Туркменистан: институт президентства в клановом постколониальном обществе

Шохрат Ходжакович Кадыров,
демограф, член Европейской ассоциации демографических исследований, г. Берген (Норвегия)

Редакционный совет сайта Свободный Туркменистан:
Публикуя данный текст в рубрике "Люди", мы осознавали, что, быть может, более подходящим для него местом является другая рубрика –"Живой голос". В тематическом отношении материал, присланный Шохратом Кадыровым, действительно укладывается в первую рубрику; однако в жанровом отношении он больше подходит для второй, так как не полностью соответствует критериям, которые позволили бы определить его как строго научную статью. Для этого текст Кадырова слишком публицистичен и эмоционален, слишком заметна на нем печать личного жизненного опыта и политического выбора. В то же время мы не могли не учитывать, что автор – известный демограф, и его профессиональные качества упорно пробиваются на поверхность даже в самых острополемических пассажах. Важно и то, что он с подкупающей откровенностью пишет об обществе, которое хорошо знает изнутри и которое сейчас полностью закрыто для наблюдателей со стороны. При этом он пишет не памфлет (хотя и сбивается иногда на стиль журналистских разоблачений), обвиняющий во всем и вся одного человека, а разбор тех социально-культурных причин, которые вознесли этого человека наверх и позволили ему в гипертрофированных размерах персонифицировать в себе и страну, и ее людей. Следовательно, перед нами все-таки статья, хотя и сильно политизированная, и речь в ней в первую очередь идет все-таки о "людях".

Шохрат Кадыров
"Вестник Евразии" №2, 2001 год

Объектом настоящего исследования является трайбализм, понимаемый мною как борьба кланово-региональных, то есть племенных и земляческих, субэтнических общностей за гегемонию. В Таджикистане – это противоборство кланов Худжанда (Ленинабада), Куляба, Гарма; в Узбекистане – ферганских (восточных), самаркандских (западных) и ташкентских кланов; в Киргызстане – киргизов севера и юга; в Казахстане – конкуренция трех жузов. В Туркменистане трайбализм свое наиболее яркое выражение получает в соперничестве кланов Ахальского оазиса, в котором расположен Ашхабад, с кланами других регионов. До прихода С. Ниязова представителям "аборигенов" столичного региона – ахальским туркменам-теке (или туркменам-ахалтеке) – не удавалось прорваться на пост первого руководителя ТССР с 1951 по 1985 год, то есть на протяжении срока в два раза большего, чем брежневский застой.

Задача данной статьи заключается в том. чтобы показать клановые истоки института президентства в постколониальном Туркменистане, исследовательские пробелы в этой области и возникающие здесь практические проблемы. Автор исходит из того, что: а) не личность первого лица, а институт президентского правления является главным условием узурпации власти; б) в сохранении в клановом постколониальном обществе института президентства, точнее, института президентского авторитаризма, есть внутренняя и внешняя логика. Начнем наш разбор с внутренней логики.

Язык политического подсознания

Нынешняя стабильность туркменского общества не должна считаться достижением президента, успехом президентской политики и идеологии. Она – результат социальной недоразвитости, незрелости национального самосознания, которые президентская власть усугубила.

Межплеменная солидарность туркмен исторически всегда была слабой. В XIX веке, желая ослабления туркмен-теке, западные и хивинские йомуды готовы были поддержать Россию. Сконцентрировав в 1881 году сопротивление русским в крепости Геок-тепе, текинцы изменили традиционной партизанской тактике нападений на противника со стороны Каракумов. Эта тактика почти всегда была гарантом сохранения независимости туркмен. Почему же на этот раз вожди текинского сопротивления от нее отказались? Полагаю, что они не без основания опасались: в случае ухода туркмен-ахалтеке в пустыню, враждовавшие с ними племена с помощью русских займут оставленные территории. Ахальские туркмены не получили в 1881 году своевременной помощи даже от своих соплеменников марыйских теке. Западные йомуды не пришли на помощь северным во время карательной экспедиции Кауфмана-Головачева в 1870 году. Еще один пример: в 1916 году попытки северного йомуда Джунейд-хана помочь юго-западным йомудам, ставшим объектом карательной экспедиции генерала Матридова, были настолько плохо организоваными, что не дали результата.

Советские туркмены как нация зародились в 1924 году, когда впервые появляется само понятие "Туркменистан". До того туркмены иджентифицировали себя преимущественно по признаку кланового родства, а не по признаку общности территории. У них не было опыта централизованного управления племенными федерациями. Объединить туркменские племена в рамках одного государства на тот исторический момент можно было только с помощью внешней силы, под ее контролем.

Это обстоятельство объясняет почему, несмотря на политику борьбы с великорусским шовинизмом (1923-1934 годы) и курс на коренизацию государственного аппарата, начиная с 1921 года и вплоть до 1947 позицию реального, а не номинального "первого лица" в ТССР занимали не туркмены, а командированные из Москвы наместники (см. Приложение). С этого же времени и вплоть до конца 80-х годов московский представитель занимал кресло второго секретаря республиканского ЦК. Для сравнения замечу, что на Кавказе И. Сталин опасался назначать лиц некавказской национальности не только первыми, но и вторыми секретарями ЦК местных компартий. Значительная "московизация" республиканской политической верхушки имела место в Киргизии. Здесь, однако, причиной тому была не только регионально-племенная разобщенность, но и наличие еще с царского времени высокой доли русских поселенцев. В ТССР русских в составе населения было существенно меньше; зато регионально-племенные противоречия – сильнее, чем в Киргизии.

Большая часть туркмен до сих пор считает себя туркменами потому, что якобы сохраняет "чистоту" племенного происхождения. При этом каждый туркмен не без гордости называет себя таковым, а не текинцем или йомудом или другим туркменским субэтнонимом. Каждое племя-землячество говорит на общепонятном для всех туркмен языке, но имеет свой диалект; ассоциирует родину со всей территорией страны, но имеет регион основного расселения и, наряду с общей легендой о происхождении, свою легенду о происхождении и о своих героических персонах (шеджере). Старшее и среднее поколение туркмен предпочитают женить детей и внуков преимущественно на соплеменниках. Если в Европе браки среди родственников составляют 2%, то в Туркменистане из каждых 100 браков от 10 до – родственные. В отдельных селах этот показатель достигает 60%. Поэтому генетически каждое туркменское племя, – а их около 30-ти и объединяют они более 5000 родовых групп – представляет собой особую субпопуляцию.

Туркмены до сих пор – "нация племен", уровень их гражданского самсознания остается низким. Достаточно напомнить, что в 1978 году ни одна из фракций политической и культурной элиты туркмен не воспротивилась принятию Конституции, составители которой "забыли" о государственном статусе туркменского языка. В Грузии по аналогичному поводу произошли волнения, и советская национальная элита там (а также в Баку и Ереване) добилась от Кремля сохранения государственного статуса титульного языка. В 1984 году массовым тиражом выходит брошюра о добровольном вхождении Туркменистана в состав России, исказившая правду о присоединении. Лишь горстка туркмен открыто заговорила об этом, но не в 1985, а спустя еще 5 лет, в 1989 году, когда на смену празднику Перестройки пришла истерия национал-популизма. В мае 1992 года в новой Конституции появилась статья о том, что президентом может стать только туркмен. Мало кто в Туркменистане до сих пор осознает это национальное самоуничижение, показывающее всему миру, что туркмены (80% граждан страны!) не нация, а скопище диких племен, опасающихся прибытия варяга. И до сих пор даже многоопытные диссиденты и оппозиционеры продолжают верить, что ниязовскую конституцию, развязавшую президенту руки для того, чтобы топтать Основной закон, нужно только подкорректировать. А ведь ее надо просто отменять и делать заново.

Туркменское общество, как и многие аграрные этносы, наивно и консервативно. Все советское время, исключая период басмачества, оно молчало и приспосабливалось. Лаконичное "Коллективно!" – популярный тост сельских туркмен. Принятие этого слова туркменами было выражением адаптации принципа клановой солидарности к колхозной жизни. "Ай, болья-да" – еще одна знаковая фраза для туркмен. Она отражает их настроения застойного брежневского времени. В переводе на русский она буквально означает "ай, да ладно", в переносном смысле – очень многое: потерпи; и это пройдет; и не такое выносили; лишь бы хуже не было; лучше оставить так как есть; ты меня не трогай – я тебя не трону, и т.п. Кодовая фраза расконсервации общественного сознания туркмен в 1989 году – "Бизе шу геректэль!", то есть "Нам это ни к чему!". Ее, как пароль, любили вставить в разговоре, подразумевая готовность дать отпор всему чужому, не туркменскому (русификации, коммунистам). Но то же самое, правда, чаще в уме, говорили партаппаратчики, в том числе и Ниязов; и они-то подразумевали демократизацию! Вот и получилось, что между призывами национал-демократов к независимости и желанием партаппаратчиков "порулить" без Москвы, расстояние было – рукой подать.

На рубеже 1980-х – 1990-х годов в столичном регионе формируется группа национальной демократии "Агзыбирлик". Официальный перевод – солидарность, единство; неофициальный, близкий к народному пониманию, – согласие, сплоченность семейного клана. По-туременски агзы буквально – рот, быр – один, агзыбыр – люди, едящие из одного котла, синоним слова машгала (семья). Призыв к единству сил национальной демократии передавался через представление о клановой сплоченности. Но своего пика процесс активизации клановой солидарности достиг в первые годы независимости. Чего стоит лозунг "У нас есть Туркменбаши! Кто есть у вас?", противопоставляющий туркмен одного региона туркменам других регионов! У этого лозунга есть свой младший брат, родившийся в 1995 году: "Нам все достанется". Зачем бороться против Ниязова: рано или поздно он уйдет, и все достанется "нам" – туркменам, живущим в Ашхабаде и Ахале. Включая не только дворцы, но и власть в них. Этот племенной пароль-клич до сих пор является неофициальным девизом ниязовского кланового электората.

У Ниязова было два пути сохранить стабильность: либо в поте лица работать над консолидацией туркмен в нацию, либо следовать путем регионально-племенного гегемонизма. Он выбрал ахализацию под наркозом национал-популизма, диктатуру под наркозом ахализации...

Полностью статью см. на сайте Свободный Туркменистан