Все на защиту цивилизации!
Василий Аксенов: "Нынешний Восток остро чувствует сейчас свое затяжное отставание от Запада, а потому и испытывает комплекс неполноценности, генерирующий озлобленность и агрессивность".

Константин ЛЕЖАНДР, интервью с Василием АКСЕНОВЫМ (Биарриц - Париж)

----------------------------------------

Василий Аксенов, один из самых читаемых в мире современных русских писателей, перебрался из чопорного Вашингтона в курортный Биарриц - уютный городок на юго-западе Франции. "Поближе к России", - роняет он не то в шутку, не то всерьез. Наверное, все же всерьез. Ведь все его "космополитические" рассуждения - и о глобальных вызовах третьего тысячелетия, и о будущем Запада - начинаются с России. И ею же заканчиваются... В своем новом доме в Биаррице под звук пил и молотков автор "Затоваренной бочкотары" и "Московской саги" дал эксклюзивное интервью "Итогам".

К.Л. - Василий Павлович, почему именно Биарриц?

В.А.- Я обожаю этот город. Может, когда-нибудь напишу о нем. Это город Святой Евгении, у меня совсем рядом с домом - храм, который так и называется Sainte-Eugenie. Евгения Гинзбург - моя мама... В церкви Святой Евгении есть трогательная фигура девушки, которая, как ни странно, напоминает мне молодую маму. Чертами лица... Мистика, да и только!

К.Л. - Но ведь еще год назад вы жили в Америке. В Америке, пережившей кошмар 11 сентября...

В.А.- Это страшная трагедия, которую можно было предвидеть. Бен Ладен - не придумка, а конкретная историческая фигура, и на его деньги все это сделано. Я совсем не против ислама как такового, а против однобокого толкования ислама. Я против того, кто из него делает идеологию. Как только религия превращается в идеологию, ей сразу конец. Нечто подобное происходит с исламом: ведь для попов мусульманских Америка - это главный Сатана. И Россия - тоже Сатана...

К.Л.- ...Но только поменьше!

В.А.- И поближе!.. Вообще ангельский лик ислама - под большим вопросом. Ангел в принципе это женственная фигура. А у мусульман он страшный, бородатый. Не говоря уже про новых исламских "святых": с животами, набитыми динамитом, с окровавленными ножами в руках. Что это за ангел, если он собирается убить как можно больше народу? Что такое эти так называемые шахиды? У меня на них взгляд неортодоксальный и политически некорректный. Я считаю, что все дело тут в наркотических средствах. Шахидов, как фанатиков-ассасинов в Средневековье, готовят с помощью наркотиков. Эти убийцы проходят курс наркотической, фармакологической подготовки.

К.Л.- "Святые", сидящие на игле?

В.А.- Не на игле, а на тщательно подобранном составе снадобий. Показывали недавно по телевизору кадры, снятые в лагере подготовки боевиков в Афганистане накануне взрывов 11 сентября. Так эти ребята сидят кружком на полу, друг другу улыбаются и плывут, плывут... Вижу, знаю. У меня бывали в жизни моменты, когда я наблюдал за наркоманами. Сам-то никогда не "торчал", нет! Но людей видел... Поверьте, все эти исламские фанатики-подрывники - это абсолютно наркотические дела. Таких людей, как они, бесполезно воспитывать, будить в них тщеславие, амбиции... Они уже "ушли", а когда заказчику станет нужно, эти люди озвереют. Что произошло в Сомали? Там все мужики взбесились потому, что нашли листья хат и стали жевать их. Хат - натуральный наркотик - дает ощущение собственной непобедимости. А потом уже сомалийцы не могли остановиться... Они все давно передохли бы с голоду, если бы не американская помощь. Помощь от тех же людей, которых сомалийские мусульмане с энтузиазмом принялись убивать!

К.Л.- Недавно разговаривал с французским коллегой, который работает в горячих точках. Он уверен, что фанатики-шахиды - уходящее явление. Дескать, скоро к власти в исламском мире придет нынешняя мусульманская молодежь, которая хочет только одного: жить по-западному. Согласны с этим?

В.А.- Но ведь шахиды - это тоже представители молодого поколения. Девчонки и мальчишки - красавцы один к одному!.. Нет, тут все сложнее! Нынешний Восток остро чувствует сейчас свое затяжное отставание от Запада, а потому и испытывает комплекс неполноценности, генерирующий озлобленность, агрессивность. Причем разрушать этот "проклятый" Запад слуги ислама пытаются позаимствованными, перекупленными у того же самого Запада средствами, орудиями. Атомная бомба, самолет, газовое оружие были придуманы отнюдь не в мусульманских странах... С помощью "Аль-Каиды" и подобных ей военизированных структур выстраивается целая цепочка террора. По всему миру.

К.Л.- Чечня тоже входит в эту цепочку?

В.А.- Она - часть этого движения. Вход боевиков в Дагестан и взрывы в Москве - это сценарий бен Ладена. Нет сомнения!.. Не так давно я оказался в Америке в доме у одного знакомого, причастного к руководству спецслужбами США. Там был и Збигнев Бжезинский. Зашел разговор о чеченской войне, и мне говорят: "Вы как либерал наверняка осуждаете эту российскую авантюру..." А я поспешил американцев разочаровать. Говорю, что хоть я и либерал, однако придерживаюсь по отношению к терроризму совсем иной точки зрения.

К.Л.- Мочить в сортире?

В.А.- И в нем тоже! Объясню почему. Хронологически считается, что Ренессанс давно кончился. Аж в шестнадцатом веке! Это неверно. Ренессанс, Возрождение человечества, продолжается, мы с вами живем в период Ренессанса. Против него сражаются антиренессансные силы, и с ними необходимо бороться.

К.Л.- О каком Ренессансе вы говорите?

В.А.- Я имею в виду период западного Ренессанса. Возрождения человечества как расцвета западного образа жизни. Это и плюрализм, и толерантность, и капитализм, и век философов... И даже русская революция, начавшаяся с Запада, с его теорий! Только вот Россия, став после Петра частью Запада, зловещим образом выбрала для себя на этом самом Западе самое ужасное - теорию тоталитарного социалистического строя. Ленин вообще не был человеком двадцатого столетия, он являлся представителем девятнадцатого века. И он жутко волновался: чувствовал приход новой, непонятной ему эпохи. Модернистское искусство, наука двадцатого столетия: Кюри уже проводил свои опыты и познавал атом. Происходили перемены кардинального характера, которые бы всю эту дребедень социалистических утопий отбросили к чертовой матери! И сто без малого лет тому назад, после затухания первой русской революции Ленин мучался: конец, его революция не состоится! Но тут ему помогла Первая мировая война, которая отбросила Европу из двадцатого века в предыдущий. Большевистская революция - это реванш девятнадцатого столетия. Реванш всех этих бесов Достоевского. Победа "власти мизерабля"!

К.Л.- Но чем Первая мировая война лучше третьей мировой - некоторые политологи именно так трактуют желание США обрушить свой военный кулак на Ирак (читай: на весь Восток)?! Не окажется ли эта "маленькая победоносная война" тем самым возвратом из двадцать первого века в двадцатый?

В.А.- Бомбежки Ирака, вероятнее всего, не избежать. Но возврата в прошлое - на этот раз не в коммунистической, а в мусульманской упаковке - не произойдет. Саддама слишком не любят все эти шейхи и султаны, которые, по сути дела, уже не являются тиранами. Скажем, король Иордании, он - не тиран. А вот социалистическая партия Баас в Ираке - это тиран! Даже саудовское королевское семейство - набор порядочных монстров - не так страшно, как Саддам. Он уже показал, на что способен, когда проглотил Кувейт и не поперхнулся. Нет, на этот раз, как мне кажется, на Востоке не произойдет взрыва всеобщего арабского возмущения.

К.Л.- То есть вы считаете, что человечество достаточно повзрослело, чтобы вновь не впасть в детство?

В.А.- На мой взгляд, нынешний возраст человечества - это раннее, еще очень раннее детство. Конечно, это только моя гипотеза. Человечество - это Адам. Вся человеческая история - путь Адама. Дорога обратно в Рай... Первоначальный замысел Творца был каким-то другим. Каким? Мы не знаем, это совершенно непостижимо. Мы, люди, результат какого-то гигантского, первоначального вывиха. Итог ломки Идеала. Наше существование, череда поколений, вся человеческая история - это путь от первородного греха. Уйти от него подальше! И дело не в соблазне Адама и Евы. Это не более чем великолепная и великая аллегория, ее придумали, чтобы мы хоть чуточку что-то понимали. По сути же, первородный грех - это в принципе замес кислорода и углерода. Это просто возникновение Времени. А Время - это и есть изгнание из Рая. Пока Время человеческое не кончилось - а оно когда-то непременно кончится! - мы должны пройти путь как можно большего самосовершенствования. Как можно большего удаления от первородного греха. От пожирания плоти. Парадокс в том, что одна живая плоть пожирает другую, такую же живую, - она без этого не может. Откуда у нас вечная идея Рая? Он - метафора Идеала. Все наши религии, наше культурное развитие, литература - все отсюда. И модернистское искусство - отсюда!

К.Л.- В одной из ваших книг вы написали, что Россия может превратиться в великое содружество людей, ведущих разговор с Богом. Но Бог почему-то все еще молчит... Вроде бы и со сталинщиной мы распрощались...

В.А.- Утопическая картина: весь народ ведет разговор с Богом! С Ним беседовать можно только внутренне, каждому - за себя. Мы не можем представить себе, чтобы вся страна говорила с Богом, но очень хорошо способны вообразить всю страну, зажимающую уши перед Богом, - и это уже было на нашей памяти. Всем нам в России предстоит колоссальная работа и не в последнюю очередь - для церкви православной. Я сейчас испытываю большое разочарование ее развитием. При тоталитарном режиме мы автоматически воспринимали церковь как нашего беспрекословного союзника, как наше свободное от партийных догматов будущее. Мое поколение болезненно прошло неофитское очищение. Когда мы все вдруг стали носить крестики. Сейчас же вдруг оказалось: общество освободилось от атеизма, но церковь идет вовсе не в сторону толерантности, всепрощения и гармонии.

К.Л.- Куда же она идет, если не к храму?

В.А.- К сожалению, сейчас Православная церковь вновь пытается формировать схему подчинения людей. Видимо, она еще не чувствует себя окончательно отделенной от государства. Разве не дикость: систематические запреты на въезд в Россию католических священников? Я крещен как православный, но - вообще-то - человек не церковный. Религиозный, экуменический, но не церковный. Имя Бога едино везде. В принципе мне все равно, в какой храм ходить. К ритуалам же принципиально отношусь без особого пиетета. Более того: я - противник ритуала.

К.Л.- Но любой образ жизни в той или иной степени есть ритуал...

В.А.- Но при этом непозволительно делать из ритуала обязательную программу. Иначе Идеал превращается в идола. Во многих вероисповеданиях сегодня происходит замена веры ритуалом. Скажем, в иудаизме. Я два раза бывал в Израиле и говорил им: "Нет, ребята! Так нельзя! Почему верующий человек именно тот, кто в субботу не работает?" Это чепуха, на самом деле. Но происходит отторжение человека от мыслительного, духовного сближения с явлениями - пусть и непонятными! - не мироздания, а вне мироздания. Человека отучают думать.

К.Л.- Несколько лет назад я отправил ребенка летом в православный лагерь. Приехал сына навещать и встретился с батюшкой, присланным в лагерь от Московской патриархии. Разговорились, и он принялся меня корить: "Вам надо меньше думать! Меньше надо задумываться над смыслом жизни, за вас будет думать церковь..."

В.А.- Когда людям внушают, что им вредно думать, это тревожно. В России же с ее рефлексом подчиненности это вдвойне опасно. Когда я уехал на Запад, я познакомился там со многими представителями церкви. Среди них были люди просвещенные, светлые, такие, скажем, как отец Виктор Потапов из Вашингтона. И вдруг я увидел, что они далеко не главные в этой иерархии. Наверху же сидят мрачнейшие старцы. И мрачнейшие они не потому, что старцы. И не потому они старцы, что у них бороды клочковатые. А потому, что они заявляют: есть только одна конфессия истинная в мире - православие. Все остальные (а их, заметьте, триста!) суть ересь! Это говорил владыка Виталий, тогдашний глава Русской православной церкви за рубежом. Церковная тенденция такого же типа существует и в метрополии. Это хуже тоталитаризма.

К.Л.- Звучит пессимистично...

В.А.- Оптимист я или пессимист? Все options по отношению завтрашнего дня России открыты. Страна сейчас в таком состоянии, что все может произойти. Я предпочитаю быть оптимистом потому, что люблю Россию. Германии наступил конец, когда совместилось несовместимое: гитлеровская свастика уложилась на гербе в имперского орла. Трагическим для России станет тот день, когда произойдет совмещение двуглавой романовской птицы с серпом и молотом. Эклектика в символах может быть разрушительной по последствиям. Включил сегодня Си-эн-эн, показывают в телевизоре женщину с улицы, которая на голубом глазу принимается утверждать, будто Дзержинский больше сделал хорошего для страны, чем плохого. Говорят, будто России трудно поставить диагноз. Если памятник вернут, я этот диагноз поставлю: национальная шизофрения. Расщепленное, раздвоенное сознание - это абсолютный симптом шизофрении. Это для страны может кончиться худо. Очень худо.

К.Л.- Вас не попрекали в эмиграции тем, что, дескать, легко любить Россию, проживая за ее пределами?

В.А.- Сколько раз я это слышал! Упрек же несправедливый. В девяностых я по несколько раз в год бывал в России. Существует западный стереотип: в России все плохо, и никогда не будет хорошо. Этому клише подвержена и эмиграция. Когда я, вернувшись из России, говорил в Америке в эмигрантских аудиториях о проявлении в России какого-то оздоровления, мне кричали: "Ты с ума сошел или продался!" И я, если долго не бывал в России, так и начинал думать: "Может, и в самом деле в ней все плохо? Полный развал, бардак!" Но приезжаешь в Россию и видишь людей симпатичных, улыбающихся. Спросишь, как жизнь, тебе в ответ, что все стало лучше. Всего много: хлеба, автомобилей, женщин красивых и элегантных. И преисполняешься оптимизма.

К.Л.- Кажется мне, следующим вашим шагом будет переезд в Россию...

В.А.- Поймите: я - уже в России. У меня в Москве квартира, я приезжаю домой, а не в гостиницу. Сейчас живу между Биаррицем и Москвой. Где буду больше жить, не знаю. Может, в Москве. А в Биарриц приезжать работать, это идеальное место для работы. Здесь воздух чудный, океан. Вот только пристройку к дому сделаю, а то у меня тут кабинета нет.

К.Л.- Раз есть потребность в кабинете, значит, есть и работа... Над чем сейчас работаете, Василий Павлович?

В.А.- Вхожу в роман, в небольшой. Это мой первый исторический роман, по-настоящему глубоко исторический роман. Восемнадцатый век: Екатерина и Вольтер. Я собрал колоссальный материал. 1764 год - два года, как Екатерина захватила власть. В романе будет много неправдоподобностей, но тем не менее я хочу создать такую неправдоподобность в целом, в которую бы читатель поверил. И в этом контексте - идея века Просвещения. И обреченность его, и непобедимость. В принципе именно этот век привел Францию к чудовищным последствиям. Я имею в виду Французскую революцию.

К.Л.- Так что же - и просвещение должно быть дозированным?

В.А.- У меня нет никаких рецептов. Но на определенном этапе своего развития человечество должно пройти через фантасмагорию такого типа.

К.Л.- Фантасмагорию вольтерианства?

В.А.- А вы как думаете? России не хватает сейчас своего Вольтера, который мог бы овладеть всеобщим вниманием, был бы всеми услышан. Вольтер вообще-то не являлся мудрецом в полном смысле этого слова. Он был, говоря современным языком, дизайнером духа. Он создал стиль всей Европы.

К.Л.- Проводить исторические аналогии сейчас в России модно. Многие - от Эдварда Радзинского до Бориса Акунина - пишут на эти темы. И при этом весьма успешно издаются. И даже Владимир Сорокин. Ведь "порнографией" признан именно его "исторический" роман.

В.Л.- Я как-то вижу себя вне контекста нынешней московской литературы и вовсе не жажду расширения моей читательской аудитории. Одну книжку Акунина читал - "Турецкий гамбит". Написано нормально, но ничего особенного. Не был увлечен совсем. Пока читал, придумал концовку, по-моему, лучше... "Голубое сало" я пытался дочитать до конца и, похвастаюсь, почти дочитал. Хотя раньше читал много вещей Сорокина. Мне казалось, что он очень мощно мог бы развиваться. Но в какой-то момент Сорокин прекратил развитие. Стал только на одном приеме крутиться. И все больше у него пошло гадостей, мерзостей разных. Самое омерзительное в "Сале" - это то, что он оскверняет Ахматову. Когда описывает ее как пьяную бабу с волочащимися срамными губами. Николай Гумилев заколол бы за это Сорокина, как крысу. Что происходит? Пошел идиотский, геростратовский комплекс - поразить мир злодейством! Что, больше ничего нельзя придумать? Правда, то, что затеяли "Идущие вместе", - вздор! Убогая возня. Я не понимаю, как можно обвинять Сорокина в распространении порнографии! Все-таки порнография - это соблазн секса. А у Сорокина, как почитаешь о сексе, так этим делом и заниматься больше не хочется.

К.Л.- Вернемся к вашему творчеству. Как идет работа над киноверсией "Московской саги"?

В.А.- С Дмитрием Барщевским, режиссером картины, мы в постоянном контакте. Роль Сталина хотел исполнить Кваша, но в конце концов сошел с пробега. А играть "отца народов" будет его настоящий правнук по фамилии Бурдонский. Я видел куски, отснятые с его участием, - хорош! Проблема в том, что все отобранные актеры слишком высоки для своих ролей. Чисто физически: новое поколение! Скажем, Блюхера, в жизни кривоногого, маленького, играет огромный малый. А вот Берия... Кстати, я Барщевскому предложил: давай, говорю, обреем мне голову, и я сам напялю пенсне и сыграю Лаврентия!

К.Л.- С этим персонажем, чувствуется, у вас особые счеты...

В.А.- Лаврентий - фигура ярчайшая. Берия, по сути, родоначальник перестройки. Он хотел провести ее на тридцать лет раньше Горбачева. Дело в том, что Берия не был большевиком. Он был настоящий бандюга, прикинувшийся большевиком. Тогда как Хрущев, взяв власть, идеологически с места в общем-то не сдвинулся. Ну стало легче дышать, однако "оттепель" в Кремле затеяли ради идеи, ради сохранения коммунизма. А Берия было плевать на коммунизм! Лаврентий ха-а-ател, штоби Савецкий Саюз бил шика-а-арной страной. Это же Берия тогда затеял ликвидировать ГДР, вернуть всех из Сибири, распустить колхозы, партию задвинуть вглубь - пусть она только идеологией занимается, - а власть железной рукой должна осуществлять ЧК.

К.Л.- Василий Павлович, вот вам совсем недавно стукнуло семьдесят. А я смотрю, у вас на самом видном месте баскетбольный мяч...

В.А.- Семьдесят - дата не круглая, а острая: больнее время чувствуешь. А насчет мяча, так я умею играть в баскетбол. И постоянно упражняюсь, один - тут недалеко есть площадка. Я все восстановил, что в юности знал, когда выступал за институтскую команду: броски с двух рук, атаки, обводка... Поверьте: делаю это сегодня гораздо лучше, чем в молодости. Кроме того, занимаюсь йогой: восемь поз. И, конечно, бегаю: минут пятьдесят каждый второй день. Когда на океане отлив, на берегу обнажается такой укатанный песок. Бежать по нему - самое большое наслаждение. И я бегу, бегу в сторону Испании. А потом - обратно, по направлению к России.
№40 за 10.10.2002