"НОВЫЙ ИМПЕРИАЛИЗМ" И БУДУЩЕЕ ЛИБЕРАЛЬНОГО ПОРЯДКА

В одном из номеров американского Newsweek, вышедшем вскоре после сентябрьской трагедии прошлого года, его редактор Ф.Закариа опубликовал статью "Конец конца истории". Ее смысл: под развалинами нью-йоркских небоскребов оказался окончательно погребенным выдвинутый еще в конце 80-х годов и с тех пор неоднократно подвергавшийся критике тезис Фукуямы о вступлении человечества в знаменующую конец истории эпоху торжества либерализма. Варварская атака террористов 11 сентября со всей наглядностью обнаружила, сколь далек еще современный мир от стабильности, базирующейся на почти всеобщем принятии ценностей и принципов либерального порядка. Вместе с тем, сентябрьские события в США не только похоронили (и возможно, надолго) оптимистические надежды на приход эры гладкого развития мира по либерально-демократической стезе. Они послужили толчком к эволюции самой политики современного либерализма.

Ими стимулирован все отчетливее вырисовывающийся сегодня в странах Запада пересмотр ряда основных концепций и принципов, которыми после окончания "холодной войны" цивилизованный мир привык уже руководствоваться в своем понимании миропорядка и в выработке политических решений, необходимых для управления им и обеспечения его нормального функционирования.

В последнее время к национальным государствам, всегда представлявшим собой главный базовый компонент системы международных отношений, добавились внегосударственные международные организации. В этом появлении новых субъектов мировой политики заключена одна из характерных тенденций современной эпохи. Однако сегодня очевидно, что она наполняется неким новым, чрезвычайно опасным содержанием. Роль субъектов мировой политики все отчетливее начинают играть деструктивные наднациональные общественно-политические силы, берущие на вооружение методы неполитической борьбы и стремящиеся навязать мировому сообществу свою волю с помощью угрожающих его безопасности тайных заговоров и террористических акций. Выход этих сил на мировую арену существенно сужает сферу использования политического диалога в качестве средства разрешения международных вопросов, уменьшает возможности компромиссного, дипломатического улаживания конфликтных ситуаций и повышает опасность их сугубо силовых решений.

В то же время появление сил международного терроризма как фактора мировой политики ведет к радикальной переоценке одного из важнейших принципов международных отношений - принципа невмешательства во внутренние дела суверенных государств. Эти дела становятся объектом интереса международного сообщества не только с точки зрения положения здесь с правами человека, но и с точки зрения наличия или отсутствия угроз, исходящих от этого государства внешнему миру. Заявленное Соединенными Штатами после событий 11 сентября и не оспоренное международным сообществом намерение использовать силу против государств, дающих пристанище международным террористам, является красноречивым свидетельством происходящего сегодня пересмотра пределов национального суверенитета отдельного государства. Очевидно, не будет преувеличением предположить, что в процессе такого пересмотра международное сообщество поставит в повестку дня выработку некоего "кодекса правил поведения" суверенного государства, отступление от которых станет основанием для применения против него не только тех или иных экономических и политических санкций, но и мер прямого силового воздействия.

С этой точки зрения чрезвычайно симптоматична позиция одного из представителей высших кругов британской политической элиты - Роберта Купера, советника Тони Блэра по вопросам международной политики и называемого западной прессой "внешнеполитическим гуру". Нашумевшую статью с характерным названием "Почему мы все еще нуждаемся в империях", опубликованную недавно в лондонском Observer, этот высокопоставленный западный политик посвятил обоснованию тезиса о необходимости "нового империализма".

Хаос, вносимый в международную ситуацию странами, принадлежащими к числу, как их называет Купер, "досовременных" (pre-modern), требует, по его убеждению, от Запада, чтобы он взял на себя всю полноту ответственности за обеспечение порядка и стабильности в мире - вплоть до "возврата к применению против таких стран грубых методов прежних эпох, то есть к использованию силы, упреждающих нападений, хитростей и вообще всего, что необходимо для отношений с теми, кто все еще пребывает в мире девятнадцатого века".

Когда наркосиндикаты, преступные или террористические сообщества используют территории "досовременных государств" в качестве своих баз и это превышает пределы терпения цивилизованных стран, вполне оправданной является, как утверждает Купер, политика так называемого "защитного империализма".

Другая особенность постманхэттенского мира заключается в нарастании не только в кругах западного политического истэблишмента, но и в широких слоях общественности потребности в корректировке доминирующей в настоящее время концепции глобализации. Сентябрьские события обратили внимание западного общества на изъяны глобалистской парадигмы, понимаемой как безраздельное торжество принципов либерализма, создающих предпосылки для устранения всяческих экономических, культурных и социальных перегородок, разделяющих мир. В свете этих событий стало достаточно очевидным, что отнюдь не весь мир, не все страны и не все общественные силы готовы к жизни в условиях нынешней парадигмы глобализации. Определенная, и причем немалая часть нашей планеты, мягко говоря, весьма своеобразно понимает и использует новые возможности, открывшиеся в связи с глобализацией и, в частности, в связи с возросшей прозрачностью международных границ.

Усиливающееся недовольство населения в странах Западной Европы такой либеральной парадигмой глобализации явилось, в частности, одной из важнейших причин недавнего электорального успеха, одержанного здесь политиками крайне правого толка. Аналогичные тенденции дают о себе знать и в США, где это недовольство играет на руку ультраконсервативным политикам типа Бухенэна, открыто солидаризирующегося с Ле Пеном и говорящего об утрате цивилизованными странами своей культурной идентичности и близящейся "смерти Запада" под напором мигрантов из стран "третьего мира".

Конечно, в изменениях, происходящих в последнее время в общественных настроениях в странах Запада, неверно было бы усматривать непосредственные признаки возможного прихода "крайне правых" к власти. Эти изменения свидетельствуют скорее о другом: о нарастании волны нового "неоконсерватизма". В отличие от "неоконсерватизма" времен Рональда Рейгана и Маргарет Тэтчер, отразившего стремление к возрождению традиционных западных ценностей индивидуализма и свободной конкуренции, размывавшихся под влиянием настроений социального иждивенчества, сегодняшний "неоконсерватизм" ориентирован на защиту Западом своих ценностей и своей цивилизационной идентичности перед натиском проникающих в "развитый мир" носителей чужеродных культурных и социально-политических стандартов и норм поведения.

Одной из характерных черт нынешнего неоконсервативного тренда становится запрос достаточно массовых слоев населения на пересмотр господствующего в западном мире понимания принципов либеральной демократии с их приоритетом прав и свобод личности. Вообще необходимость определенного переосмысления проблем функционирования западной демократии в контексте новых угроз, создаваемых активизацией международного терроризма, стала ощущаться еще в конце 90-х годов. Характерной в этом отношении была публикация в 1997 г. статьи бывшего директора службы военной разведки и заместителя министра обороны США Джона Дейча, в которой был прямо поставлен вопрос о неизбежности некоторых утрат в сфере "гражданских свобод", которые не могут не возникнуть в связи с борьбой западных обществ против терроризма. В частности, говоря о необходимости ужесточения мер контроля над пребывающими на территории западных государств гражданами из развивающегося мира, Дейч отмечал, что рост террористической угрозы требует от стран "утвердившейся демократии" "пересмотра баланса между защитой индивидуальных свобод и совершенно понятным интересом к тому, что происходит в общинах высокого риска, образуемых выходцами из других стран".

После сентябрьских терактов в США можно говорить о том, что необходимость осуществления таких мер, чреватых известным урезанием гражданских свобод, все отчетливее осознается уже не только представителями соответствующих спецслужб, но и широкими слоями общественности. И дело не в том, что новая общественная ситуация, возникшая после гибели тысяч невинных людей, является не лучшим фоном для беспокойств по поводу соблюдения гражданских прав отдельного человека, а в том, что события 11 сентября обнажили уязвимость демократии и как бы открыли многим глаза на тот факт, что в самих принципах демократического устройства заключены угрозы его выживанию. Думается, что традиционная для западного общества приверженность идеалам гражданских прав окажется под влиянием этих событий потесненной пониманием того, что обеспечение безопасности демократии требует определенного ограничения индивидуальных свобод, усиления мер полицейского контроля и известного отступления от принципов privacy.

Существует, очевидно, и другой - внешнеполитический аспект переосмысления проблем демократии, стимулируемый новой ситуацией в мировой политике. Речь идет о возможном внесении корректив в политику Запада и, в частности, Соединенных Штатов, направленную на поощрение демократических трансформаций авторитарных режимов. Соображения прагматизма могут, например, побудить Запад к пересмотру политики безусловной поддержки тех сил в развивающихся странах, которые выступают за проведение свободных многопартийных выборов. Господствовавшая в последние десятилетия ориентация Соединенных Штатов на всемерное содействие расширению ареала демократии скорее всего уступит место их озабоченности в отношении внешнеполитических последствий демократизации в развивающемся мире.

Первые признаки такой озабоченности появились, например, в общественно-политической мысли США еще в середине 90-х годов. С тех пор некоторые авторитетные представители американского интеллектуального истеблишмента, принадлежащие к направлению так называемого "нового реализма", неоднократно подвергали сомнению разумность и целесообразность (с точки зрения обеспечения национальных интересов США и международной стабильности в целом) стратегии однозначного "поощрения демократизации". Они подчеркивали, что внедрение политических институтов демократии и электоральных процедур в странах Азии, Африки, мусульманского Востока ведет в ряде случаев к опасному обострению политической ситуации в этих регионах, к усилению тенденций хаоса и открывает путь к власти религиозным фанатикам и националистам. Поэтому, утверждали некоторые эксперты, вместо излишне идеологизированного и близорукого подталкивания "сомнительных стран" к скорейшему внедрению атрибутов "электоральной демократии" более разумным для США и международного сообщества было бы "отложить поощрение демократизации" до тех времен, когда в этих странах созреют условия, препятствующие проявлениям массовой активности в формах агрессивного этнического национализма.

В международной ситуации, возникшей после событий 11 сентября, подобные соображения приобретают и новую актуальность, и новое звучание. Стремление к формированию широкой мировой антитеррористической коалиции и максимальному сужению сферы политического господства сил религиозного экстремизма побуждает Соединенные Штаты отказаться от идеологической пристрастности в видении мира и определении приоритетов своей внешней политики. Естественно, очевидно, предположить, что в ближайшем будущем США будут рассматривать в качестве наиболее соответствующей собственным национальным интересам политику поддержки не столько демократических, сколько стабильных, хотя и авторитарных, режимов, не допускающих деятельности деструктивных сил на территории своих стран.

На необходимости именно такого подхода весьма откровенно настаивает сегодня, например, такой авторитетный американский аналитик и публицист как Р.Каплан, подчеркивающий, что демократия в "неразвитых странах" ведет на начальных этапах своего существования скорее всего не к миру, а к появлению политиков-демагогов, оспаривающих друг у друга право на проведение как можно более радикального антиамериканского и антиизраильского курса. И посему, утверждает он, интересам США и всего цивилизованного мирового сообщества больше всего соответствуют "монархии, обеспечивающие сохранение статус-кво, и просвещенные диктатуры", нежели "слабые и нестабильные демократические режимы". Внешнеполитический прагматизм подобного рода усиливается в наши дни не только в США, но и в других странах Запада. Показательными в этом смысле являются, в частности, настроения определенных кругов западноевропейской интеллектуальной элиты. Так, известный английский политолог и философ Дж.Грей признает, что мнение о легитимности лишь либеральных, демократических национальных государств представляет собой "заблуждение конца XX столетия".

Все чаще западные эксперты прогнозируют, что вместо того, чтобы требовать демократизации от таких стран как Пакистан, Египет или Тунис, Запад будет предпочитать "терпеть мягкие диктатуры и различные типы гибридных режимов", доказывающие, что они помогают мировому сообществу в его "новой борьбе". И действительно, реальность постманхэттенского мира свидетельствует, например, о том, что Пакистан, находящийся под контролем авторитарного, но прозападного, поддерживающего антитеррористическую операцию военного режима Первеза Мушаррафа, гораздо лучше согласуется с интересами Запада, неческого волеизъявления попасть под власть исламских фундаменталистов.

Таким образом, в нынешней международной обстановке обнаруживается вероятность того, что критерием, на основе которого будут строиться отношения США и всего западного сообщества с той или иной страной, окажется не характер политического режима этой страны, а степень его способности эффективно контролировать ситуацию в ней и дружественность по отношению к США и их союзникам по борьбе с террористической опасностью.

Григорий ВАЙНШТЕЙН - доктор исторических наук, ведущий научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН

05.07.02