минимизация этих ошибок и управленческая состоятельность; самая сложная категория – адекватность – состоит, на наш взгляд, именно в бережливости, в соразмерности административных мер, которые готова использовать власть, ожиданиям общества.

После обеспечения или восстановления качественного управления пострадавшими от боевых действий и конфликта территориями и обеспечения приемлемого уровня безопасности, встает вопрос о проведении огромной работы по восстановлению энергосетей, обеспечению водой, очистке стоков, восстановлению системы здравоохранения и образования, экстренных спасательных и противопожарных служб, восстановлению сельскохозяйственного и промышленного производства – то есть по созданию рабочих мест, восстановлению традиционных и конвенциональных религиозных общин и иных центров общественной жизни.

При этом в Сирии и Ираке есть существенные различия в стартовых условиях. Центральное правительство Ирака довольно эффективно и давно идет по пути восстановления экономического потенциала страны, что позволяет находить необходимые ресурсы для проектов по реабилитации, если они обеспечены условиями в сфере безопасности. Разумеется, масштаб последствий секторального конфликта и деятельности террористических группировок – слишком большой вызов для того, чтобы правительство в Багдаде справлялось с этими последствиями в одиночку, к тому же многие проблемы, связанные с размещением и возвращением беженцев и внутренне перемещенных лиц, даже юридически требуют внешнего участия и кооперации. Тем не менее ресурсная база Ирака и доходы правительства позволяют с осторожным оптимизмом оценивать динамику восстановления страны.

В то же время Сирия сейчас представляет собой территорию, гораздо больше пострадавшую от конфликта. К тому же негативно сказывается и фактор времени: только в этом году можно однозначно сделать вывод о завершении конфликта, при условии локализации экстремистских группировок и так называемой непримиримой оппозиции в провинции Идлиб и более-менее стабильного контроля СДС над севером – северо-востоком страны. Это означает сравнительно худшее положение с контролем над территориями и необходимостью учитывать условия контроля над определенными территориями сил, нелояльных правительству в Дамаске. К тому же ресурсная база и промышленные возможности Сирии в гораздо худшем состоянии и сильнее истощены, чем в Ираке. Таким образом, для восстановления Сирия требует сильнейшего взаимодействия внешних сил, настроенных благожелательно к народу и сирийскому государству: необходима разработка международных проектов по постконфликтной реабилитации.

Роль государств-союзников, как и роль государств, осознавших разрушительность конфликтного подхода и ищущих взаимодействия и диалога с сирийским правительством, состоит в финансовой и физической поддержке проектов по восстановлению разрушенной инфраструктуры, а также в создании условий для привлечения частного сектора. При этом должно быть признано, в первую очередь частным сектором, что в ситуации постконфликтной реабилитации не может идти речь о быстром извлечении выгод. Роль государств-спонсоров будет состоять в создании для частного сектора гарантий защиты их вложений и обеспечения финансовой поддержки в расчетах, что позволит сформировать условия привлекательности для компаний, взять на себя проведение восстановительных работ и создание новых рабочих мест. Стоит ли упоминать, что такая работа должна строиться во взаимодействии с органами власти страны-реципиента?

Отмечу, что в случае России существует сильная традиция реализации госпрограмм помощи. Но в нынешних условиях следовать по этому апробированному во времена СССР пути непродуктивно в силу многих внутриэкономических и политических причин. На цели содействия международному развитию Россия тратит около 1 млрд долл. в год. Эти средства расходуются в основном на финансирование международных структур, лишь малая часть направляется на двусторонние проекты, такие как те, что необходимы в Сирии и Ираке. Полагаю, что для России важен международный опыт задействования неправительственного общественного и частного секторов, фокусирование на прагматических, а не символических проектах, действительно способных изменять качество жизни "на земле".

23–25 апреля Минобороны России проводит VIII Московскую конференцию по международной безопасности. Это уникальная площадка, где военные высокого ранга обсуждают самые разные проблемы. Одна из дискуссионных панелей в этом году будет как раз посвящена проблематике гуманитарного и экономического восстановления Сирии и Ирака.

Об авторе: Евгений Александрович Примаков – депутат Государственной думы Федерального собрания Российской Федерации, член Комитета по международным делам.

8 апр. 2019