Искандер Аманжол,
корреспондент Института по освещению войны и мира (IWPR)
Кабул – Кандагар – Алматы

Лучи восходящего солнца, причудливо просвечивают сквозь железобетонный остов здания. Это наследие войны, ставшее для меня привычным антуражем за время поездок по Афганистану. Наджибулла Асакзай, корреспондент афганской службы радио "Свобода", оставив меня одного, пошел договариваться с таксистами: и если бы мы пошли вдвоем, то цена за проезд увеличилась бы многократно. Это наша маленькая хитрость. По глубокому убеждению афганцев, все "хариджи" – состоятельные люди и их можно обдирать как липку.

Первые километры дороги асфальтированы, но по мере нашего продвижения вперед рытвины, появляющиеся все чаще, заставляют нашего водителя Ширина съехать с "трассы". И весь дальнейший путь – это проезд по сохранившемуся фрагментами асфальту и проселкам, пролегающим то слева, то справа от дороги. Часто встречаются разрушенные кишлаки. Но по-особенному жизнеутверждающе выглядят по соседству с развалинами новенькие палатки с синими буквами "UN-ООН" наверху. Жители постепенно возвращаются в родные места, откуда их сорвала братоубийственная война.

Дорожные мытарства

Так началась наша поездка в Кандагар – в недавнем прошлом духовную столицу "Талибана". Из всех поездок по Афганистану эта оказалась самой изматывающей. Палящее солнце прожигает ветровое стекло, солнцезащитный козырек и меня вместе с ним. И это весной. Трудно представить, что здесь бывает летом. Сущее пекло. Клубы пыли и черного выхлопного дыма от обгоняемых грузовиков, как ни закрывай окна, все равно проникают в салон нашего автомобиля. Транспорт затейливо разрисован, его борта украшены надписями на английском языке. "King of road" или "Bird of road". Забавным кажется двустишие на борту старенького автобуса, который того и гляди развалится: "In god we trust. Welcome to bus". Чудно смотрятся афганцы, восседающие на дребезжащих от старости мотоциклах, обмотавшиеся платками, прикрывающими нос и нижнюю часть лица.

Все скуднее становится растительность. Нет ни одного деревца или кустика. Это пустыня Карабах. Когда-то здесь была плодородная земля, но из-за интенсивной ее обработки, из-за безжалостной вырубки лесов, из-за того, что козы и овцы съедают все, что хотя бы отдаленно напоминает растительность, – теперь здесь необозримый песчаный ландшафт. Обращает на себя внимание, что по мере приближения к Кандагару все меньше заслонов и блокпостов на дорогах. Вот и древний город Газни – центр одноименной провинции. Здесь покоится прах великого мыслителя средневековья – Абу Райхана Бируни.

Безрадостный пейзаж оживляют разноцветные шатры кочующих пуштунов. Сейчас пора окота, и во время перекочевки на пастбища блеющий молодняк выглядывает из переметных сум. Высоко в небе виден барражирующий американский самолет, кажущийся снизу игрушечным. К нему подлетает другой, но уже значительно больших размеров. Они совершают какие-то маневры в воздухе, и видно, как оба лайнера связывает еле заметная нить. Так осуществляется заправка в воздухе. На въезде в административный центр провинции Забул город Галат справа от дороги виден красивый особняк, находящийся по соседству с новенькой мечетью. По словам водителя, это "скромная обитель" принадлежит командующему армией талибов Абдул Салому Ракити. Он же построил эту мечеть в память о предках, сложивших свои головы в боях с англичанами в 20-х годах прошлого столетия. В настоящее время он выпущен из тюрьмы и находится на свободе.

...Подъезжаем к Кандагару. На въезде в город прямо на дороге видны три сгоревших бензовоза. Это последствия ракетного удара американской авиации. Правда, неизвестно, перевозили ли погибшие в огне водители горючее для техники талибов или везли его на продажу. Чуть дальше видны развалины. Еще совсем недавно здесь находилась военная база талибов. Ковровое бомбометание – и теперь кругом только торчащие в небо куски арматуры и раскрошенный бетон. Тут же, по соседству стоит нетронутой ткацкая фабрика, построенная советскими специалистами. Местные жители говорят, что оборудование увезено в Пакистан. Сами же цеха не повреждены.

И вот мы едем по улицам города. Следует отметить, что, в отличие от северных провинций страны, на юге практически нет разрушений. Скорее всего, талибы, воевавшие на севере, считали себя находящимися на вражеской территории. Да и с этническими меньшинствами, проживающими на юге, они обращались значительно мягче, чем с их соплеменниками на севере. Беседуя с местными хазарейцами, я спросил: не чувствовали ли они себя изгоями во времена правления талибов? К моему удивлению, они отвечали, что подобное ощущение было, однако каких-то дискриминирующих действий по отношению к ним не совершалось.

Правитель Кандагарский

Утром, следуя намеченной Наджибуллой программе, едем к губернаторскому дворцу. На улицах города толпы людей. Выясняется, что сегодня митинг, посвященный городским проблемам. Здесь же я впервые увидел местного губернатора – Гуль-ага Шерзая, одетого в синий двубортный костюм. Губернатор приземист и тучен, но прямо-таки излучает энергию, его многочисленная свита еле поспевает за ним, а он на ходу отдает какие-то указания. Карие глаза слегка навыкате, мясистые губы, крупный нос и иссиня черная борода – все это в совокупности подчеркивает его колоритную внешность. Чувствуется, что он привык властвовать, его распоряжения звучат отрывисто, как военные команды. Складывается впечатление, что он упрям и настойчив в достижении поставленных целей. Впрочем, это, наверное, характерная черта всех военных. Невозможно ожидать чего-либо иного от афганского генерал-полковника. Наджибулла, протиснувшись сквозь сонм приближенных, останавливает его и договаривается об интервью. Получив согласие и условившись о времени встречи, мы остаемся во дворе дворца, где уже собрались тысячи людей.

С трибуны Шерзай говорит о проблемах города: о мздоимстве чиновников, о тайных сборищах талибов, о решениях, принятых городским управлением. Тут же в ходе митинга состоялась процедура награждения. Особо отличившихся военных и штатских поощрили "медалью Шерзая", эскиз которой изготовил он сам. Всего награждено 11 человек. Медаль из чистого золота – металл и расходы по ее изготовлению оплачены также самим Шерзаем. Она большая и довольно увесистая – стоит около 2500 долларов. Губернатор обращается к чиновникам с призывом отказаться от взяток, хотя понимает их трудности: ведь из центра не поступает зарплата. Упоминает и об отсутствии бюджетных ассигнований, а местная казна очень скудна. Предлагает в случае нужды обращаться непосредственно к нему, пообещав никому не отказывать. Объясняет, что пользоваться своим положением и вымогать подношения – это грех, который падет не только на самого взяточника, но и на его потомство до седьмого колена. Делится планами о реконструкции города, сообщает о том, что военная база, находящаяся в центре, в ближайшие дни будет снесена, а на ее месте – разбит городской парк, где горожане смогут прогуливаться или посидеть в ресторанах. Говорит о том, что на днях перевезет семью из Пакистана в Кандагар, и уверен, что если суждено ему погибнуть, то погибнет на своем посту вместе с семьей.

Он извещает талибов, что ему достоверно известно о проводимых подпольных сборищах, и угрожает репрессиями, если они не прекратят свою деятельность. И это его последнее предупреждение. Без опаски говорит, что Карзай не интересуется проблемами юга. Глава правительства еще ни разу не звонил Шерзаю и, стало быть, не владеет информацией об обстановке в регионе. Местное население недовольно им из-за того, что Карзай больше занят налаживанием отношений с лидерами севера. Набирая очки на севере, он стремительно теряет их на юге. Раздражение вызывает и то, что на всех митингах и встречах он говорит на фарси, хотя государственным языком является пушту. Языковые проблемы действительно присутствуют. Пуштунов – 40 процентов от общей численности населения в стране, однако их этническое превосходство утрачивается, и жители фарсиязычных провинций севера – узбеки, большинство которых свободно говорят на фарси, и таджики – закрепят это положение двуязычием. Хекматиар, способный объединить недовольных пуштунов, – самый "болезненный пунктик" Карзая. А это снова война. Была предпринята попытка покушения на Хекматиара, авиация бомбила его убежище в провинции Кунар, в результате погибло несколько человек, однако сам Хекматиар, похоже, остался невредим.

Создается впечатление, что восточная изощренность не для пуштунов. По сравнению с северянами они более открыты и прямолинейны. Это подтверждается речью Шерзая. Губернатор пообещал на свои деньги отреставрировать старинную мечеть "Халька Муборак" ("Радость Народа"), построенную еще первыми афганскими эмирами и находящуюся рядом с дворцом, и это вызывает всеобщее ликование. По словам местных жителей, в этой мечети хранится ценнейшая реликвия – чапан Пророка. Часа через три митинг подходит к концу и народ расходится, чтобы завтра снова прийти на митинг, но уже посвященный возвращению экс-короля Захир-шаха. Так что жизнь в Кандагаре кипит.

Местный колорит

Не прошли мы и мимо базара. Оказывается, в Афганистане самая сложная система мер веса. Судите сами: 4 кг это 1 ман. 1,4 кг – это 2,5 пау, или 1 чарьяк. 10 пау – это 1 ман, и это, оказывается, еще не все. Есть такая мера веса, как 1 мискаль, равная 1 миллиграмму. 24 мискаля – это один хорд. От изобретательности афганцев по части взвешивания у меня потихоньку начинают дымиться мозги. Из беседы с торговцами выяснил что за ввоз импортного товара талибы брали таможенную пошлину, так называемую "малию" – 25 процентов от стоимости товара. Затем платился традиционный "закат" – это одна сороковая от доходов, которая шла мечетям и бедным.

Вообще талибы считали самыми преданными своим идеям "нордическое" крестьянство из провинций Кандагар, Забул и Урузган: именно оттуда они черпали пополнение для своих армий. Талибы понимали, если они призовут, скажем, купца или аптекаря, то он свернет свой бизнес и уедет. А крестьяне никуда не денутся со своей земли-кормилицы. Поэтому в этих провинциях соблюдался закон "джальбуэхзар" – воинская повинность. Служили в армии талибов по полгода. Полгода – в войсках, полгода – дома. Но зажиточные крестьяне, не понимая идей "Талибана", нанимали за деньги людей победнее, в то время как сами оставались в кругу семьи. С такой несправедливостью талибы пытались бороться. Но безрезультатно.

Вместе с тем ратующая за всеобщее равенство верхушка талибов имела банковские счета за границей. Каждый из видных командиров имел по 4 жены, а это в Афганистане дорогое удовольствие. Например, полевой командир, воевавший в провинции Кундуз, заплатил родителям невесты, несусветную, по афганским меркам, сумму – 50 тысяч долларов в качестве калыма. Говорят о том, что разорены музеи. Многие раритеты проданы за границу, и вырученные деньги пополнили банковские счета элиты талибов.

Вообще оценки деятельности талибов порой диаметрально противоположны. От резко негативных до теплых и даже ностальгических. Следует отметить, что здесь почтительно относятся к Хекматиару. За ним еще сохраняется ореол непримиримого борца с "шурави", хотя Шерзай придерживается иной точки зрения.

Была у талибов и своеобразная полиция нравов, так называемая на фарси "амри бель мааруф" или, как ее еще называли местные жители на пушту – "вана хе анальмин кор". Она наблюдала за общественным порядком, наказывая людей ударами розог за стрижку бороды, за нахождение на улицах во время урочного часа намаза. Наджиб показывал мне документ, достойный стать музейным экспонатом: у него имелось личное разрешение муллы Омара на бритье бороды.

Пройдя по центру города, сворачиваем в подворотню. Здесь на территории дровяного склада, в крошечной мазанке живет бывший заместитель разведки "Талибана". Прямо на небольшой веранде смуглый бородач совершает намаз, правда, при этом косит на нас глаза. По завершении намаза пытаемся побеседовать с ним. Но он отказывается. Всего две недели тому назад он вышел из тюрьмы и пока не хочет какими-либо своими действиями вызвать раздражение властей. И только сказал на прощание, что "все, что он делал на этом посту, было направлено на благо Афганистана".

В кабинете муллы Омара

В приемной губернатора нас встречает подтянутый адъютант и просит немного подождать. Воспользовавшись моментом, оглядываю приемную. То, что до недавнего времени эти апартаменты занимал духовный лидер талибов одноглазый мулла Омар, вызывает интерес. Высокие стрельчатые потолки, широченные окна, ковры на полу, резная мебель, портреты на стенах. Это знаменитые афганские эмиры и воеводы, среди них и победитель англичан – некогда легендарный эмир Аманулла. Естественно, портреты появились со сменой обитателя этих помещений. Рядом, в соседних креслах и на диванах, сидят представительные и осанистые мужи. Наджиб объясняет, что это главы гильдий купцов и ремесленников провинции Кандагар.

Вскоре нас приглашают в кабинет. Из-за большого стола навстречу выходит губернатор Шерзай. В ходе интервью он говорит о Хекматиаре, об отношениях с американским и канадским воинским контингентом, расквартированным здесь, в Кандагаре, о трудностях нынешнего периода, о сотрудничестве с региональными лидерами севера, о вмешательстве Ирана во внутренние дела Афганистана, о том, что в конце марта в провинции Фарах были задержаны 12 иранских военнослужащих во главе с генералом. По завершении беседы гостеприимно приглашает нас отужинать с ним, но, сославшись на занятость, мы откланиваемся.

"Вив ле Руа"

С раннего утра потоки людей устремились к губернаторскому дворцу. Улица, прилегающая к дворцу, до отказа забита митингующими. Транспаранты, лозунги, машины, оснащенные громкоговорителями, – все присутствует при этом "вавилонском столпотворении". К машинам подходят ораторы и, взобравшись в кузов, произносят пламенные речи. Народ скандирует: "Мы хотим возвращения Захир-бабы".

Для пуштунов, терпящих поражение в борьбе за этническое первенство в Афганистане, возвращение престарелого монарха – единственная надежда на восстановление символического пуштунского "статус-кво". Судите сами: Хекматиар в подполье, лидеры пуштунских партий Моджадедди и Гейлони пользуются авторитетом, но их влияние не очень велико. Сайяф, не согласный с проамериканской политикой большинства лидеров "Северного альянса", по словам афганцев, покинул страну. Сам же Шерзай еще недотягивает до статуса выразителя чаяний афганских пуштунов. Поэтому все на юге ждут возвращения эмира.

Проникшись атмосферой события, следуем дальше во дворец. Близ ограждения стоят солдаты, завидев нас, расчищают проход. Сразу же подходит сотрудник охраны и извиняющимся тоном просит показать сумки с журналистским снаряжением. В руках он держит зачехленный сканер. Чувствуется, что эта процедура ему крайне неприятна, и он ее осуществляет без должного внимания.

Весь двор дворца также заполнен людьми. В сопровождении уже знакомого охранника проходим на огромную "айван-веранду", в центре которой стоит трибуна. Слева от нее множество кресел, которые занимают пуштунские старейшины и цвет местной аристократии. Преисполненные достоинства и собственной значимости, они чинно проходят на отведенные для них места. Их мимика, движения, величавые жесты свидетельствуют о благородстве и аристократизме. Охрана и присутствующая обслуга с благоговением расступаются, давая им возможность пройти. Справа, на некотором удалении от центра – места для женщин, которые появляются там непосредственно перед самим началом митинга. Примечательно, что ни на одной нет чадры, лишь белоснежные платки, накинутые на голову и прикрывающие шею, оттеняют их смуглую кожу. Наджиб говорит, что это событие – знаковое для всего юга страны, здесь собрались "сливки общества". Тут же наблюдаем картину: начальник провинциального управления образования получает "выволочку" от Шерзая за то, что явился в афганском платье, а не в ставшем уже партикулярным костюме.

Звучит берущая за сердце мелодия песни "Айсли ватан Афганистан де" – "Милая родина Афганистан", и митинг начинается. Собравшийся народ с трепетом внимает речам. У многих в руках плакаты и транспаранты. Один из них на скверном английском языке – "Pre Bush we had rade your lips" – имеет двоякий смысл: от "президент Буш, мы расцелуем тебя в губы" до "президент Буш, мы расквасим тебе губы". Понимай, как хочешь!

Следует особо отметить, что в этом мероприятии приняли участие много видных и авторитетных деятелей из разных регионов страны. Это и делегат от провинции Герат Шердил-хан, и вожди пуштунских племен дуррани, представителем которого является Захир-шах (род махмадзай), Хамид Карзай (род попальзай) и сам губернатор (род баракзай), панчпай, гильчай (или, как пишут у нас, – гильзаи) – Бисмилля-хан, Абдулахад Туроби, Азиз Ахмад Саранволи и многие другие. Среди них один из организаторов митинга, министр сельского хозяйства времен правления короля, участник конференции в Бонне – Азиз Васифи.

Каждый из них по очереди выходил к трибуне, произносил речь и давал клятву обеспечить безопасность королю. При этом особый акцент делался на маршруте прибытия монарха. Вначале Кандагар, а уж затем столица. Шерзай говорит, что они сами могут доставить "великого отца" до Кабула, и во время поездки король будет чувствовать себя, как "почка, обернутая жиром". Тут же была озвучена причина задержки. По словам Шерзая, президент Италии в телефонном разговоре с Бушем выразил сомнения по поводу действенности мер безопасности. Буш якобы, согласившись с приведенными доводами, предложил королю отложить поездку до тех пор, пока не будет гарантий полной безопасности. В заключение своей речи Шерзай пообещал народу "решить этот вопрос в соответствии с его пожеланиями". Обратил внимание на то, что рядом с Шерзаем, облаченным ввиду торжественности события в генеральский мундир, стоят вооруженные пистолетами два американца с одинаково выцветшими бледно-голубыми глазами и переводчик, который дословно переводил им содержание речей.

Паузу между выступлениями ораторов, по афганской традиции, заполняет местный златоуст, с необычайным темпераментом читающий сочиненные экспромтом стихи. Временами, для того чтобы подогреть толпу, он отрывисто произносит лозунги, воодушевляющие митингующих. В конце Шерзай объявил, что "завтра в адрес президента США, специального представителя ООН Лахдара Брахими и Хамида Карзая будет направлено письмо о том, что юг гарантирует полную безопасность Захир-шаху".

Тревоги патриарха

Вечером того же дня мы отправились в двухэтажный особняк на окраине Кандагара. Это дом Азиза Васифи. Охрана, видимо, заранее поставленная в известность, проводила нас на второй этаж в комнату хозяина. Здесь пламенный оратор выглядел как-то по-домашнему уютно, хотя чувствовалось, что он изрядно устал. По-видимому, сказывался, возраст. Привстав с одеял, которыми устлан пол просторной комнаты, он предложил располагаться.

Васифи подтвердил, что возвращение Захир-шаха не состоялось по причинам безопасности. Беспокойство вызывает преклонный возраст монарха. "Он болен, и если мы его потеряем, будет обидно всему народу Афганистана. В Кандагаре ему будет обеспечена стопроцентная безопасность. Мы хотим доказать это людям, удержавшим его от поездки".

На вопрос, как отреагировали региональные лидеры севера на сегодняшнее событие, Васифи ответил, что, по его мнению, никто не против возвращения Захир-шаха. "Все те, кто искренне желает мира Афганистану, не будут возражать. Нет таких полевых командиров и лидеров, кто высказался бы против". Что касается возможностей реставрации монархии в стране, то он, Васифи, считает: прерогатива принятия такого решения принадлежит Лойя Джирге. Заметив при этом, что "соседи" против возвращения короля, так как это приведет к росту роялистских настроений в Иране.

По завершении беседы радушный Васифи предложил отужинать с ним. Приняв приглашение, мы услышали от патриарха рассказ об истории пуштунов, принятии ислама, перипетиях формирования пуштунского этноса. Но и в ходе застолья мы не раз возвращалась к событиям сегодняшнего дня. Васифи сказал: "Народ опасается, что американские миротворцы могут стать оккупантами". Не меньшую озабоченность у него вызывает возможная экономическая экспансия США. Говорил он и о необходимости достижения политического консенсуса всеми сторонами, заинтересованными в мирном урегулировании афганской проблемы. Видя, насколько собеседник утомлен, мы поблагодарили его за гостеприимство и тепло попрощались.