ГОСУДАРСТВО НЕ СКУПИТСЯ НА МЕЛКУЮ БОРЬБУ
Человека делают нелегалом не обстоятельства, а корыстные интересы чиновничьего класса

Человеческое измерение вынужденной миграции всего виднее, наверное, в лагерях беженцев. В палаточных городках все наглядно. Но лагеря где-то далеко, а неприкаянные люди есть везде, где вынужденные переселенцы пытаются начать жизнь заново. Наш разговор с сопредседателем Комитета "Гражданское содействие" Светланой ГАННУШКИНОЙ происходил в Москве, в юридической приемной комитета, где одновременно беседуют с посетителями 4 - 5 юристов, а в коридоре ждут своей очереди еще десятки людей. Прием длится дотемна.

Корр.- Вы защищаете права беженцев и других мигрантов. Какие это права?

С.Г.- Прежде всего, право на получение статуса. Поскольку у них положение особенное по сравнению с другими людьми, они имеют право, чтобы это положение было конституировано. Чтобы они получили статус беженца или вынужденного переселенца, чтобы получили компенсации и т. д. Мы защищаем их социальные права: на медицинское обслуживание, на получение пенсий, на получение образования.

Корр.- Все знают, что у нас в стране социальные права зависят главным образом от наличия или отсутствия регистрации по месту жительства…

С.Г.- Мы вообще боремся с регистрацией в ее нынешнем виде. Мы требуем, чтобы институт прописки, каковой фактически остался в еприкосновенности, был ликвидирован и чтобы возникла регистрация в качестве уведомительного института, как и полагается. Вот этого мы добиваемся постоянно. Если говорить о Москве, где эта проблема стоит наиболее остро, то все вместе общественные организации за последние два года оспорили с десяток документов, и все они судом были признаны противоречащими закону и не подлежащими применению.

Но несмотря на то, что судебная система, в том числе Верховный суд и
Конституционный суд, высказывается однозначно по поводу прописки и всегда придерживается той же точки зрения, что и мы, с этим драконом ничего не делается: ему отрубают голову, и тут же вырастает еще десять. Мы требовали, чтобы признали, что московский мэр постоянно выходит за рамки своей компетенции. Что он делает то, чего делать не должен. Но, к сожалению, нас ни разу не поддержал президент, а ведь если субъекты федерации нарушают конституцию, это дело президента.

Корр.- Президент говорил: нужно, чтобы люди у нас жили, работали…

С.Г. - Президент у нас говорит все. Он приходит к правозащитникам и говорит: вы соль земли, без вас, без гражданского общества ничего не получится. Потом приходит приветствовать прокуроров и им говорит: вы настоящие правозащитники, а не те, кто изображает таковых. На съезде соотечественников он сказал, что мы должны принимать всех, кто хочет жить в России. А через несколько дней едет в Краснодарский край, где творятся безобразия в отношении мигрантов, издаются неправовые документы, людей открыто дискриминируют по национальному
признаку, и все ждут, что он выскажется по этому поводу, а потом оказывается, что он обсуждал с губернатором вопросы посевной…

Корр.- Права беженцев из Чечни чем-нибудь отличаются от прав других беженцев? Почему они мыкаются точно так же, как все?

С.Г. - Практически не отличаются. Дело в том, что в нашем праве нет понятия "внутри перемещенные лица". Поскольку нет соответствующего закона, они не могут получить никакого статуса. А статус вынужденного переселенца дают только русским, потому что считается, что русские покидают Чечню из-за того, что они там в опасности по политическим причинам. На самом деле в Чечне одинаково падали бомбы на головы русским и нерусским. По международным правилам все эти люди
должны получать документы, они не должны дискриминироваться, они не могут быть возвращены насильственно и так далее. Эти принципы были приняты Генеральной Ассамблеей, и Россия подписала их, она даже участвовала в их принятии. Но это все-таки рекомендательные принципы, они не стали частью российского законодательства.

Во многих странах есть внутреннее законодательство на эту тему, и есть такие удивительные страны, где вообще считается, что о гражданах надо заботиться. Тогда бы и закон о вынужденных переселенцах не понадобился. Когда за границей говоришь, что у нас есть закон о вынужденных переселенцах, они спрашивают: зачем? Они ведь и так граждане. А если они граждане, о них должны заботиться. Как бы не так!

Корр.- Сколько у нас таких людей?

С.Г. - Это как судить. Общепризнано в России, в том числе властями, что у нас есть еще ингуши из Пригородного района Осетии, бежавшие в 1993 году. Они до сих пор живут в лагерях, они не могут вернуться, и их насчитывается около 60 тысяч. А из Чечни… Их до конца никто не посчитал, потому что им приходится часто возвращаться… Думаю, тысяч 500.

Вообще известны такие цифры: 580 тысяч покинуло Чечню в эту войну, 450 тысяч в прошлую. Это те, кто получили по принятой тогда форме справку о том, что они в экстренном порядке покинули местожительства. Но кое-кто возвратился. И если в первую войну статус вынужденного переселенца получили 80 с лишним тысяч человек, то во вторую войну - только 12,5 тысяч.

В первую войну отношение было другое. Первая война началась в конце 1994 года, а уже в мае 1995 года были какие-то документы об адресной помощи пострадавшим. Государство считало себя обязанным что-то сделать. И тогда, как вы помните, 70 процентов населения войну не поддерживали. Сейчас пропорция изменилась ровно наоборот, и не было ни одного документа об адресной помощи. Люди не получают
ничего. Их все время пытаются загнать обратно.

Корр. - Как вы оцениваете план от 29 мая о возвращении беженцев из лагерей Ингушетии в Чечню? Какая там ситуация сейчас?

С.Г. - Ситуация ужасная. Людям уже угрожают. Ходят по палаткам и говорят: если не выедете, тут будут зачистки почище, чем в Чечне. Я не верю, что люди поедут добровольно - там смерть каждый день. Ведь нужно же понимать, что если в Чечне дают пенсии, дают детские пособия, предлагают даже материалы для строительства своего дома, то человек отказывается ехать и сидит в этом лагере в Ингушетии – где месяцами не кормили, где абсолютно нечего делать, где протекают палатки, – только по одной причине: из-за отсутствия безопасности. Видимо, это настолько
сильно, что преодолеть невозможно.

Горько и смешно, когда говорят, что люди не едут в Чечню, потому что они привыкли жить на гуманитарной помощи. Посмотрели бы на эту гуманитарную помощь! Когда я была там в марте, началась очередная реорганизация миграционных органов, у нас это просто стихийное бедствие… И в это время Минфин уже передал деньги МВД, а
МВД не знало, как отдать их людям. Люди сидели без еды. Беженцы из лагерей ходили по зеленой части Чечни, собирали черемшу и продавали местным жителям. Хлеб там выдавали раз в три дня.

Корр. - Сейчас на слуху голодовка турок-месхетинцев в Краснодарском крае.

С.Г. - Это еще одна группа внутренне перемещенных лиц. Они (как, кстати, и сумгаитские, и бакинские армяне) бежали, когда еще был Советский Союз, они не пересекали никаких границ. А получилось, что они оказались нелегальными мигрантами. И то, что там сейчас над ними вытворяет губернатор, просто страшно.

Между прочим, когда он говорит о "выдворении" людей за пределы Краснодарского края - вот где сепаратизм. Я никогда не слышала, чтобы Дудаев или Масхадов сказали, что они кого-то выгонят из Чечни. Другое дело, что там просто был правовой беспредел. Но массового выдворения и такой кампании по выселению, как устраивает Ткаченко, не было. Когда выступает руководитель субъекта федерации и говорит, что люди с фамилией на "ян", "швили" и т. д. нам для Краснодарского края не годятся, как к этому относиться?

И этот руководитель субъекта федерации остается на месте, никто его от имени федеральной власти не осуждает, никто не привлекает к ответственности… Это прямое разжигание межнациональной розни.

Было такое время, когда Ставропольский и Краснодарский края шли в тандеме. Говорили, что в Ставрополье тоже напряженно. Потом было решение Конституционного суда, какие-то акты в Ставропольском крае отменили, и стало все спокойно. И довольно долго было спокойно. Теперь они тоже, конечно, пошли вослед. Ну как можно отставать в таком хорошем деле…

Корр.- Насколько здесь силен субъективный фактор? Есть регионы, где проблема мигрантов решается рационально?

С.Г. - Губернатор Савченко в Белгородской области ведет очень разумную политику. Он понимает, что люди - это основное достояние. Что не их кормят, а они кормят. Он приглашает людей, дает им возможность развернуться, дает им возможность жить, дает им регистрацию. Там не смотрят на то, что человек живет в недостроенном доме, там прописывают людей, не оглядываясь на так называемые санитарные нормы. Он понимает, что это все пройдет, что это вынужденная мера. Главное, что люди начинают жить, работать, разворачиваться. И область богатеет.

На самом деле ведь и Москва принимает! То, что Москва не принимает мигрантов, это же фальшь и ложь. Вы посмотрите, что происходит. Кто строит в Москве и Подмосковье? Строят нелегалы. То есть, по сути дела, рабы. Когда-нибудь наказывали работодателей за использование нелегальной рабочей силы? С них берут взятки, это да. Но чтобы по-настоящему наказали – этого я не слышала. Чтобы их заставили заключить с этими людьми договор, чтобы платили им достойную
заработную плату, чтобы платили налоги в бюджет. На самом деле для той же Москвы зарегистрировать этих людей выгодно. Они будут платить за
инфраструктуру, с них можно брать плату за все коммунальные услуги, которыми они пользуются. Дети будут ходить в школу, значит, не будут болтаться на улице, и значит, у нас будет не такая криминогенная обстановка. Нам всем выгодно, чтобы дети получали прививки, чтобы не было эпидемий. На Западе давно уже поняли: людям респектабельным выгодно, чтобы с ними рядом жили такие же респектабельные люди.

А наша система выгодна тем, кому нужен рабский труд, кому нужны униженные, доведенные до отчаяния люди, готовые работать за гроши. И самое ужасное, что эту систему фактически поддерживает государство.

Корр. - Почему чиновники так действуют, в чем их интерес?

С.Г. - У нас, к сожалению, сложилось корпоративное государство. Каждая корпорация действует там и постольку, где и поскольку у нее есть интерес. Мигранты никому не нужны, нет выгоды в том, чтобы ими заниматься, устраивать их жизнь. Думать о том, что у нас демографический кризис и надвигается катастрофа, нужно на уровне государства, а думать некому. На уровне же милиции, которая у нас теперь занимается миграцией, как раз выгодно, чтобы ничего кардинально не менялось. Зачем милиции, например, чтобы менялись правила регистрации? Регистрация в
существующем виде направляет в их карманы потоки нелегальных денег.

Корр. - Одна из ваших посетительниц упомянула, что у кого-то из ее знакомых оспаривают гражданство по суду. Почему это возможно?

С.Г.- Это тот случай, когда человеку отказали в гражданстве по статье 13, то есть по умолчанию, но он через суд добился, чтобы ему все-таки гражданство предоставили. Теперь прокуратура изменила свою точку зрения - у нас ведь все может быть отменено, у нас не бывает окончательного решения, надзор бесконечен, - и прокуратура подала в суд, требуя аннулировать паспорт и гражданство.

Таких дел немного - десятки, может, сотни - и тем не менее… Государство боится прецедента. Хоть у нас не прецедентное право, но есть практика: если в гражданском процессе какой-то факт устанавливается в суде, то его уже не нужно устанавливать второй раз. Если установлено, что некто Абрамян, приехавший в Россию до того, как был принят закон о гражданстве, живет здесь до сих пор и никуда не уезжал, и он признан гражданином России, то это же верно и для Казаряна, и это будет верно для месхетинских турок. Вот из-за чего сыр-бор. Не из-за тридцати, пятидесяти, ста, двухсот человек, а из-за тех тысяч, которые должны были бы пойти им вослед.

Но вообще, у нас государство не скупится на мелкую борьбу с людьми. Оно
крохоборничает…

Любовь ЦУКАНОВА
№ 2955 ОТ 14.07.2002