Фарс или предтеча?
Константин Сыроежкин
Алматы

"Революция происходит не тогда, когда в обществе плохо и становится еще хуже, а наоборот, когда в обществе было плохо, становится лучше, но хочется, чтобы было еще лучше".
Алексис де Токвиль

То, что политическое обострение в Казахстане пришлось на полнолуние – период, весьма специфический для определенных личностей, – не только опасный симптом, но и довольно точный диагноз психическому состоянию части нашего общества. Все, что имело место на площади Республики и на пересечении улиц Фурманова и Курмангазы с 30 марта по 3 апреля, отчетливо напоминало бунт в сумасшедшем доме: неадекватные действия и лозунги, похожее выражение на лицах. И власть, и оппозиция, и, что наиболее примечательно, дипломатические представительства "развитых демократий" в Казахстане не только скинули паранджу, но и продемонстрировали непонимание казахстанских социально-политических реалий и основ демократии, но главное – наплевательское отношение к Закону и гражданам Казахстана.

Последние, спеша на работу, и озабоченные мыслью о хлебе насущном, с удивлением взирали на безумство митингующих и бездарные действия властей, задавая себе два вопроса: на чьи деньги существует наша оппозиция, имеющая возможность привлекать как местные, так и иностранные ресурсы; и стоит ли тратить огромные бюджетные средства на содержание правоприменительных органов, не способных защитить не только законопослушных граждан, но и самою власть.

Вопросы, конечно, риторические, поскольку ответы на них были ясны и до этих событий. Безбедное существование оппозиции, во всяком случае, ее лидеров, не оставляет сомнений в том, что эта деятельность щедро оплачивается. Что касается правоприменительных органов, то на большее, чем нарушение законодательства и силовые методы они, по-видимому, перестали быть способны. Не только в силу профессиональной подготовки, но и потому, что приучены действовать в условиях правового беспредела, порожденного отсутствием четко обозначенных "правил игры" и круговой порукой.

Что бы мы ни говорили о правовом государстве и демократии, пока нам до них далеко. И основная причина того, что Галымжан Жакиянов оказался не в кабинете следователя, а в здании иностранного посольства – отсутствие доверия в казахстанское правосудие. Кстати сказать, вполне обоснованное.

Там, где правосудие избирательно, а из уст весьма уважаемых юристов звучат слова о том, что при вынесении приговора необходимо учитывать личность подсудимого, а не совершенные им деяния и нанесенный государству ущерб, весьма сомнительно, что обществом правит Закон, а не "телефонное право".

Эту тенденцию подтверждают и обстоятельства, при которых Галымжан Жакиянов покинул здание иностранного посольства. Если в обществе правит Закон, то специальное соглашение между послами иностранных государств, вице-премьером и вице-министром иностранных дел, выглядит полным абсурдом. Но еще большим абсурдом представляется то, что власть сама продемонстрировала неуважение к Закону. Интересно, как бы она повела себя, если бы речь шла о каком-нибудь Иванове или Буркимбаеве? А это уже диагноз, следовательно, дабы не довести до летального исхода, необходимо смотреть историю болезни и искать ее причину.

Анамнез

Несмотря на достигнутые успехи, сегодня в обществе все более отчетливо начинают проявляться противоречия, от которых абстрагировались в первые годы становления и развития независимой государственности и которые стали первопричиной того, что Республика Казахстан оказалась на пороге политического кризиса. И главные из них – особенности приватизационных процессов, коррупция и доминанта идей либеральной демократии.

Государство, объявив себя юридическим собственником средств производства, само способствовало возникновению симбиоза власти и собственности, что активизировало борьбу между различными звеньями государства (по вертикали и горизонтали) за право быть субъектом этой собственности, естественным образом сопровождающуюся процессом формирования новых политических элит.

В этих условиях, с одной стороны, проблема социального неравенства из области экономической переместилась в область надстроечную, а достижение определенного общественного положения в сфере управления и распределения, обладание политической властью стали основой мотивации деятельности нарождающихся политических элит. Участие во власти превратилось в основной источник дохода.

С другой – возникли предпосылки для одновременного существования множества самостоятельных центров "власть – собственность", ориентированных на утверждение своей независимости, на отрицание или хотя бы максимальное ограничение суверенитета объединяющего их государственного целого. Результат – девальвация роли Закона, бездействие правовых принципов и норм, вседозволенность чиновников.

Такая феодализация отношений была задана смыслом приватизации объектов "огосударствленной собственности", в результате которой собственниками этого ограниченного круга объектов могли стать и стали лишь некоторые, но никак не все желающие. Причем отбор "некоторых" из числа всех осуществлялся не стихийно, а вполне управляемо: государство, как власть и как исходный собственник, определяло, кому, как, сколько, для чего и на каких условиях предоставляется собственность.

Вполне естественно, что это привело не только к искажениям в кадровой политике, но и к ограниченности самих кадровых ресурсов. Постепенно сложилась парадоксальная ситуация, в которой принципы профессионализма и порядочности начали уступать место принципу лояльности. Во властных структурах, особенно на среднем уровне, доминирующее положение заняли "выдающиеся посредственности". Серость начала плодить серость.

С завершением первого этапа экономической стабилизации и возникновением необходимости в укреплении прямого президентского правления стала отчетливо проявляться объективная потребность в системной реализации функций подбора, расстановки и контроля над деятельностью кадрового корпуса, которые, в конечном итоге, были взяты на себя Президентом. И хотя "кадровую чехарду" удалось как-то упорядочить, это не решило проблемы в целом. Более того, взяв на себя функцию контроля над кадровым корпусом, Президент тем самым возложил на себя и ответственность за его действия.

К середине 90-х секретом полишинеля стало то, что действующий политический истеблишмент исчерпал себя и свои возможности, о чем свидетельствовала практика постоянного перетасовывания достаточно замусоленной "кадровой колоды". Требовался приток свежей крови, и послужить Отечеству Президент призвал молодое поколение из числа успешных бизнесменов.

С тем, что именно эта категория была наиболее адаптированной к рыночным условиям, не поспоришь. Однако остался открытым вопрос их морально-этических характеристик. Наложенные на открывающиеся в результате доминанты во власти принципов "власть – собственность", "лояльность" и "круговая порука" возможности, эти характеристики и стали основой гипертрофированного роста бюрократизма, коррупции, местничества и безответственности в среде чиновного аппарата всех уровней управления. Основной мотивацией поступления на госслужбу стало не стремление послужить Отечеству, а примитивное желание "нарубить капусты".

На другом полюсе где-то под воздействием внешнего фактора, а где-то и с подачи самой власти сформировалась еще одна специфическая социальная категория – "профессиональные оппозиционеры". Возникла своего рода новая отрасль народного хозяйства, работники которой зарабатывали деньги, умышленно накаляя страсти вокруг того или иного, причем не обязательно социально-политического инцидента. Сохраняющаяся социальная напряженность, "грехи" приватизации и постоянные "проколы" властей создали широкое поле деятельности для "оппозиции", которая, не имея серьезной социальной базы и будучи не способна предложить конструктивную альтернативу проводимому курсу, начала спекулировать на объективных трудностях и пыталась за счет апелляции к находящемуся в состоянии протеста массовому сознанию решать преимущественно личные проблемы.

"Демократия" из идеологии превратилась в профессию. Если ты лишался возможностей, открываемых государственной службой, либо начинал ощущать, что "запахло жареным", то мог тут же переквалифицироваться в "демократа" (как вариант – депутата). Индульгенция была обеспечена, конечно, при условии, что до этого ты занимал ответственную должность, участвовал в приватизационных процессах, сумел правильно "засветиться" на Западе, либо собрал приличный "начальный капитал".

Третий полюс составляло все остальное население, озабоченное не столько "противостоянием" между "оппозицией" и властью, сколько повседневными заботами о хлебе насущном. Обещаемое как властями, так и оппозицией светлое будущее воспринималось с иронией, поскольку, видя "кто есть who", простой люд просто не желал быть обманутым в очередной раз. "Дефицит определенности" и атрофия социальных чувств – вот то главное, что характеризует большую часть казахстанского социума.

И все бы так "мило" и "бесконфликтно" развивалось и дальше, если бы не несколько обстоятельств. Во-первых, наступил этап экономического подъема, и во властных структурах заговорили о необходимости привлечения внутренних инвестиций для приватизации крупных объектов в сырьевом секторе. Во-вторых, правительство никак не соглашалось идти на приватизацию нацкомпаний и, несмотря ни на что, не желало пересматривать условия заключенных ранее с иностранными инвесторами контрактов. В-третьих, на высшем уровне серьезно поставили вопрос о необходимости борьбы с коррупцией, и появились первые крупные дела.

Этиология

Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять истинные причины возникновения Демократического выбора Казахстана (ДВК) и всю подоплеку дальнейших событий. При всей демократической риторике Политической платформы ДВК и множестве содержащихся в ней "почему", она четко указывает на цели главных организаторов движения – передел находящихся в собственности иностранных инвесторов объектов и особый допуск к приватизации новых. Для этого требовалось либо возвращение во власть, либо дезорганизация действующей власти. Идеальное средство (при соответствующих финансовых ресурсах) – организация новых выборов. Желательно повсеместно, поскольку это дает возможность взять под свой контроль большее число регионов, а в перспективе – и всю страну.

Вторая причина еще банальнее. С середины 2001 года власть, понимая, что так дальше продолжаться просто не может, начала борьбу с коррупцией. Причем, судя по всему, взялась она за это дело серьезно и "невзирая на лица". Охота, по образному выражению Имангали Тасмагамбетова, началась "не на воробьев, а на гусей". В панике "гуси" встали на крыло и подались кто куда: кто в бега, кто – поближе к властным структурам, а кто – в "новые демократы". Последним нет бы выждать да помолчать, обоснованно надеясь на индульгенцию. Но нет, то ли грехи были столь велики, что ждать их отпущения было наивно, то ли произошла переоценка собственных сил и недооценка мощи государства, но "новые демократы" решительно ринулись в бой и, коснувшись запретных тем, тем самым нарушили сложившиеся правила игры. Реакция власти последовала незамедлительно.

Однако, начав борьбу с коррупцией "невзирая на лица", государство поставило и себя в сложное положение. По сути, оно начало борьбу с тем явлением, которое единственно и делало монолитным весь государственный аппарат. Парадокс такого явления, как коррупция, заключается не в том, что чиновники берут взятки, а в том, что продажность власти начинает ощущаться как социальное явление: честному человеку некуда податься, его поле деятельности сужается до предела. Коррупция – это сращение государства с преступным миром. И бороться с этим явлением силовыми методами государство просто не может. На место "погибших героев" встают новые. Должна быть создана такая ситуация, когда совершать преступление невыгодно. Должна быть велика угроза разоблачения. А это происходит тогда, когда правонарушитель остается в меньшинстве не только в обществе в целом, но и в своем ближайшем окружении.

Можно с уверенностью сказать, что сегодня в нашем государстве эти условия отсутствуют. Начав "отстрел гусей", власть испугалась собственного радикализма. Слабость власти заключается не в том, что у нее ограничен административный ресурс, а в том, что в ней все повязаны одной веревочкой, поскольку слишком долго она существует в режиме "власть – собственность" и слишком долго представлена одними и теми же фигурантами. Процесс над А. Кажегельдиным отчетливо продемонстрировал обществу, что большинству из проходящих по нему свидетелей место в зале суда на скамье подсудимых, что, по-видимому, власть и намерена реализовать. А это уже не только "гуси", но и более крупная "дичь". И главная дилемма состоит в том, готова ли власть пойти в этом вопросе до конца?

Смелость как "оппозиции" в целом, так и "новых демократов" в особенности, базируется на том, что они прекрасно осознают как сам парадокс власти, так и эту дилемму. Как заявил в одном из своих последних выступлений Петр Своик, "сейчас совершенно не важно, кто ходит или не ходит на митинги, сколько людей на них собиралось, главное, что эти события напрягают сам аппарат, и он начинает шевелиться, и чем больше, тем больше разлагается".

По-видимому, осознается это и аккредитованными в Казахстане дипломатическими миссиями. Иным трудно объяснить их трогательную заботу о Галымжане Жакиянове, граничащую с вмешательством во внутренние дела государства пребывания. Если прокуратурой выписан ордер на арест Жакиянова, то МИД РК нужно не подписывать с соответствующими дипломатами соглашения, а объявлять их персонами нон грата. В противном случае, мы как бы признаемся не только в своей немощности, но и в своей неправоте. Согласитесь, имидж и государства, и власти от этого не выигрывает.

И еще об одном. Последние события показали, что не все у нас ладно с судебной системой и правоприменительными органами. В справедливость правосудия не верят даже те, кто имеет возможность использовать административный ресурс или откупиться. Следовательно, беспредел налицо. Что касается правоприменительных органов, то они продемонстрировали полнейший непрофессионализм. Когда-то на заре независимости Каирбек Сулейменов посетовал, что его ведомство только на 30 процентов укомплектовано профессионалами. За истекшие годы мы наплодили множество юристов, но, поскольку о методах "дознания" ходят легенды, ситуация в лучшую сторону не изменилась. И это тоже один из симптомов болезни.

Лечение

События конца марта – начала апреля – диагноз того, что наше общество больно, но больно не безнадежно, лекарство есть, и пришло время его употребить, не дожидаясь летального исхода. Это лекарство составить нетрудно, его компоненты хорошо известны.

Во-первых, разрушение системы "власть – собственность", что является необходимым условием для окончательного раскрепощения населения; для формирования свободных собственников и свободного рынка; настоящих экономических и правовых отношений; для независимого от политической власти гражданского общества и формирования на этой основе правовой государственности.

Во-вторых, демистификация любых отправлений власти, превращение ее из священнодействия в обычную квалифицированную работу. Для этого необходимо добиваться гласности осуществления власти на всех уровнях и четкой юридической регламентации всех властных функций. Власть должна перестать быть источником привилегий как материальных, так и духовных. Необходимо организационно обеспечивать возможности карьеры, не связанные с выполнением властных функций. Верхние ступени социальной лестницы должны перестать ассоциироваться с властью.

В-третьих, выведение из-под контроля государственной власти всего того, что не связано с обеспечением национальной безопасности.

В-четвертых, срочный капитальный ремонт судебно-правовой системы и всей структуры правоприменительных органов, направленный на повышение в их деятельности профессионализма и упразднение круговой поруки и мздоимства.

В-пятых, в обществах развитой демократии сдерживающим фактором бесконтрольности чиновников, особенно местного уровня, служит развитое гражданское общество. В обществах же переходного типа гражданское общество представляет собой нестройную систему мнений, отражающих неоформленные интересы различных социальных групп, и объективно не может выступать сдерживающим началом чиновному произволу. Эту функцию способно выполнить только само государство, причем, как показывает мировой опыт, либо в лице первого руководителя, либо при создании условий для самоорганизации общества. Думается, что второй путь предпочтительнее, но для этого необходимо одно условие – формирование контрэлиты и ее консолидация на базе объединяющей идеологии или какой-то идеи. Следовательно, вести диалог с обществом и "оппозицией" (какой бы она ни была) не только можно, но и необходимо.

И последнее – всемерная поддержка СМИ, при условии, что их деятельность не вступает в противоречие с интересами национальной безопасности. Возможность гражданина критиковать представителя власти препятствует благоговению перед ней. А это именно то, что необходимо для решения главной задачи – ликвидировать "дефицит определенности" и вернуть доверие народа к государству.