И.Мильштейн - Туркменбаши надо остановить сейчас 00:07 15.01.2003
Равнодушие, с которым мир отнесся к чудовищным событиям в Туркменистане, шокирует не меньше, чем сами эти события Илья Мильштейн
Человек, сидевший перед телекамерой на фоне белой стены, мертвыми глазами глядел на зрителей и рассказывал удивительные вещи. О том, какой он, бывший вице-премьер правительства Туркмении Борис Шихмурадов, закоренелый преступник и злодей. Про то, как вместе с подельниками создавал преступную группировку "для дестабилизации обстановки в Туркмении, подрыва конституционного строя и совершения покушения на президента". И о том, как они, "проживая в России, занимались употреблением наркотиков и в состоянии опьянения вербовали наемников для совершения террористического акта..." Завершая свое выступление, человек с мертвыми глазами почти не сбиваясь говорил, что Сапармурат Туркменбаши - это дар небес народу Туркменистана.
Привет из рейхстага
Такова была картинка, новогодний подарок президента Ниязова своему населению и всему человечеству. Видеозапись, которую в течение дня крутили по местному ТВ. А день спустя, 30 декабря, прозвучал приговор: Борис Шихмурадов был осужден на 25 лет лишения свободы "за подготовку государственного переворота". Но прошел еще час, и Народный совет Туркмении, приняв спецпоправку, приговорил подсудимого и других "заговорщиков" к пожизненному заключению. И в тех же кадрах бушевала массовка, которая требовала смерти "предателям родины".
Картинка впечатляла.
За месяц до того, когда в центре Ашхабада случилось широко разрекламированное покушение на лучшего друга всех туркмен, еще не было так страшно. Скорее, смешно. Особенно в тот момент, когда официальный Ашхабад договорился до того, что обвинил российское начальство в покровительстве террору, приравняв его к бен Ладену. Читая такое, русскоязычный читатель мучился, не понимая, что происходит в далекой азиатской стране.
Проще всего было недоумевать. Ибо Туркмения - закрытое государство сталинского типа, основанное на культе личности любимого вождя и полном подавлении гражданских свобод. Этот дикий реликт, возникший на территории бывшей советской республики, соединяет в себе столько узнаваемых черт из нашей, немецкой, китайской истории, а также северокорейской текущей действительности, что просто диву даешься. Однако вспоминая историю, мы поначалу лишь поражались самому факту покушения: как-то оно не принято в подобных государствах.
Поджечь рейхстаг и обвинить политических противников, убить Кирова и перестрелять полсъезда ВКП(б) - это запросто, здесь традиции богатые. Но чтобы в таком государстве, в электронном XXI столетии с его тотальной прослушкой кто-нибудь сумел организовать теракт, да еще оказался со своим КамАЗом на правительственной трассе, - это было как-то слишком.
И оттого преобладала тревога. Особенно при чтении первых новостей из царства Ниязова, где, по сведениям правозащитников, уже было задержано около сотни врагов народа, причем людей арестовывали вместе с семьями и даже с маленькими детьми (!). И в это верилось сразу, без того, чтобы ожидать подтверждений из двух независимых источников, ибо родная история - вот она, в книжках и семейных преданиях, а чужая реальность - тоже перед глазами, в информационных сводках из Туркменистана последних лет, во всей красе параноидального диктаторского режима - с переименованием даже месяцев года в честь вождя и с картинками, где на каждой площади - по Ниязову, и в каждой газетной строке - по молитве во имя и во славу его.
Все познается в сравнении
Становилось ясно, что период накопления власти кончился; началась эпоха массовых репрессий. И опять, как у нас, у немцев, у китайцев, у корейцев, главные враги - за границей, в эмиграции, в предательской разлуке с Родиной. И пора готовить спецотряд с зонтиками и ледорубами...
Впрочем, возникала и надежда. Это когда из солнечной Туркмении мы возвращались мыслями на Родину свою, и мысли эти были эгоистичны. Ведь что спасало нас в брежневские годы, посреди сонной одури застоя и безнадежной тоски? Передачи албанского радио на русском да журнал "Корея" с нарядными страницами, где коммунизм калибра "чучхе" подавался к нашему столу с такими изысками, что мы прямо помирали от хохота, и хари членов политбюро, и Дзержинский на площади казались такими добрыми и родными! Похоже было на то, что и тогдашние вожди наши, изнемогавшие в борьбе с китайской угрозой, понемногу пропитывались антикоммунистическим духом и дозревали до перестройки. Вместе с нами, еле выжившими после приступов смеха.
И вот, благодушествовали мы, нечто подобное происходит и теперь, в эпоху путинскую с ее хозяйственными спорами вокруг свободы слова и битвами при Поправках к закону о СМИ. Слава Богу, не перевелись еще за границей мальчики для демократического битья. До сих пор имелись путешественник Ким Чен Ир, парализовавший наших дураков и наши дороги, и Лукашенко с его петушиными наскоками на дорогого Владимира Владимировича. Власть, оттягиваясь на батьке, сама ощущала себя демократической, да и мы, глядя на нее, радовались, что не при Лукашенке живем.
Теперь к этому обнадеживающему списку прибавлялся Ниязов, заговоривший с кремлевским руководством в таком стиле и с такими угрожающими раскатами в голосе, каких мы не слышали от Лукашенко даже в последней стадии раздражения. И было пока еще малоинтересно, решил ли Туркменбаши идти по следам Буша, подключаясь к контртеррористической операции, дабы решить личные внутриполитические проблемы, или имеет в виду что-нибудь другое. Важно было, что он (устами некоего Дурдыева, начальника отдела международной информации своего аппарата) указал на российский след: мол, чуть ли не в Кремле есть люди, организовавшие теракт. И российские элиты уже откликались с подобающим возмущением и гневом. Это было забавно: боремся с Басаевым, а сами, вишь, туркменского президента хотели замочить... И это было чрезвычайно полезно в воспитательных целях: вот, элиты, как будем жить, если твердой поступью и широкими колоннами двинемся в политическое средневековье. Ибо дурной пример не столько заразителен, сколько поучителен.
"Никто меня не пытал"
Но даже в страшном сне, даже обогащенные воспоминаниями о собственной истории 30-х годов минувшего века, мы еще не могли предположить, куда повернется туркменский сюжет и чем кончится таинственная история с маловразумительным покушением на ашхабадского фюрера. Угрозы в адрес России, высылка узбекского посла, даже первые аресты в Туркмении, вызывая сильнейшую тревогу, еще не пробуждали ужаса. Вероятно, схожие чувства испытывал и Борис Шихмурадов, когда, спасая от репрессий родню, он поспешил на Родину сдаваться властям и переубеждать Ниязова, с которым когда-то вполне нормально работал. Он поехал разговаривать, искать компромисс, вести диалог. И тут же, спустя пару дней, оказался у белой стены перед телекамерой, и, глядя на него, мы могли лишь догадываться, как он прожил дома эти бесконечные первые часы. Что с ним делали: кололи наркотики, били, пытали?
Собственно говоря, ничего нового в Туркмении не происходит. Это давний исторический парадокс: чем прочнее власть тирана, тем острее он проникается чувством личной уязвимости, хотя никаких серьезных причин для этого нет - враги раздавлены, народ ликует... Беда лишь в том, что сроки жизни и власти вождя ограничены, и неосознанный страх смерти вгоняет его в панику, и все кажется мало: памятников, славословий, казненных врагов. Такая паническая жесткокость владела и нашим Грозным Иваном, и Мао Цзедуном, и стареющим тов. Сталиным. Теперь в этот опасный возраст входит Ниязов.
...Человек с мертвыми глазами, явно считывая текст с монитора, говорил долго, и каждое слово его, и запредельная усталось в голосе, и то усилие, с каким он произносил свой жуткий монолог, кричали в уши зрителям: не верьте мне, я лгу, я оговариваю себя! Но речь длилась, и текст неровными кусками, как содранная кожа, ложился на ленты информационных агентств. "Никто не пытал меня... я признаю свою вину... замолить такой грех невозможно... мы мафия, среди нас нет ни одного нормального человека, мы все ничтожества..." Экран гас, и оставалось лишь хвататься за голову, вспоминая это кино или перечитывая свидетельства родственников тех, кого в эти дни в туркменском "министерстве правды" склоняли к чистосердечным признаниям. Вспоминая речь Шихмурадова, безоговорочно верилось в то, что в туркменских тюрьмах пытают, отбивают почки, подвешивают на дыбе, а туркменские чекисты гоняются за своими подследственными даже в Москве. И те аналогии с нашим 37-м годом, что сразу же приходили на ум и российским, и западным политикам, казались банальными. И удивление, если не более сильные чувства, вызывали не эти скучные исторические сравнения, а то равнодушие, с каким отнесся мир к чудовищным событиям в Туркменистане.
В самом деле, покуда цивилизация годами разбирается с Саддамом и его багдадскими тайнами, покуда Запад, агукая и строя козу, пытается перевоспитать северокорейских товарищей, в цветущей азиатской республике, под благодетельным южным солнцем выросли такие цветочки, что глохнет человеческий словарь. Юный сталинистский режим топчет свой народ и политическую оппозицию, при этом готов воевать чуть не со всем миром - а мир спит и лишь слегка недоумевает. Родственники арестованных "заговорщиков" бросаются за помощью к представительнице ООН в Ашхабаде по имени Катрин Ирвич и слышат в ответ: "Это не мое дело!" Госдеп США, слегка пробуждаясь к жизни, робко высказывает озабоченность - и тут же получает "асимметричный ответ" от главных редакторов вольнолюбивых туркменских изданий. Европейские парламентарии бьют тревогу - Ашхабад даже и не снисходит до ответа. Россия, чуть поморщившись, вспоминает про туркменский газ и вообще никаких чувств не выражает.
Можно понять Ниязова. Безумный садист или параноик, он выбрал точное время и удачный способ окончательно расправиться со своими врагами и разгромить в стране последние остатки оппозиции. Он выбрал удачную эпоху. Эпоху тотальной контртеррористической операции, когда мир настолько погружен в свои проблемы и страхи, что просто не в состоянии адекватно реагировать на самые недвусмысленные события. Должно быть, подыгрывая этим настроениям, туркменские спецслужбы первоначально сообщали о том, что среди покушавшихся на Ниязова были чеченцы... Но вскоре чеченцы исчезли, и мир увидел Шихмурадова.
Потом, годы спустя, когда уже будет поздно и Туркменбаши либо его наследнички начнут шантажировать соседей сибирской язвой или простой ядерной бомбой, про эту страну придется вспомнить, как сегодня вспоминаем про Ирак или КНДР. И, корчась от головной боли, мучительно решать, что делать с этим удивительным государством: подкармливать, чтобы не слишком шалило, изолировать, инспектировать, вводить войска... Хотя куда дешевле было бы всерьез заняться им сегодня, пока туркменбашизм еще только оперяется, пробует силы, встает на ноги. Но у мира слишком много других забот, и человек на фоне белой стены уже забыт, и голос его стерся из памяти, и видеозапись пылится в архиве.
|