БУРЛЯЩИЙ КАНДАГАР - 2

Афганский домострой

Весь следующий день мы посвятили обработке скопившегося материала, записывали и обменивались впечатлениями, пока они свежи в памяти. И уже за обедом Наджиб предложил осмотреть "ичкари" – внутреннюю половину дома, "зеницу ока" каждого правоверного мусульманина. Естественно, я был польщен предложением своего коллеги. Что ни говори, а это свидетельство доверия. Заручившись согласием матушки Наджиба и Халеда, мы приступили к экскурсии.

Само обиталище выглядит приземистым, возвышаясь над землей всего на полтора метра. Спустившись по лестнице, мы оказались в довольно большом помещении, в котором несколько дверей, ведущих в комнаты. Коридор используется в качестве детской, а для самих супругов отведены отдельные покои. В доме стены полутораметровой толщины, столь же массивен и бетонный пол, застеленный множеством ковров и паласов. Потолок сводчатый, сложен из крупного кирпича. Окна из-за приземистости сооружения небольшие, и в помещении не очень светло. Такой тип строительства выработан веками. Он обеспечивает прохладу в летний зной и тепло в холодные зимы. Имеется и естественная вентиляция в виде отдушин. В каждой комнате необходимый набор мебели: кровати, трюмо, платяные шкафы, тумбочки и кресла. Так что пуштунам совсем не чужд комфорт.

После того как мы вышли во двор, Наджиб, показывая на плоскую крышу, поведал о том, что во время недавних событий на ней собирались установить орудие, для того чтобы выбить засевших поблизости талибов. Однако его матери удалось отговорить вояк от этой затеи, хотя крыша спокойно могла выдержать тяжесть пушки и орудийной прислуги.

Затем очередь дошла до кухни. В ней стоит обычная газовая плита и несколько печей, на которых установлены разнокалиберные казаны. В углу большой "тандыр" для выпечки лаваша. Кстати, газ в махаллю провели во времена правления талибов. Есть в доме и водопровод. И если при талибах воду давали в течение часа всего один раз в сутки, то теперь – два раза. Спозаранку невестки озабочены тем, чтобы заполнить водой все имеющиеся в доме емкости. Кроме водопровода, во дворе есть два колодца.

Оказывается, при строительстве дома был вырыт колодец глубиной семь с половиной метров. Однако с приходом талибов шесть лет назад на землю не пролилось ни одной капли дождя. Сами пуштуны говорят, что их постигла божья кара. Вода ушла. Позже был вырыт еще один колодец, но уже глубиной десять с половиной метров, но и в нем вода была недолго. Засуха – трагедия для пуштунов.

Тут же находится бетонированная площадка, прикрытая от палящего солнца навесом. В утренние и вечерние часы мать и свободные от "наряда по кухне" невестки занимаются рукоделием.

Все бразды правления по ведению домашнего хозяйства, как и положено, сосредоточены в руках матушки Наджиба. Что касается "готовки", то неделю дежурит одна невестка, вторая оказывает ей помощь. И так – все по очереди. Питается семейный клан из общего котла и руководит "финансовыми потоками", конечно, мать, и это не вызывает никаких разногласий и нареканий. Таков домострой у пуштунов.

Постепенно без всяких на то намеков начинаю понимать, что нельзя дольше злоупотреблять гостеприимством хозяев, и сообщаю Наджибу, что мне пора возвращаться в Кабул. Поздно вечером среди прочих попрощаться со мной заходит его сынишка, свободно говоривший на узбекском, пушту и русском языках. Шутя, я ему предлагаю поехать со мной в Алматы. На что он ответил отказом, поскольку не умеет говорить "по-алматински".

Снова дорога

Ранним утром я покидаю гостеприимный кров. Снова тот же "умиротворяющий" пейзаж и та же иссушающая жара, но почему-то переносится она легче, чем было несколько дней назад. На заднем сиденье машины расположились трое пассажиров. Один из них молодой пакистанец Вахидулло, который пробыл в Кандагаре четыре месяца и все это время был в прислугах на американской базе. Теперь, услышав о том, что в аэропорт Баграм, что находится неподалеку от Кабула, часто прилетают иностранцы, хочет наняться в качестве переводчика: благо, он неплохо знает английский язык.

Вынужденная остановка, необходимо подкачать колесо. Вахидулло, осведомившись у водителя о продолжительности остановки, исчез на несколько мгновений и с довольной усмешкой плюхнулся на заднее сиденье. Попросив у меня прикурить, он глубоко затянулся сигаретой, и тут я обратил внимание на необычно приторный запах "табачного" дыма. Как потом сказал Вахидулло, в Афганистане запросто можно купить это зелье, и если во времена талибов им торговали из-под полы и продавали только проверенным покупателям, то теперь им торгуют практически открыто. Упомянул он и о том, что и американские военнослужащие, двое мужчин и две женщины, частенько обращались к нему с просьбой достать "косячок", что для него не составляло особой проблемы.

В этой связи вспоминается беседа с корреспондентом журнала "Штерн" Маркусом Босманом, проехавшим на лошади по всему афганскому Бадахшану и говорившим о том, что опийный мак там не выращивают разве только в резиденции Бурхануддина Раббани.

Уже в провинции Вардак Вахидулло показал место, а вернее, "схрон", где афганские последователи Робин Гуда, поджидают свою добычу. Им оказались траншеи в холме, слева и справа от дороги, но из машины их не видно. Завидев припозднившуюся жертву, рискнувшую ехать в темноте, они выскакивают из укрытия, как "черт из табакерки". Однако судьба их незавидна. По словам заместителя министра обороны генерала Бури Алая, есть специальные войсковые подразделения, в ночное время патрулирующие дороги и при поимке таких грабителей прилюдно без суда и следствия вешающие их на дышлах повозок. Такие акции на грабителей оказывают устрашающее воздействие, и желающих таким образом поправить свое материальное положение становится все меньше и меньше.

Постепенно стемнело, два наших попутчика, не проронившие за всю поездку ни единого слова, вышли из машины в совершенно безлюдной местности, немного не доехав до Кабула. Видимо, на это были причины, так как на въезде в город дорогу преграждал блокпост. Въезжаем уже в объятый Морфеем Кабул.

Так проходит земная слава

В восемь часов, поднявшись на пятый этаж гостиницы, где находился непрезентабельного вида буфет, встретил швейцарскую пару, приехавшую в афганскую столицу для налаживания деловых контактов. Они из фирмы, специализирующейся на торговле полудрагоценными камнями и коврами. Поскольку ковроткачество – традиционное ремесло для афганцев, то интерес к этому региону вполне оправдан. Да и полудрагоценные камни в избытке встречаются в подземных кладовых этой древней страны. Есть лазурит и ценимая на Востоке бирюза. Контрабанда этих камней, впрочем, как и процветающий в этих краях наркобизнес, – прибыльное дело и являлось источником довольно больших денежных поступлений в казну полевых командиров, контролирующих места их добычи.

Выйдя на утреннюю прогулку и пройдясь по залитым солнцем улицам Кабула, обратил внимание на то, что офисы и конторы закрыты. Сегодня пятница, а значит, выходной день. Остановив такси, решил осмотреть достопримечательности Кабула. Их в столице не так много. Одна из них – сад Бабура. Здесь, в Кабуле, находится могила грозного завоевателя – основателя Империи Великих Моголов. Сад оказался в предгорьях, что на окраине города.

Пройдя через ворота, мы оказались на обширном участке земли, ограниченном глиняным забором. На всем лежит печать разрухи. В более или менее сносном состоянии лишь небольшая мечеть с айваном для молебна, да сама мраморная усыпальница неутомимого "вояки", осмелившегося вместе с тремя сотнями былинных витязей покорить Индию. Место успокоения находится на самом верху. Сломана одна из шести секций мраморного обрамления могилы. Треснул угол у надгробной плиты.

Правее стоит здание, построенное, видимо, очень давно. Естественно, ни годы, ни война красоты ему не прибавили. Предположительно оно было высотой с четырехэтажный дом, но теперь от него остался практически только фасад, крыша и перекрытия, балки и полы – все рухнуло. А ведь это сооружение было когда-то дворцом Бабура. Лежащие на земле стволы вековых платанов лишь усугубляют удручающую картину. Некогда звонкая капель фонтанов умолкла.

Ниже своеобразный "годекан", находящийся на зияющем проплешиной газоне, на котором проводятся петушиные бои. Есть тут и тотализатор. Афганцы – азартный народ, и временами ставки делаются нешуточные. Поляна по окружности занята болельщиками. В центре площадки – два владельца, держащих в руках огненно-рыжих бойцовых петухов с мясистыми кроваво-красными гребешками и невероятной длины шпорами. Затем они подбрасывают "гладиаторов" друг на друга. Схватки скоротечны – их тут же разнимают хозяева и показывают арбитру увечья, нанесенные взъерошившими перья петухами. Если повреждения незначительны, то бой продолжается вновь. Снова схватка, и снова осмотр. Все это сопровождается ревом восторга. "Ты смотри, как клюнул в шею, даже горячая кровь цевкой брызнула". Судьба незадачливого петуха незавидна, его ожидает "недолговечное успокоение" в казане.

Быль о генерале Бисмилля

Позади пыльный Кабул, а впереди новые встречи и новые впечатления. Проезжаем Чарикар и Джабаль-ус-Сирадж. Вспоминается встреча с одним из самых близких к Масуду полевым командиром Бисмилля-ханом. В памяти запечатлелся фатализм генерала, свойственный большинству афганцев. Близ веранды, где под сенью виноградника проходила наша беседа, внимание привлекла огромная бомба в два с половиной метра длиной, лежавшая на двух табуретах. Она была необезвреженной. Увидев мои округлившиеся от удивления глаза, генерал смиренно сказал, что "все сущее в воле Аллаха".

По отзывам его подчиненных, это очень жесткий и решительный командир. Строгий апологет дисциплины. Один из его офицеров рассказал о нем байку. В его частях было несколько стареньких вертолетов "Ми-8". Пилоты в большинстве своем – выпускники советских летных училищ. Естественно, за одним из них наблюдалось пристрастие. Любил грешник после полета снять "стресс". Ну а там, где авиация, всегда есть спирт. Неоднократно уличенный Бисмилля-ханом в этом пагубном для правоверных пристрастии, он не раз публично наказывался им. Но как-то во время наступления талибов обстановка на фронте складывалась не лучшим образом. Войска генерала, которым грозило окружение, остро нуждались в огневой поддержке с воздуха. Исправным оказался вертолет только этого "грешника". И он выручил, совершив бесчисленное количество вылетов. После последнего, когда наш герой еле живой от усталости выполз из кабины, его встречал выстроившийся летный состав с генералом во главе. Зазвав заведующего складом, он велел открыть хранилище. Собственноручно выволок флягу спирта и сказал, что с сегодняшнего дня пилоту позволяется после каждого полета отливать себе спирта и "причащаться" сколько душе угодно.

...Постепенно дорога становится круче. И снова мы взбираемся на неприветливый Саланг. Погода начинает портиться. Тучи постепенно наливаются свинцом. Медленно въезжаем в туннель. Один, второй, третий... в следующем наше продвижение застопорилось. Сломавшийся грузовик закупорил все пространство, а ледяные торосы лишили машины возможности совершать какие-либо маневры. После двух часов ожидания тронулись в путь, но проехали немного. Вновь стоим на "приколе". Через пару часов в туннеле уже невозможно дышать – вентиляция отсутствует, а водители из-за холода на Саланге двигатели не выключают. Воздух из-за выхлопных газов стал сизым. Поняв, что так можно и задохнуться, я присоединился к веренице афганцев, прикрывших платками нос и рот и идущих к выходу из туннеля. Преодолев километр по обледенелой дорожке, вышел на свежий воздух отдышаться.

Ночевка в Пул-Хумри

Наконец подъехал пыхтящий от натуги трактор и расчистил туннель от напластований льда, препятствовавших проезду. Потихоньку машины одна за другой стали появляться на свет божий из чрева туннеля. Из одного такого автомобиля меня вдруг окликнули. Это были мои хорошие друзья – советник чешского президента по гуманитарным вопросам Шимон Панек и корреспондент пражской газеты "Днесь" Ян Рыбар. Узнав о том, что я еду в Мазари-Шариф, предложили мне место в своей машине. Поскольку и тот и другой хорошие собеседники, я принял их любезное предложение и, дождавшись своей "микрушки", взял свою сумку и пересел к ним.

Потихоньку спускаемся в долину. По дороге вниз приходится прижиматься ближе к скалам, так как небольшие участки дороги из-за обилия дождей снесены оползнем в долину. Естественно, каких-либо ограждений дороги от пропасти нет и, видимо, никогда не было. Наконец мы внизу. Как это бывает в горах, без сумерек в долину спустилась ночь. После небольшого совещания решили не подвергать себя излишнему риску, доехать до Пул-Хумри и заночевать там. И вот уже мелькают за окном нашего автомобиля знакомые улочки. Остался нерешенным один вопрос: где найти пристанище? Шимон вспомнил о местном жителе, не раз привлекавшемся к участию в работе его гуманитарной организацией People in need. После непродолжительных поисков мы обрели кров, ужин и ночлег.

Снова беседа. Мне припомнился прошлогодний конфликт в Пул-Хумри, очевидцем которого я был. Тогда между отрядом исмаилитов, возглавляемым их лидером Саид-Джафаром Надери, и частями дивизии, расквартированной в этом городе и находящейся под командованием генерала Хайдара, начался бой. Спросил у хозяев, какова нынче обстановка в городе? Выясняется, что местные жители не имеют ничего против семейства Надери, но боятся его возвращения, так как это снова приведет к кровопролитию. "Уж пусть все остается как есть". Видя нашу усталость, хозяева постелили нам, и мы завалились спать. Утром я проснулся от гомона детских голосов. Оказывается, поблизости школа.

С конца марта в Афганистане начался учебный год. Где бы я ни был, везде наблюдал уже ставшей привычной картину с идущими в школу детьми, с весело подпрыгивающими в такт ходьбе ранцами за спиной. Распахнули двери гимназии, школы и лицеи в Мазари-Шарифе, Кандагаре, Кабуле, Пул-Хумри, Шебергане и Балхе. Многие здания в спешном порядке приводятся в порядок. Завозятся школьные доски и иное оборудование. Во многом это заслуга ЮНИСЕФ, АКТЕД и People in need, чьи машины с гуманитарными грузами можно часто встретить на дорогах Афганистана.

Искандер, ты не прав

После завтрака попрощались с радушными хозяевами и тронулись в путь. Через два с половиной часа мы уже в Мазари-Шарифе. Устроившись у Шимона, мы с Яном вышли на прогулку. В центре города встречаем улыбчивых иорданских солдат, охотно согласившихся позировать перед нашими объективами. Здесь они оборудуют госпиталь. Невзирая на мирный род занятий, ходят по городу с оружием. На разбитом "вдребезги" здании установлен плакат с рекламой боди-клуба. Можно видеть многочисленные лавки, торгующие аудио- и видеокассетами. Витрины заставлены коробочками с популярными здесь индийскими и пакистанскими фильмами, украшенные кареокими кинодивами. Зазывалы у харчевен, видя в нас иностранцев, предлагают пиво "Хольстен", на поверку оказавшееся безалкогольным. За три доллара можно купить и водку, которой торгуют из-под полы. Что вызывает безмерное удивление, восхищение и уважение, так это "пронырливость" афганцев – наша родная, махмадовская "казахстанская" водка. Чудеса, да и только. Рассмеявшись, Ян говорит: "Ты, Искандер, утверждаешь, что все перемены в Афганистане проходят без участия Казахстана. Ты совершенно не прав".

Зашли в офис МИДа, где договорились о встрече с генералом Дустумом, назначенной на утро завтрашнего дня. Затем прошлись по антикварным лавкам. Ян купил на память коврик для намаза. Вернувшись в "Шимон-офис", засел за свои путевые заметки. А с утра – мы уже в МИДе, где в числе многих журналистов стали ожидать прибытия Дустума. Через два часа ожидания местный чиновник объявил, что генерал в отъезде, но если у нас есть желание, то скоро будет подан джип, и можно будет встретиться с ним в Шебергане. Решили не отказываться о такой возможности и согласились.

Через час с небольшим мы уже в "вотчине" генерала. Привезли нас в гестхауз, накормили обедом, и тот же чиновник, высказав свое сожаление, сообщил, что генерала в Шебергане уже нет. Он будет с утра в Мазари-Шарифе. В общем, все получилось, как в популярной украинской песенке.

Ян попросил у чиновника разрешения посетить местную тюрьму. Поехав с ним в управу, получили его. Там же я встретил уже знакомого мне заместителя начальника тюрьмы Мухамадкула, когда-то отсидевшего 18 месяцев в кандагарском узилище. Он и стал нашим гидом.

Невзирая на то, что я видел заключенных этой тюрьмы в прошлом году и был готов ко всякому, увиденное вновь, как и в прошлый раз, потрясло меня. Это же чувство испытали и Ян со своими коллегами, которые оказались психологически не готовы к такому "зрелищу". Смрад и зловоние, мухи и вши, вконец заевшие арестантов, отсутствие полноценной пищи и медикаментов привело к тому, что многие из арестантов страдают дистрофией.

Ранним утром встали очень рано, так как Шимон предложил посмотреть заключительный этап их акции – возвращение полутора тысяч семей беженцев в родные кишлаки. Приехав в лагерь, увидели множество людей, готовящихся к отъезду. Вокруг крик, шум, сумятица. Репатрианты бегают со своим немудреным скарбом от одной машины к другой. Тут же бедная старушка с курицей, зажатой под мышкой. Курица оглашенно квохчет. Наконец мытарства старушки закончились, и сев в машину, она кое-как переводит дыхание. Вскоре, после выяснения некоторых недоразумений, колонна машин трогается. Прибыв в район Дара-и-Сув, каждая семья получила по три мешка муки и кухонную утварь от сотрудников People in need. Чуть позже им привезут по три мешка зерна для посева. Шимон рассчитывает на то, что беженцы уже осенью будут способны прокормить себя сами. Жизнь возвращается в заброшенные селения.

Как Ян чуть не стал ренегатом

Посвятив весь следующий день ожиданию Дустума, но так и не дождавшись его, Ян и я приняли решение возвращаться на "большую землю". Купив вожделенный коврик, мы вернулись под сень нашего крова. Вечером состоялись торжественные проводы. С утра Шимон и единственная среди его сотрудников представительница прекрасного, но не слабого духом пола Шарка поехали проводить нас. Договорившись с таксистом, мы тепло попрощались с Шимоном. Затем, расцеловав Шарку в обе щеки, чем "скандализировали" свободой наших нравов афганцев, сели в машину и уже через полтора часа оказались на пограничном посту. Начальник, увидев в руках у Яна свернутый коврик, спросил меня, зачем он ему. Шутя, я ответил, что мой коллега, проникнувшись Востоком, принял твердое решение перейти в ислам. Изумленное местное начальство решило оказать всяческое содействие в воплощении этого, без всякого сомнения, благочестивого намерения Яна в жизнь. Оно предложило не откладывать это важное мероприятие в "долгий ящик" и вызвалось отправить нарочного за муллой и лекарем с ножом, необходимого для совершения некоторого обязательного ритуала. Оглядев высокую фигуру своего коллеги, я сказал начальнику, что ножа "маловато будет". Тут в самый раз будет топорик. Пограничный чин, не выдержав словесного стипльчеза, от души расхохотался. Глядя на недоумевающего Яна, который ничегошеньки не понял из нашей словесной эскапады, он стал вытирать набежавшие от смеха слезы. Отдышавшись, поставил нам в паспорта отметки и махнул рукой: мол, "проваливайте". И вот подхватив пожитки, мы уже идем по Хайратонскому мосту. Вновь после двухнедельного перерыва я слышу глухо раздающиеся шаги. На сопредельной стороне – лишь пограничники и сиротливо стоящая южнокорейская журналистка. Глядя на нее, Ян глубокомысленно изрек: "Кто не успел, тот опоздал". Вот и закончилось очередное путешествие по Афганистану. До новой встречи, Афган. До скорой встречи.

Искандер АМАНЖОЛ,
корреспондент Института по освещению войны и мира (IWPR)
Кандагар – Пул-Хумри – Шеберган – Хайратон – Алматы

№13, 26.06-9.07.2002