ФАЛЬШИВЫЕ ТАДЖИКИ. ОПАСАЙТЕСЬ ПОДДЕЛКИ!
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОГО НИЩЕНСТВА

Москва давно стала столицей профессионального нищенства. Так уж устроен русский человек, что не может он равнодушно пройти мимо сирого и убогого, а уж тем более если возле профпопрошайки копошится замурзанный ребеночек. Все это прекрасно знают те, чьим рабочим местом является тротуар московских улиц. И еще знают они, что главное в их профессии - искусство перевоплощения. То есть изобразить того, кем ты на самом деле не являешься...

На Тверской, возле Центрального телеграфа сидит мужчина "среднеазиатской национальности", а рядом с ним девочка лет четырех. В отличие от гордых кавказцев они чувствуют себя здесь, на чужбине, менее уверенно. Но, оказывается, вполне сносно говорят по-русски. Мужчина с какой-то покорностью стал отвечать на все мои расспросы. Зовут Боймурзо Нормуров, ему 35 лет. В Москве он уже год, приехал из таджикского поселка Джиникель вместе с семьей. Живут они сейчас в палатках где-то в конце Коровинского шоссе. Работал на Черкизовском рынке грузчиком, но денег не получил. И сейчас вот побирается. В день, если верить ему, подают не так много - едва хватает на пять-шесть буханок хлеба.

Способ их нищенства какой-то пассивный. Безмолвно сидят, опустив взгляд на тротуар, выставив перед собой коробочку с мелочью...

Метрах в двухстах от него сидит женщина - Шалма Нормурова. Говорит, что приехала с семьей в Москву два года назад из Душанбе, живут в палатках на Каланчевке, в день собирает попрошайничеством 20 - 30 рублей.

Я не сразу сообразил, что у женщины и мужчины - одинаковые фамилии. Что ж они живут в разных местах?

А вечером узнал, прозвонив соответствующие отделения милиции, что никаких палаточных городков ни на Коровинском шоссе, ни на Каланчевской улице нет.

Представитель таджикского посольства в Москве Халима Хушкадамова о смуглых людях в стеганых халатах на московских улицах отозвалась так:

- Те, с кем вы общались, не таджики. Это - центральноазиатские цыгане. Раньше некоторые из них действительно жили на территории Таджикистана, другие - в Узбекистане. Но жизнь в тех краях стала трудной, прокормить себя попрошайничеством там они уже не могут и теперь кочуют по России, промышляя тем же нищенством.

Я вспомнил недавнюю картинку. Было это верстах в семидесяти от Москвы, в Раменском районе. Люди в ватных стеганых халатах брели по территории дачного кооператива "Гжель" и, деловито стуча в каждую калитку, кричали не то чтобы требовательно, но и не просительно: "Хозайн, поесть дай!"

За день до этого по дачному поселку бродили молдаване. Те спрашивали работу...

- Мы, - рассказывает Халима Хушкадамова, - неоднократно ездили по "точкам" Москвы, где сидят так называемые цыгане-люли, выдающие себя за беженцев, лишенных войной крова, пытались расспрашивать. Никто из "пострадавших" так и не смог назвать ни одного города или села в Таджикистане, где велись боевые действия. Документов, кстати, ни у кого из них не было, хотя война закончилась уже семь лет назад. Таджики работают в Москве на стройках, на рынках, но ни один из них, уверяю вас, не приедет сюда побираться...

Примечательная деталь. Все из так называемых таджикских цыган говорят о том, что убирали у себя дома "до войны" хлопок, словом, работали в сельском хозяйстве. Но стоит задать вопрос, почему не едут куда-нибудь в российскую деревню, где предложат работу и жилье, как выходцы из теплых, но голодных мест, тут же забывают русский язык.

Задерживаемые за бродяжничество, они попадают в московские приемники-распределители, где, помимо установления личности, проходят медицинское обследование и получают трехразовое питание. Дней через десять, после оформления необходимых документов им покупают билеты на поезд, дают, если надо, одежду, снабжают сухим пайком и депортируют из России. Однако, как отметил заместитель начальника УОП ГУВД Москвы Владимир Косарев, многие уроженцы солнечных мест доезжают в лучшем случае лишь до Рязани. А потом возвращаются в Москву...

ДОБЫШЕВ Геннадий
Труд-Советы, №116, июль 2002