Искандер АМАНЖОЛ

В конце 2001-го мне уже доводилось посещать эту тюрьму. Беседы с заключенными, пережившими бойню в Кала-и-Джанги, врезались в память. Весной этого года, вновь попав в эти места и не застав в Шебергане генерала Дустума, я решил воспользоваться представившимся случаем и встретиться со "старыми знакомыми".

Одни – на волю, другие – в тюрьму

После недолгого ожидания я и мои коллеги, корреспонденты Скотт из "Ньюсуик" и Ян Рыбар из пражской "Днесь", получили в местной управе разрешение на посещение узилища. Там же, в городской администрации, встречаем заместителя начальника тюрьмы Мухаммадкула, знакомого мне по прошлой поездке. Во времена талибов, попав в плен, он отсидел в тюрьме Кандагара 18 месяцев и лишь чудом, благодаря взятке, оказался на свободе. Теперь под его опекой те, кто посадил его под замок. Он и стал нашим гидом. Всю недолгую дорогу до тюрьмы меня преследовала мысль о том, живы ли мои собеседники Сулейман и Заит, о которых я писал в одном из репортажей...

Внешне все по-прежнему. Охранение расположилось по всему периметру с наружной стороны тюрьмы. Обслуживающий персонал и конвоиры, памятуя о мятеже в Кала-и-Джанги, проходят к месту службы без оружия. Получив "добро" от сопровождающего нас начальства, солдат раскрывает перед нами металлические ворота, и мы входим во двор тюрьмы.

По словам Мухаммадкула, если в прошлом году его подопечными были 3200 человек, то сейчас численность арестантов уменьшилась до 2898. На вопрос, неужели за это время столько арестантов умерло, он спокойно отвечает:

- Бывает, конечно, когда заключенные умирают, но следует учесть, что уже прошло три амнистии. (Араб из Иордании, пожелавший остаться неизвестным, говорил мне в декабре 2001-го, что за сутки в тюрьме умирает от одного до трех арестантов. - И.А.) Последняя случилась недавно, о ней объявил глава временной администрации Хамид Карзай на праздновании Новруза в Мазари-Шарифе. Обрели свободу 10 граждан Пакистана и 282 афганских талиба, раскаявшихся в своих прегрешениях и пообещавших не браться больше за оружие.

Из дальнейших пояснений следовало, что в результате двух предыдущих амнистий было освобождено 500 человек, в большинстве своем афганцев. Но поскольку "свято место пусто не бывает", то высвободившиеся места заняли люди, задержанные при зачистках. Теперь в тюремных казематах афганцев нет. Нет и иностранных сторонников "Талибана", остались только пакистанцы.

Талибы оптом и в розницу

Хотелось бы отметить, что, по свидетельству арабского журналиста Джамаля Хуссейна, пленные талибы из разных стран находились не только в тюрьмах, но и в руках некоторых полевых командиров Северного альянса, торгующих сподвижниками муллы Омара оптом и в розницу. Курбаши без огласки приглашают журналистов, в основном из стран Арабского Востока, и предоставляют им возможность побеседовать с их предполагаемыми земляками. Расчет прост: журналистов, желающих бескорыстно помочь своим, позже можно использовать как "посредников", передавая через них родным и близким арестантов "коммерческие" предложения по их освобождению. Попутно их можно использовать для выяснения гражданства задержанных лиц.

Установлена и такса. Иракцы, йеменцы и суданцы идут по "сходной" цене - "всего" по 5 тыс. долл. Египтяне - по 25 тыс. Самыми же дорогими оказываются "волонтеры" из Саудовской Аравии, Кувейта и Объединенных Арабских Эмиратов - от 50 до 100 тыс. долл. Содержатся горемыки в контейнерах, превращающихся под беспощадными лучами афганского солнца в жаровни и душегубки.

Иных уж нет...

Как это ни печально, но приходится констатировать, что в Шеберганской тюрьме нет никого из тех, с кем мне удалось побеседовать во время предыдущей поездки. Нет Заита и Сулеймана, участвовавшего в чеченской кампании, а позднее примкнувшего к талибам. Нет раненого татарина, отца четверых детей, с которым довелось встретиться в тюремном госпитале. (Помнится, в личной беседе он говорил, что, будучи "истинно верующим", собирается перебраться сюда со всей семьей на постоянное место жительства, т.е. стать мухаджиром.) Нет Умара, земляка Заита, тяжело раненного при Кала-и-Джанги. Видимо, это трио и есть Шарипов, Гумаров и Кудаев, на чьей выдаче настаивает Россия. Нет Хафиза Ислама Сайеда, молодого кашмирца, слезно просившего позвонить его матери и брату в город Лахор. Нет и чернобородого командующего корпусом талибов, сверлившего меня исподлобья своим испепеляющим взглядом. Нет бесприютного "скитальца" - иракского диссидента Али Абдул Мутталиба, беспокоившегося о своей возможной депортации на родину, где его ждала неминуемая смерть. Нет раненого таджика, говорившего о том, что лучше повеситься, чем возвратиться в Таджикистан. Нет здесь и нашего земляка из Сарыагашского района Ильхамжона Бозтаева.

Все они сейчас на Кубе. Что с ними будут делать в Гуантанамо - неизвестно. Судить - вряд ли, так как доказать их причастность к тем или иным преступлениям практически невозможно. Содержать их без суда и следствия - тоже. Скорее всего, им основательно промоют мозги, а затем уже вернут восвояси.

Из моих старых знакомых остался лишь кажущийся никогда не унывающим уроженец Равальпинди (Пакистан) - Максуд, чем-то похожий на Пятницу из книжки о Робинзоне Крузо, да и тот за это время изрядно осунулся. В ответ на вопрос, как ему здесь живется, он со смирением в голосе изрекает:

- Наши судьбы в руках Аллаха, и видимо, Всевышний пожелал еще раз проверить стойкость нашей веры. Поэтому мы ежедневно ощущаем этот ад наяву.

По словам Мухаммадкула, таких "номадов поневоле" чуть менее 100 человек. (6 мая ОРТ передало сообщение о том, что в Гуантанамо прибыла новая группа заключенных в количестве 21 человека.) В конце прошлого года представители Красного Креста зарегистрировали их, и все они имели статус военнопленного. Какими критериями руководствовались американские дознаватели, осуществлявшие процедуру отбора, неизвестно. Видимо, лишь ограниченная площадь базы в Гуантанамо не позволяет американцам забрать всех остальных. По словам нашего провожатого, возможно, основанием для отбора стали материалы допросов и знание английского языка.

Все так же нет известий об 11 приверженцах ИДУ, воевавших на стороне "Талибана". По словам начальника Шеберганской тюрьмы Джурабека, они были выданы Узбекистану еще до их регистрации сотрудниками Красного Креста. В свою очередь, по словам представителя IWPR в Узбекистане Галимы Бухарбаевой, Ислам Каримов "какой-либо информацией о месте нахождения этих 11 боевиков Джумы Намангани не располагает". Журналисты предполагают, что они уже давно сгинули в узбекских застенках. Нет арестантов и в Кандагарской тюрьме. По словам губернатора Гуль-ага Шерзая, она практически пуста, в ней содержатся только десять человек из числа местных жителей.

Мученики за идею

Что касается условий содержания, то тут все без изменений. По-прежнему невозможны прогулки заключенных. Единственное изменение, появившееся за это время, - душ, оборудованный тюремными умельцами в железнодорожном контейнере. В день им могут воспользоваться лишь 200 арестантов. Кормят их дважды в день все той же "баландой" - рисовой кашей, сваренной на воде, с вкраплениями моркови. И если подойти к дверям казематов, сквозь разбитые окна которых поступает в помещение воздух, то ощущается густой запах давно не мытых тел. Смрад невыносим. При столь большом скоплении людей в камерах невозможно дышать. Что здесь будет летом, нетрудно представить: мириады мух, духота, невыносимая жара, зловоние.

Полностью отсутствует вентиляция помещений, нет освещения. Все так же нет медикаментов. В рационе питания заключенных отсутствуют витамины, что привело к дистрофии, у многих арестантов выпадают зубы и опухают конечности. Нет хлеба. Судя по всему, деньги, предназначенные для приобретения муки и выпечки лепешек, так и не поступили. Сотрудники Красного Креста, по свидетельству Мухаммадкула, несколько раз небольшими партиями привозили одежду для арестантов и один раз мыло. Из-за отсутствия средств личной гигиены арестанты завшивели. В таких условиях вполне возможна вспышка инфекционных заболеваний - холеры или тифа. На моих глазах нескольких больных арестантов вынесли из тюремного помещения во двор и положили на землю. В их глазах застыла мука.

Глядя на них, задаешься вопросом: выживут ли? Скорее всего, они обречены. Неизвестна и дальнейшая судьба арестантов: Пятницы - Максуда, ходжи Садулло из Белуджистана, Рузи и Лалмамада, уроженцев Лахора, и многих других. Неизвестно и то, что собирается предпринять по поводу своих сограждан пакистанское правительство. Вряд ли президент Первез Мушарраф испытает восторг по поводу их возвращения на родину.

Потрясенный увиденным, сажусь в машину. Посещение тюрьмы повергло моих коллег Яна и Скотта, а они далеко не новички в журналистике и за свой век повидали многое, в шок, и вся обратная дорога до Мазари-Шарифа прошла в гнетущем молчании.