О ЧЕМ ДУМАЕТ БЕЗМВОЛНОЕ МЕНЬШИНСТВО? МУСУЛЬМАНЕ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЖИЗНИ РОССИИ

Английский писатель и (по всей вероятности) разведчик Грэм Грин был католиком. Именно поэтому почти во всех его романах есть хотя бы один персонаж-католик, иногда больше. Обычно они ведут себя точно так же, как все прочие герои - протестанты или неверующие, - но с одной принципиальной разницей: они существуют в другом мире, где, кроме машин, работы, выпивки, девушек, есть еще рай, ад, вина, искупление, Бог.

То же самое можно сказать о верующих мусульманах. Их образ жизни и мышления до какой-то степени понятен православным и совершенно чужд неверующей части общества. Сколько в России мусульман, точно никто не знает, - называют цифры от 12 до 50 млн. человек. Обычно это просто сумма численности всех тех народов нашей страны, которые традиционно исповедуют ислам. В российской политической жизни на сегодняшний день мусульмане - безмолвное меньшинство. Пресловутый "исламский бум" на 90% пока что сводится к обвинениям в экстремизме или защите от этих обвинений. Вполне вероятно, что, не будь ваххабитов и Чечни, мусульманами в России вообще никто бы не интересовался - не зря многие журналисты в провинции до сих пор считают ислам "экзотической религией", которая является миру не иначе как в сочетании с лязгающими оборотами вроде "джихад", "национальная безопасность", "контртеррористическая операция"

Что же в действительности представляет собой это меньшинство, чего оно хочет, каковы его интересы?

Определить, что такое "мусульманин", не так просто. С одной стороны, существует идентичность "Я мусульманин", за которой ничего, может быть, и нет. Мусульманами считают себя и светские люди, которые ни разу в жизни не были в мечети, не соблюдают ни одного из пищевых запретов и никогда не открывали Коран. Тем не менее они остро чувствуют свое отличие от "русских вообще". Воспринимают себя как мусульман почти 100% "мусульманского населения", намного больше, чем распространена "православная идентичность" у русских (по разным данным, от 65% до 75%). Есть люди "мусульманской национальности", не считающие себя мусульманами (например, православные - татары-кряшены, атеисты и т.д.), но статистически их ничтожно мало.

Однако достоверных данных о том, какой процент из ощущающих себя мусульманами соблюдает предписания своей религии и, тем более, руководствуется исламскими нормами в политической жизни, нет.

Ислам в России - чужой среди своих?
Принципы отношений российского государства с мусульманами менялись не раз. Вплоть до Петра I, пытавшегося создать в России государство европейского типа, политика по отношению к мусульманам сочетала слияние их элиты с верхушкой российского общества, с одной стороны, и медленную насильственную русификацию и христианизацию основной части населения, с другой. Стремление Петра и его последователей сделать империю более однородной привело к тому, что мусульман стали вытеснять из российской политической жизни и вести среди них активную, часто насильственную миссионерскую работу. Более или менее последовательно "исламская политика" стала проводиться только с конца XVIII века, после Указа Екатерины II о создании Оренбургского магометанского духовного собрания (1788), что означало поворот российской имперской политики от подавления мусульман к легитимизации.

Указ имел одно важное следствие - это была попытка сформировать в России официальное исламское духовенство по образу православной церкви, с четкой иерархией, чтобы было понятно, кто кому подчиняется. Собрание во главе с муфтием имело право осуществлять шариатское судопроизводство по гражданским делам, но главной его обязанностью было экзаменовать мулл на право быть официальными служителями культа. После сдачи экзамена документы поступали в Департамент духовных дел иностранных исповеданий МВД - внештатными сотрудниками которого, по большому счету, и были муллы, - и передавались на высочайшее утверждение.

Так появились понятия "указной" и "неуказной" мулла. Было издано распоряжение мулл неуказных вывести "за штат". Это было первое в истории России разделение ислама на мечетный и внемечетный, официальный и неофициальный, что имело важные последствия. Всем, кто по тем или иным причинам не попадал в число указных мулл, - не имел средств доехать до Уфы (хотя собрание называлось Оренбургским, оно находилось в Уфе) или по политическим соображениям не хотел связываться с русской властью, - пришлось перейти к полуподпольной деятельности. Впервые в российском исламе была создана не свойственная ему жесткая иерархия - власть нуждалась в муфтии-"смотрящем", функционере наподобие обер-прокурора Синода, который отвечал бы за действия мусульман и правильное содержание проповедей.

Тем не менее при Екатерине мусульманам предоставлялась большая степень свободы, если они выполняли то, что от них требовалось: не поднимали бунтов, поставляли рекрутов, платили налоги. В XIX столетии все изменилось. Для консервативно-монархической элиты этого времени муфтият в Уфе был уже не средством управления, а опасным орудием сплочения мусульман. Появился страх, что муфтий поднимет мусульман на восстание, и теперь речь шла не просто о муфтии-ответственном, а муфтии, ответственном именно перед ними, муфтии, который давил бы "революционную гадину".

Курс на "встраивание" мусульман в империю сменился политикой духовной русификации. В 1856 году после перевода Восточного разряда из Казанского университета в Петербургский на его месте была создана сеть миссионерских отделений Казанской духовной академии: противомусульманское, противобуддийское, противораскольническое. Лучше всего работало именно противомусульманское, которое разработало целую серию мероприятий по христианизации татар-мусульман, - у истоков ее стоял Николай Иванович Ильминский, переводивший христианские богослужебные книги на татарский язык и пытавшийся создать национальную татарскую православную церковь.

Ильминскому принадлежала идея культуры инородцев, национальной по форме, но православной по содержанию, которая полностью так и не была реализована в царской России. Впервые подобный проект был развернут в полной мере уже при СССР - с той разницей, что содержание предполагалось социалистическое. Даже риторические приемы советской антиисламской пропаганды были очень похожи на доводы православных миссионеров и местами повторяли их дословно.

Вопрос, насколько такая политика оказалась успешной, достаточно сложен. С одной стороны, как справедливо отмечает В.А.Тишков в "Этнографии чеченской войны", в СССР действительно сложился особый суперэтнос, и народы, которые его составили, обрели особые черты. Так, чеченец из России во многом ближе по привычкам, культуре, образу жизни к русскому, чем к чеченцу из Иордании. Однако в целом мусульманские народы, даже интеллигенция, были затронуты этим процессом гораздо меньше, чем славянские, и в том, что касается способа мышления или ценностей, даже очень сильно русифицированные чеченцы вроде Р.Хасбулатова далеки от русских.

Если И.В.Сталин в мусульманском вопросе был до некоторой степени последователем Ильминского и Победоносцева (некоторые места из его работ наводят на мысль, что он использовал труды Ильминского), то к концу существования СССР никакой "мусульманской" внутренней политики уже просто не существовало. С закрытием в 1946 году кафедры кавказоведения в ЛГУ перестала существовать научная школа по Северному Кавказу. Казанская школа, изучавшая народы Поволжья, исчезла еще раньше, вместе с миссионерскими отделениями. В брежневскую эпоху уже не было ни кадров, способных решать национальные проблемы, ни даже понимания того, что не все гладко. Считалось, что мусульманские народы окончательно встроены в советский народ, а религия влияет на них так слабо, что ее можно не принимать во внимание.

Применять сегодня метод Екатерины (государство не вмешивается в дела мусульман, пока те выполняют определенные правила) было бы довольно сложно и чревато непредсказуемыми последствиями, потому что мусульмане уже не механически присоединенный элемент, а часть российского организма, влияющая на состояние целого. Способ Ильминского - культура, национальная по форме, но православная, социалистическая и т.д. по содержанию, - использовать трудно, поскольку нет общероссийской государственной идеи, которую можно было бы сделать тем самым содержанием. Поэтому в политической жизни как-то сам собой оформился временный, тактический принцип "Разделяй и властвуй". В основе его лежит стремление властей иметь надежного муфтия-ответственного, что в условиях раскола российского исламского сообщества на две части - Центральное духовное управление во главе с шейхом Талгатом Таджуддином и Совет муфтиев России во главе с шейхом Равилем Гайнтудином - вылилось в выжидание, кто из двоих победит, "подмяв" под себя больше религиозных общин, и, соответственно, сможет лучше выполнять функции "смотрящего".

Два муфтия - две партии.
Сегодня в России есть две партии, основывающиеся на учении евразийцев: Евразийская партия России Абдул-Вахеда Ниязова и Партия "Евразия" Александра Дугина и Талгата Таджуддина. Как в капле воды, они отражают главные пары противоположностей российского исламского мира сегодня: верховный муфтий Талгат Таджуддин/верховный муфтий Равиль Гайнтудин, "москвичи"/"питерские", традиционализм/светскость, даже Израиль/Палестина. Почти не приходится сомневаться, что обе они были созданы почти одновременно (в апреле-июне 2001 года) как прикрытие для партий по конфессиональному признаку. И та и другая негласно стремились занять место единственного выразителя политической воли мусульманских народов России. По слухам, противостояние поощрялось в Кремле - ожидалось, что победитель будет назначен "ответственным" за политическое поведение российских мусульман и получит солидный кусок государственного пирога.

Этой весной оба движения преобразовались в партии. За прошедший год блестяще начинавшая "Евразия" Дугина, по нашим наблюдениям, сильно сдала позиции. Мы предполагаем, что она постепенно теряет сторонников среди мусульман, без которых нечего рассчитывать ни на прохождение 5%-ного барьера на будущих выборах, ни на благосклонность администрации президента.

За день до преобразовательного съезда "Евразии", который прошел 30 мая этого года, в исламском мире произошел тихий конфликт - значительная часть муфтиев проигнорировала созванную шейхом Талгатом Таджуддином конференцию "Ислам против терроризма". На нее не явились представители Совета муфтиев России и Координационного центра мусульман Северного Кавказа (КЦМСК). Раскол назревал давно. Таджуддина обвиняли в желании "угодить Патриарху. Многие противники верховного муфтия ЦДУМ полагали, что он пытается "сделать из ислама церковь" и установить в ней жесткую централизованную иерархию. Поводом к бойкоту конференции стало интервью Талгата Таджуддина "Газете" от 28 мая 2002 года, где он выступил против массовых обращений русских в ислам, а в ответ на вопрос корреспондента "Вы праздновали Пасху?", ответил: "Конечно! Ведь это и наш праздник... Когда нам говорят: "Христос воскресе!", - мы отвечаем: "Воистину воскресе!" (перепечатка интервью на "Евразии"). Последнее заявление достаточно спорно: мусульмане верят в пришествие Исы (Иисуса) непосредственно перед решающей битвой с дьяволом и Страшным Судом, однако, с точки зрения ислама, он не умирал, а выжил на кресте, был подменен или как-то иначе спасен Богом в последнюю минуту, не говоря уже о том, что мусульмане, безусловно, не признают Христа Сыном Божиим.

Сейчас раскол в исламском сообществе достиг высокого накала: появились слухи, что СМР обвинил Талгата Таджуддина в куфре, то есть "неверии", выходе за рамки ислама. Подобное обвинение - подобие анафемы, с той разницей, что оно не обязательно для всех мусульман; это мнение определенной группы муфтиев, которое можно оспорить. Тем не менее, если обвинение было действительно выдвинуто, это очень серьезно. Таджуддин, в свою очередь, заявил в пресс-центре "Мира новостей", что часть общин, не входящих в ЦДУМ, поддерживает ваххабизм и радикальный исламский фундаментализм, и "пока они не покаялись, соединение с ними неуместно, кощунственно и противозаконно".

Однако с точки зрения политической жизни настоящая проблема в другом. Таджуддину не удалось убедить мусульман, что "Евразия" - это их партия. Прежде всего, в ее партийных документах уже содержится много спорного с точки зрения мусульманина. Так, в своей книге "Евразийский путь как национальная идея" Дугин пишет, что православие - это "религиозный геополитический путь евразийского проекта"; что следует создать "евразийский союз религий" - православия, ислама, буддизма, индуизма, иудаизма, "некоторых локальных архаических культов", - основанный на их координации в вопросе проповеди (!) и развитии "общего евразийского стиля религиозного традиционализма". Таким образом, исламу предлагается занять в "евразийском проекте" второстепенное место - первенство принадлежит православию, - да еще и координировать проповедь с "архаическими культами" (надо полагать, имеется в виду язычество). Для мусульман такие заявления вряд ли приемлемы и, к тому же, бросают тень на Таджуддина.

Кроме того, за год, который прошел со дня учреждения ОПОД "Евразия", не проведено никаких реальных мероприятий в защиту прав российских мусульман, если не считать нескольких конференций. Положению и проблемам мусульман России в последних выпусках газеты "Евразийское обозрение" не посвящена ни одна статья. Зато приветствие преобразовательному съезду "Евразии" направил главный раввин России по версии КЕРООР Адольф Шаевич, к которому сейчас крайне негативно относятся исламские СМИ - из-за резких антипалестинских высказываний и апрельского "Митинга солидарности с народом Израиля" в Москве. Далее, представители "мусульманских народов" составляют в Политсовете "Евразии" 12,5% (4 из 32), а среди руководителей региональных отделений - 19% (12 из 62), причем в таком важном регионе, как Татарстан, оба руководителя регионального отделения - русские. Все это вместе взятое заставляет мусульман думать, что "Евразия" вряд ли будет слишком беспокоиться об их интересах.

На наш взгляд, такое мнение сложилось еще и потому, что взгляды шейха Талгата Таджуддина присущи иной эпохе - эпохе могущественного союзного государства. В этом свете обретают смысл и отказ от прозелитизма - нормальная договоренность двух конфессий, - и шаги навстречу РПЦ, и преобладание русских в руководстве партии, что соответствует их доле в населении России. Но сейчас совершенно другое время, время, когда все российские народности и конфессии чувствуют себя одинаково ущемленными и стремятся занять подобающее им, по их мнению, место в политической жизни. Отсюда и резко негативное восприятие позиции Таджуддина, не предполагающей преобладания мусульман или не-мусульман (интересно, что среди православных "ультрас" Таджуддин подвергся не меньшим нападкам - но уже за стремление "исламизировать" Россию...).

Евразийская партия России (ЕПР) Абдул-Вахеда Ниязова, которую Дугин на недавней пресс-конференции назвал "клоном" и "пиаровской провокацией", сильно отличается от "Евразии", но это отличие не зеркальное. Прежде всего, различны социальные базы двух соперничающих мусульманских структур. Если Талгат Таджуддин ориентирован на "сельский" ислам, то Равиль Гайнутдин, глава СМР, всегда старался поддерживать имидж либерального европеизированного мусульманина, столичного горожанина, "европейца, исповедующего ислам". С географической точки зрения, позиции ЕПР сильны в Татарстане, на Урале и в Сибири, тогда как позиции "Евразии" - в Поволжье (кроме Татарстана) и европейской части России. В крупных городах влияние обеих партий имеют примерно одинаковое. По известности в СМИ Дугин опережает Ниязова в несколько раз, однако в мусульманской среде, где влияние осуществляется через личные каналы, он работать не может.

ЕПР - структура однозначно исламская. В ее программных документах записано, что социальная база партии формируется, в первую очередь, в среде мусульманского населения. В политсовете ЕПР представители мусульманских народов составляют 82%, мусульманами являются и лидеры партии - сибирский татарин Абдул-Вахед Ниязов и чеченец Саламбек Маигов. При этом о религии в программных документах партии говорится очень мало - основное внимание уделяется необходимости интеграционных процессов на постсоветском пространстве, социальным программам, партнерству России со странами третьего мира и т.д.

Обращает на себя внимание пункт о том, что партия "ориентируется на воспроизводство элементов внутрипартийной корпоративности, выражающейся в... оказании членам партии действенной помощи в реализации и защите их экономических интересов...". Действительно, важная часть ЕПР - бизнесмены из регионов, большей частью мусульманского происхождения, которым нужна защита их интересов в столице и которые обычно приводят в партию весь свой коллектив.

В борьбе кремлевских групп ЕПР, по всей вероятности, держит сторону "питерцев" - судя по тому, что она выступает за перевод часть ведомств в Петербург и предлагает объединить российские регионы в несколько крупных. Основная беда партии совсем не та, что у Дугина, - это нехватка русских лидеров и русских рядовых членов. Из-за этого база партии искусственно суживается - ЕПР не скрывает, что ориентируется, в основном, на мусульман, но это партия гораздо более светская и прагматичная, чем дугинская "Евразия", поэтому и православные, и неверующие чувствуют себя в ней неплохо. Пока что главную роль в ЕПР играют выходцы с Северного Кавказа, чем недовольна вторая по величине татарская "фракция". Появление в партии активного русского политического деятеля усилило бы татарскую сторону и привлекло многих русских бизнесменов умеренно левых взглядов - сторонников объединения постсоветского пространства. Возможно, эту проблему призван был решить своим приходом в партию Павел Бородин, недавно выдвинутый на пост лидера ЕПР, однако вряд ли он будет исполнять какие-либо партстроительные функции, кроме формальных, "представительских".

Итак, обе российские партии, ориентированные на мусульман, пока еще в стадии формирования, а исламское сообщество поражено расколом. Между тем, вопросы, которые стоят перед мусульманами России, не из легких. Прежде всего, это физическая и юридическая незащищенность не-славян, особенно с Северного Кавказа. Именно Талгат Таджуддин привлек внимание к этой проблеме раньше прочих исламских деятелей, и во многом его деятельность направлена на утверждение права мусульман жить в стране: ни Татарстан, ни Башкирия, ни Северный Кавказ, ни Сибирь - не заморские земли; мусульмане не чужие в России. В последнее время на ниве защиты прав мусульман активизировался и Совет муфтиев России: было проведено несколько акций протеста в связи с погромами в Москве, сообщается о создании в столице Исламского правозащитного центра и т.д. Тем не менее проблема для мусульман, живущих за пределами "мусульманских регионов" остается актуальной.

Очень серьезный вопрос возникает в связи с продолжающимся конфликтом в Чечне и шире - с потенциальной возможностью конфликта России с какой-либо мусульманской страной. Исламская картина мира, "исламская геополитика", если можно так выразиться, делит мир на два основных блока: дар ал-ислам, территория ислама, и дар ал-харб, территория войны. Промежуточное состояние между ними - дар ас-сулх, территория, в отношении которой заключен договор (это значит, что она не была завоевана, а находится по договору под мусульманской властью или же заключила с исламским государством мирное соглашение). Есть апокрифические сведения, что в 1990-е годы иранские муджтахиды (ученые-богословы, имеющие право выносить самостоятельные решения по вопросам фикха) объявили Россию территорией дар ас-сулх, высказав свое политическое союзничество.

Мусульмане имеют однозначное право защищать с оружием в руках исламскую территорию, если на нее напал враг, пусть даже мусульманин. Например, не подлежало сомнению право жителей Дагестана защищаться от нападения ваххабитов в 1999 году или право киргизской армии воевать с отрядами Джумы Намангани в 2000 и 2002 годах. Недавно Совет муфтиев России вынес фетву (богословско-правовое заключение с точки зрения шариата) о мусульманах, погибших во время Великой Отечественной войны, постановив, что, по исламу, действия нацистов рассматриваются как зулм ("беззаконие", попрание чьих-то прав), поэтому война против них может быть приравнена к джихаду, а человек, погибший на фронте, может считаться шахидом (павшим за веру).

Однако если противник - мусульманское государство, вопрос требует уже шариатских доказательств, а не одних патриотических соображений. Убедительного ответа на вопрос о позиции мусульманина в случае войны России с мусульманским государством нет. Мусульмане уже оказывались перед таким выбором в XIX веке, во время русско-турецких войн, и имперские указные муфтии сделали очень много, чтобы убедить паству сражаться во что бы то ни стало на стороне России. В "Основных положениях социальной программы российских мусульман", изданных Советом муфтиев России в 2001 году, Россия трактуется как дар ас-сулх, а проблема военного конфликта с другими мусульманами вообще обходится молчанием. Нужно учесть, что в России почти нет исламских богословов, которые в полноймере владели бы источниками и всеми материалами, необходимыми для иджтихада (изучение и решение вопросов богословско-правового комплекса). Таким неопределенным положением дел давно и активно пользуются ваххабиты.

Наконец, очень важно то, что наибольшую опасность составляют не проблемы по отдельности, а их комплекс: ощущение собственной физической и правовой незащищенности, страх перед ростом нацизма; внутренний конфликт, связанный с войной в Чечне, который характерен для каждого российского мусульманина, признается он себе в том или нет; националистическая и религиозно-экстремистская пропаганда, убеждающая, что во всем виноваты русские, - все вместе это порождает у многих российских мусульман тяжелую раздвоенность сознания. Во что она выльется, если все останется так, как есть, - сказать невозможно.

Единственное требование, предъявляемое и Советом муфтиев, и ЦДУМ российскому государству, - чтобы оно не нарушало основные религиозные права мусульман. В этом случае власть можно терпеть и выражать свое несогласие с ее решениями только законным путем: даже плохая власть лучше безвластия. Это нормальная суннитская позиция, хотя шииты в подобном случае, возможно, требовали бы исламской революции. Но совсем иначе выглядит отношение к власти внемечетного ислама, заметно активизировавшегося начиная с 1980-х годов (к чему это приводит, видно на примере гражданской войны в Таджикистане). В религиозной сфере тех лет происходило что-то вроде приватизации, ускоренного дележа влияния. Огромная масса населения, имевшая смутноепредставление об исламе, была готова на все что угодно под исламскими лозунгами. Исламские лозунги - вообще очень действенное средство мобилизации, особенно в условиях системного кризиса, его острой формы.

Большая заслуга Талгата Таджуддина в том, что в начале 1990-х ему удалось не допустить политизации ислама в России. Сейчас позиции внемечетного ислама, выступающего за конфронтацию с государством, сильно ослаблены, большинству мусульман они просто неизвестны. Тем не менее опасность есть - с каждым новым поколением молодежи, вступающим в политическую и религиозную жизнь с неясным представлением о том, что такое ислам и как он должен выражаться в политике, позиции экстремистов укрепляются (точно так же, как усиливаются позиции нацистов в русской среде).

Несмотря на то, что в России "мусульманской" политикой занимаются несколько структур, включая администрацию президента, Министерство по делам национальной политики и Центр стратегических исследований Приволжского федерального округа (а также действующий в связке с ним фонд "Ислам в России"), никто не понимает до конца сложных отношений в мусульманской среде, да и не хочет понимать. Государству, как оно считает, нужна простая и понятная структура, иерархическая или не иерархическая, но основанная на официальном, "прозрачном" исламе. В этих условиях все, что происходит вне ДУМов, все, что не "зарегистрировано", становится для власти черным ящиком. Более действенным был бы более сложный для российского государства, в силу его специфики, путь - воспринимать мусульманские структуры как общественные организации, а не как "отделы по мусульманскому воспитанию трудящихся".

Мусульмане, как это ни странно, нуждаются, прежде всего, в развитии светской государственной идеологии, пресловутой гражданской культуры. Это позволило бы добиться минимально необходимого - соблюдения их гражданских прав как верующих людей. Так, государственным праздником, наряду с Пасхой, мог бы стать Курбан-байрам; если на предприятии работает какое-то количество мусульман, они должны иметь возможность молиться на работе, и т.д. Исключительно важно также создать у основной массы населения знания о том, что такое ислам, что такое религия вообще - более половины жителей России остаются, по данным опросов, неверующими или верующими в астральные силы, космические энергии и тому подобное. Пока что мусульманин, да и любой верующий человек, чувствует себя в обществе изгоем, а у общества, в свою очередь, наличие верующих вызывает не менее острый внутренний конфликт. Женщины, которые ходят по улице с открытым животом и без лифчика, смотрят на мусульманок в хиджабе, будто те сбежали из сумасшедшего дома, - и неуютно и тем и другим.

Вторая важная задача - поддерживать исламское просвещение, развивать исламское богословие, воспитывать исламскую элиту. Это нужно для решения богословских проблем, связанных с политикой, например, тех, о которых говорилось выше. Кроме того, степень незнания о своей религии в тех, кто считает себя мусульманами, очень велика. Например, в 1999 или 2000 году в Дагестане где боролись с ваххабитами, был такой случай. Спрашивают у районного начальника, дагестанца, как обстоят дела в его районе. "Вот, - говорит, - раскрыли в одном селе трех ваххабитов. Провели с ними разъяснительную работу. По результатам разъяснительной работы все трое обещали прекратить молиться...". Лучшей питательной среды для тех же ваххабитов нелььзя и представить.

Есть и многое, что нужно делать и что сейчас невозможно по объективным причинам: модернизация экономики северокавказских территорий, для которой нет ни средств, ни реальных организационных возможностей; разработка национальной идеи, масштабного общероссийского политического проекта, куда могли бы встроиться мусульмане. Сейчас и в ближайшие несколько лет эти задачи можно не решать: нынешнее взрослое поколение мусульман в основном дистанцировалось от политики, замкнулось в частной жизни, чтобы избежать внутреннего конфликта. Политически активна пока лишь небольшая часть мусульман. Однако до вступления в политическую жизнь нового поколения (а это происходит уже в подростковом возрасте) осталось не так много времени.

Ярослава ЗАБЕЛЛО - главный редактор журнала "Профи"
11.07.2002