М.Лаумулин - Крадущийся дракон, парящий орлан. Китай и США еще подерутся за Центральную Азию 11:10 22.10.2002
Крадущийся дракон, парящий орлан
Китайско-американские отношения находятся сегодня на перепутье. От их характера будет зависеть судьба российско-китайских отношений, Шанхайской огранизации сотрудничества и в целом политика КНР в Центральной Азии
Мурат Лаумулин, Казахстанский институт стратегических исследований Алматы
В конце октября состоится последний, прощальный визит председателя КНР Цзян Цзэминя в Вашингтон. От того, как пройдет этот визит и к каким договоренностям придут уходящий с первого политического плана Цзян и воинственно настроенный Дж. Буш, будет зависеть не только какие отношения сложатся между этими двумя мировыми державами в XXI веке, но и геополитическая обстановка в Азиатско-Тихоокеанском регионе, а возможно, и ситуация в более широком, глобальном контексте. В любом случае будущий характер китайско-американских отношений, так или иначе, затронет геополитику в Центральной Азии.
Сказать, что отношения между США и Китаем за последние полвека были всегда сложными, было бы слишком упрощенно. Эти отношения пережили такие драматические повороты и зигзаги, что впору писать политический детектив. Здесь были союзнические отношения и военные действия, вражда и сотрудничество, торговля и конфронтация, шпионаж и солидарность.
Китай – США: от конфронтации к сотрудничеству и назад
После образования Китайской Народной Республики в 1949 году и исхода американского союзника Гоминьдана на Тайвань отношения между двумя странами оставались крайне враждебными. Два государства практически находились в состоянии войны: в 1950-е годы в Корее и в 1960–1970-е – во Вьетнаме. Коммунистический Китай от полномасштабной войны с Америкой спасало сначала присутствие за спиной в качестве тыла "старшего брата" в лице СССР, а потом, когда Пекин поссорился с Кремлем, – обретение собственного атомного оружия в 1966 году. В начале 1970-х измученный "культурной революцией" и международной изоляцией как со стороны Запада, так и со стороны соцлагеря, Китай неожиданно получил подарок от тогдашнего госсекретаря Генри Киссинджера, который смог убедить президента Никсона и республиканских ястребов, что национальные и геополитические интересы Америки требуют отказаться от конфронтации с КНР и заручиться поддержкой Пекина в противоборстве с Советским Союзом.
Понятно, чем руководствовался Мао, когда принимал Никсона в Пекине: коммунистический Китай вырывался из политической и экономической изоляции, усиливал свои позиции в отношениях с СССР и в целом на международной арене, а лично Мао – в борьбе со своими противниками внутри партии, армии и госаппарата – сторонниками улучшения отношений с Москвой. Но мотивы, которыми руководствовался Белый дом, идя на сближение с коммунистическим Китаем, вызывают сомнения с точки зрения их стратегической дальновидности. Понятно, что Вашингтон получал сильное тактическое преимущество, играя на советско-китайских противоречиях. Но Никсон и Киссинджер уже тогда должны были задуматься, чем для Америки может обернуться заигрывание с Китаем, а тем паче – экономическая помощь "красному гиганту", лежащему по ту сторону Тихого океана, стране с непрерывной тысячелетней имперской традицией. Дважды в своей новейшей истории Америка делала политические шаги, вызванные сиюминутными интересами и имевшими далеко идущие стратеги ческие последствия: первый раз, когда начала поддерживать Китай; второй – когда вскормила и вооружила исламских экстремистов в Афганистане.
Поражает редкостный политический цинизм новоявленных друзей – Никсона и Мао. "Великий кормчий" с легким сердцем пожертвовал своим ближайшим союзником – Вьетнамом, который вел героическую борьбу с "бумажным тигром", как за пятнадцать лет до этого Мао обзывал американский империализм. Никсон принес на алтарь китайско-американского сближения своего союзника – гоминьдановский Тайвань, официального наследника Синьхайской революции и демократических идеалов Сунь Ятсена. Но по-настоящему воспользоваться экономическими плодами своего сближения с США и Западом Китаю удалось только после 1978 года, когда стартовали рыночные реформы Дэн Сяопина и страна начала открываться для западных инвестиций и технологий. 1980-е были воистину золотым веком для китайско-американских отношений и экономического подъема КНР. А США смогли обеспечить себе геостратегический тыл и сосредоточиться на разгроме "империи зла" – Советского Союза.
Отрезвление в Вашингтоне пришло после событий на площади Тяньаньмэнь весной 1989-го. Оказалось, что коммунистическое руководство Китая не намерено, подобно Горбачеву, играть в демократию, проявлять мягкость и идти на уступки, когда речь идет о национальных интересах страны. Более того, Пекин ради сохранения внутренней стабильности в стране был готов пойти на конфронтацию с США и всем Западом. В Вашингтоне к этому не были готовы. Из своего опыта с Германией и Японией, которые из разряда противников эволюционировали в послушных союзников, Соединенные Штаты рассчитывали, что путем демократизации и рыночных реформ им удастся изменить и политическую систему континентального Китая. Но этого не произошло.
В 1990-е годы политические (но не экономические) отношения между США и КНР носят настороженный характер. Долгое время Клинтон избегал посещать Пекин. В то же время Китай по максимуму использовал свои преимущества, которые возникли после геополитического землетрясения, вызванного исчезновением СССР. Более того, Китай перешел в наступление, угрожал Тайваню и даже вмешивался во внутренние дела США, финансируя через подставные фонды предвыборную кампанию демократов в 1996 году. Однако к середине 1990-х наиболее дальновидные американские аналитики и политики уже чувствовали, откуда для Америки в наступающем столетии может исходить грядущий геополитический вызов. Впервые об этом открыто написал в 1997 году американский журналист Росс Монро в книге "Предстоящий конфликт с Китаем" ("Красный рассвет"). Хотя книга и носила спекулятивный характер, она ясно указывала вектор развития, по которому могли идти американо-китайские отношения, – конфронтация, вызванная претензиями Пекина на великодержавность и подкрепленная экономической и военной мощью Китая, которую прозевал в свое время Белый дом. Повод для столкновения был всегда под рукой – Тайвань.
Геополитическая неопределенность
В последние пять лет отношения между США и КНР развиваются в условиях геополитической неопределенности, вызванной неясностью намерений обеих сторон и их будущими геополитическими ролями. Появление американских баз в Центральной Азии не способствовало исчезновению этой неопределенности, скорее, наоборот. Точнее, для Вашингтона его собственная роль не вызывает сомнений (США – мировой лидер и гарант "геополитического плюрализма", по Бжезинскому). Кстати, последний немало сделал, чтобы у американского политического истеблишмента сложилось впечатление, что в будущем Китай – это все-таки партнер, а не соперник. В Пекине также мучительно бьются над тем, какую формулу стратегического партнерства предложить Америке с тем, чтобы не пожертвовать своими национальными интересами. В этом контексте визит Цзян Цзэминя должен, с одной стороны, закрыть эпоху неопределенности, а с другой – открыть новому поколению китайских политиков возможности для эффективного и равноправного, последнее особенно важно для П екина, диалога с Вашингтоном.
Помимо тайваньской проблемы в последние годы точек напряженности между двумя государствами хватало. Китай крайне болезненно отнесся к ракетному удару (по-видимому, нечаянному) американской авиации по своему посольству в Белграде. Ответом на этот инцидент с китайской стороны, помимо невиданной со времен 50-х годов антиамериканской кампании внутри страны, стали широкомасштабные военно-морские маневры НОАК в августе 1999 года. Эти события омрачили двусторонние отношения в последние годы президентства Клинтона. С приходом к власти Буша-младшего в апреле 2001 года произошел новый, болезненный уже для американцев инцидент с их самолетом-разведчиком, который китайцы заставили приземлиться и фактически подвергли аресту, хотя он находился в международном воздушном пространстве. Этот случай продемонстрировал Вашингтону пределы давления на Китай.
В принципе, причины охлаждения китайско-американских отношений в 90-е годы объясняются легко: исчезло противостояние между США и СССР, которое было фундаментом прежнего стратегического альянса между Вашингтоном и Пекином. Проще говоря, Китай утратил для США свою востребованность. В этих условиях Пекин начал искать новую формулу отношений между двумя странами. Китайским руководством была разработана теория, рассчитанная не только на внешнее потребление, но и, вероятно, для поддержания собственных иллюзий, теория о взаимном дополнении китайской и американской экономик. При помощи этой теории Пекин предполагал подвести американцев к мысли, что США должны быть заинтересованы в полномасштабном сотрудничестве с Китаем.
Как отмечает специалист в области отношений между Западом и Востоком профессор Сюэ Угу, "по иронии судьбы китайско-американские отношения вступили в полосу кризиса именно в тот момент, когда все больше американского капитала инвестируется в Китай, и все больше китайских товаров продается в Америке". Например, в 2000 году дефицит американской торговли с Китаем достиг 84 млрд. долл., в 2001-м – 100 млрд. долл. Но именно этот фактор (рост экономического значения КНР) и является в сущности раздражающим для США, ставя под вопрос доминирующие позиции Америки в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Ребус противоракетной обороны
Пекину, несмотря на длительный опыт и собственную "восточную хитрость", в современных условиях сложно однозначно трактовать прихотливую политику Вашингтона. Но некоторые действия США Китаем понимаются как вполне определенные враждебные сигналы. В первую очередь речь идет о программе Национальной противовоздушной обороны (НПРО). Если абстрагироваться от ее конкретной составляющей в виде ТПРО (театра противоракетной обороны), нацеленной на защиту Тайваня и однозначно представляющей угрозу китайским амбициям в отношении силового восстановления своего суверенитета над островом, то в целом НПРО носит враждебный для Пекина характер. Стратеги НОАК прекрасно понимают: несмотря на то, что НПРО является нарушением советско-американского Договора по ПРО от 1972 года и бросает вызов России, на самом деле она ставит под вопрос эффективность китайского ракетно-стратегического потенциала сдерживания.
Для России, по-прежнему остающейся ядерной сверхдержавой, и ее стратегического арсенала американская НПРО не представляет серьезного препятствия в случае принятия решения о нанесении массированного ракетно-ядерного удара. Но НПРО США легко справится со скромным ракетным потенциалом Китая. Тем самым перечеркивается возможность участия Китая в равноправном стратегическом диалоге с США и, следовательно, ставятся под вопрос китайские амбиции – разговаривать с Америкой на равных в качестве сравнимой по мощи ядерной державы. Таким образом, дело идет к нейтрализации китайских межконтинентальных ракет, что в основании разрушает всю стратегию безопасности КНР, построенной на принципе устрашения (малым ракетно-ядерным арсеналом создавать угрозу неприемлемого ущерба). Но если в практической плоскости задаться вопросом, зачем Китаю необходима доктрина "ракетного устрашения Соединенных Штатов", то напрашивается однозначный ответ: для предотвращения вмешательства Америки в конфликт. Но в конфликт Китая с кем?
Тайваньский узел
Единственно возможный ответ на этот вопрос лежит по ту сторону Тайваньского пролива. Проблема "Китайской Республики", как до сих пор официально именует себя тайбэйский режим, подчеркивая свою преемственность с государством, основанным великим Сунь Ятсеном, представляет собой клубок парадоксов, и чем дальше, тем более неразрешимой она выглядит. В подходе к Тайваню и Вашингтон, и Пекин демонстрируют взаимное лицемерие и двойной стандарт. Как отмечалось выше, в 1972 году США пожертвовали Тайванем ради улучшения отношений с КНР и признали принцип "единого Китая". Для Пекина это автоматически означало, что их новые американские друзья в ближайшем будущем прекратят поддерживать мятежный остров, и тот, как созревший плод, сам упадет к ним в руки.
Но прошло тридцать лет, а этого до сих пор не случилось. Более того, в критических ситуациях, как это было в 1996 году в ходе беспрецедентных военных маневров Китая близ Тайваня, Америка была вынуждена вмешаться и отправить свой флот в Тайваньский пролив для защиты непризнанного союзника. Единственное, что позволяют себе в Вашингтоне, чтобы окончательно не рассориться с Китаем, так это стыдливо "случайно" встречаться с тайваньскими лидерами где-нибудь в Белом доме или в Калифорнии. Все это, конечно, вызывает очередной протест со стороны Пекина, но ситуация каждый раз повторяется с периодичностью в четыре года, то есть с приходом в Белый дом нового хозяина.
Раздражение Пекина вызывают и процессы, происходящие в самом Тайване. Это радикальный и необратимый процесс демократизации, который пережил Тайбэй в последние годы. Следует отметить, что хотя КПК и Гоминьдан враждовали, по своему характеру и форме это были режимы-близнецы. Как и компартия, Гоминьдан создал на Тайване жестко централизованную систему управления во главе со своим Центральным комитетом. После выборов в декабре 2001 года, в результате которых к власти пришла демократическая коалиция во главе с Демократической партией прогресса, стремление к независимости (прежде Гоминьдан теоретически не отрицал принцип воссоединения с материковым Китаем) стало лозунгом нового режима. Поскольку ДПП не скрывала своих сепаратистских устремлений в ходе предвыборной кампании, это означало, что большинство тайваньских избирателей всерьез задумывается о провозглашении независимости Тайваня и видят в США гаранта реализации этих ожиданий. И это объяснимо, поскольку на острове выросло уже второе поколени е, для которого "Большой Китай" является в лучшем случае абстракцией, а в худшем – ассоциируется с жестким и тоталитарным режимом.
Для Пекина перспектива утраты Тайваня означает, что на проекте "воссоздания Великого Китая" можно поставить крест. А это означает, что крест придется ставить и на планах превращения Китая в господствующую экономическую и геополитическую силу в АТР и Азии. Поэтому в доктрине безопасности КНР сценарий провозглашения Тайванем независимости рассматривается как угроза национальной безопасности и приравнивается к его попытке приобрести ядерное оружие, что в свою очередь дает Пекину право на силовое вмешательство. Чем это может обернуться с учетом американских военно-политических обязательств и гарантий перед Тайбэем для мировой стабильности, можно только с ужасом представить.
Саммит "дракона и орлана"
К визиту Цзян Цзэминя в Вашингтон обе стороны приближаются с большим грузом взаимных претензий и проблем, хотя налицо и взаимные позитивные шаги. Так, для Вашингтона приятным сюрпризом была быстрая и безусловная поддержка Пекином антитеррористической операции в Афганистане, а также готовность Китая и дальше сотрудничать с США в этой области (разрешение на создание антитеррористического бюро ФБР в Пекине). Но вот то, что произошло дальше, стало в свою очередь неприятным сюрпризом для Пекина: США разместили свои военные базы в Центральной Азии.
До настоящего времени Китай выдерживает по этому поводу стратегическую паузу. В качестве ответного шага Соединенные Штаты объявили Исламское движение Восточного Туркестана террористической организацией. Правда, по некоторым сведениям, почему-то после этого различные уйгурские центры начали перебираться из Европы в Америку.
Китаю не нравятся такие новшества в американской политике, как военное сотрудничество с Индией, которое в последнее время начало набирать обороты, и препятствия, которые Вашингтон чинит на пути военного сотрудничества КНР с Израилем. Не устраивает Пекин и американская политика на Корейском полуострове, укрепляющееся военно-стратегическое партнерство с Японией, политика в отношении Ирана и Ирака, а также постоянная критика соблюдения прав человека в КНР. Но иракский вопрос остается последним крупным козырем Пекина в игре с США: в обмен на стратегическое партнерство с Вашингтоном китайская сторона может поддержать при голосовании в Совбезе ООН операцию США против Саддама или, по крайней мере, сохранить нейтралитет.
Как считают некоторые аналитики, у китайского руководства нет единой точки зрения на будущие отношения с США. Но его прагматичная часть отдает себе отчет, что конфронтация с Соединенными Штатами может поставить под вопрос модернизацию Китая. Поэтому Китаю как воздух необходимы стабильные, но в то же время равноправные отношения с США. Этого от Пекина требуют, с одной стороны, его возросший экономический потенциал и претензии на великодержавность, а с другой – серьезные социально-демографические реалии и предстоящая политическая трансформация. Не исключено, что ради добрых отношений с Америкой Китай сможет пожертвовать своими связями с Россией, но вряд ли – своим, пока ограниченным, влиянием в Центральной Азии.
Китайско-американские отношения находятся сегодня на перепутье. От их характера будет зависеть политика Китая в Центральной Азии, судьба ШОС и российско-китайских отношений. И хотя Пекин пока внешне спокойно относится к фактору американского присутствия в Центральной Азии, стратегическая ценность американских военных баз в Узбекистане и Киргизии может оказаться доказаной практически, если события в Тайваньском проливе примут острый характер.
А пока, если это уместно, китайско-американские отношения можно сравнить с поведением столь любимых председателем Мао фигур и образов в виде животных. Великий кормчий любил когда-то сравнивать свою страну с мудрой обезьяной, которая с горы наблюдает, как в долине дерутся между собой два тигра. Но прошло время, и обезьяна сама превратилась в молодого и сильного дракона, который вышел из долины и осторожно крадется вдоль берега, наблюдая, как над ним в высоте парит высокомерный американский орел. Североамериканский орлан парит над просторами АТР, зорко осматривая свои прежние владения, чтобы никто не мог бросить вызов его могуществу. Но в китайской мифологии дракон тоже умел летать. №20(82) 16 - 29 октября 2002
|