Владимир Владимирович Мао

Марк ЗАВАДСКИЙ

Популярность российского президента в Китае определяется всего одним, но очень существенным фактором. На татами Путин сможет, если захочет, легко уложить весь постоянный комитет ЦК КПК одним фирменным президентским приемом. Это понятно любому китайцу с первого взгляда.

Неизменная любовь к Мао Цзэдуну в Китае вызывает удивление у многих китайских демократов. Казалось бы, культурную революцию разоблачили, реформы открытости провели, капиталистические отношения даже внедрили практически повсеместно, а народ все равно любит своего первого председателя как никакого другого. Во время антиамериканских демонстраций 1999 года после бомбежки китайского посольства в Белграде одним из наиболее частых лозунгов, звучавших из толпы, был "Да здравствует Мао Цзэдун!". Людей, которые кричали про товарища Мао, правда, быстро вычисляли компетентные товарищи в одинаковом штатском и на следующие "стихийные" митинги уже не приглашали. Современному китайскому государству Мао нужен в мавзолее на площади Тянь Аньмэн, а никак не на пекинских улицах. В поисках субститута любимому вождю, взгляды китайских лаобайсинов (самоназвание китайских простолюдинов) разбегаются в разные стороны и иногда натыкаются на весьма неожиданных персонажей. На протяжении последних трех месяцев около десяти пекинских таксистов признались мне в своей любви к товарищу Путину. "Путин - во!" - сказал мне один из них и поднял вверх грязный большой палец. "Он похож на молодого Мао Цзэдуна".

В любой стране мира таксисты выполняют важную миссию переносчика различных социальных инфекций - как чумные крысы, они обеспечивают непрерывное существование вируса внутри закрытого социума. Настоящий таксист всегда находится в оппозиции существующему миропорядку, хотя бы потому, что в результате сложившихся общественных отношений не он отправляется на такси по своим важным делам, а, наоборот, какие-то неприятные люди ездят на нем самом по своим мелким надобностям. В Пекине таксисты зарабатывают мало, работают много (максимум - три выходных в месяц) и зачастую склонны винить в своих неудачах центральные власти. Вряд ли Путин когда-либо получит возможность баллотироваться на пост Председателя КНР, однако популярность Путина среди простого народа может, теоретически, спровоцировать китайских лидеров на копирование образа российского президента. Тем более - если китайский клон Владимира Владимировича сможет отвлечь массы от неконъюнктурного нынче маоизма с его идеалами аскетизма и равенства.

Отношение китайского народа к правящей элите лучше всего иллюстрирует политический анекдот, не так давно распространенный в китайском Интернете, а потом и через СМС по сотовым телефонам. Собрались как-то Буш, Путин и Цзян Цзэминь и стали думать, чтобы им сделать такое с Саддамом Хусейном. Буш решил сбросить на него три баллистические ракеты, Путин - послать трех красавиц с тем, чтобы те залюбили его до смерти, Цзян Цзэминь предложил использовать свои "три представительства", чтобы буквально "Саддам умер от скуки". "Важная идея трех представительств", если до вас еще не дошла китайская пропаганда, - это новая концепция Цзяна, которая должна стать основой внутренней политики КНР на ближайшие десять лет. Даже на фоне не самого увлекательного наследия Дэн Сяопина - от синих книжечек с теоретическими трудами Цзян Цзэминя веет уже совсем непроходимой тоской. Новое поколение китайских политиков, прошлой осенью с помпой занявших все места в постоянном комитете Политбюро, в чем-то, конечно, веселее уходящих восьмидесятилетних старперов, но только в том смысле, что в больничных покоях, безусловно, веселее, чем на кладбище. В Китае, в отличие от России, не произошло кризиса политических элит: поколения китайских политиков, неотличимые друг от друга, накатываются одно за другим на политическую сцену, третье уже отступило, четвертое на гребне, пятое сидит сегодня в креслах руководителей провинций, шестое - в городских партийных комитетах, двадцать пятое - завтра пойдет в элитный детский сад... И все они ждут своего часа, положенной статусной премии за выслугу политических лет. Харизматическим лидерам взяться неоткуда, да и сделать их тоже некому. В Китае наступило время системы: возможности личности в рамках политического дискурса крайне ограничены, потянешь слишком сильно за ниточку, обязательно противовесом или гирькой какой по голове шарахнет. Если хочешь быть волевым и независимым, иди в бизнес, открывай свою частную лавочку и наслаждайся свободой выбора.

Общество (по крайней мере, определенная его часть) ждет от политической сцены несколько другого. Бюрократы в одинаковых костюмах, повышающие свою эффективность от поколения к поколению - это хорошо для тех, кто может назвать число Пи до пятого знака после запятой или хотя бы читал Конфуция на древнекитайском. В Китае нет Жириновского, нет Анпилова, нет Макашова, даже Зюганова, как это ни странно, нет, отрицательная общественная энергия и социальное недовольство не получают возможности для легитимного выхода. В результате где-то в глубине Китая вызревают какие-то непонятные и непредсказуемые крестьянские лидеры, которые, правда, пока массы на Пекин не ведут, но идеи высказывают весьма тревожные. Появление китайского Путина могло бы позволить немного разрядить эту ситуацию, правящей элите ощутимо нужен лидер, который был бы близок к народу, говорил с ним на одном языке, и вообще - был бы реальным мужиком, но мужиком при этом послушным и на глупости неспособным. Чтобы мог и на реактивном самолете взлететь, и в подводную лодку спуститься, и Янцзы переплыть (после Мао Цзедуна никто на такие эксперименты не решался), и вообще, чтоб чувствовались под костюмом не дряблый старческий жир, а стальные мускулы спортсмена и настоящего человека. И главное, чтобы с коррупцией боролся.

Из Китая Путин видится молодым, решительным и бесстрашным. Место отсутствующей идеологии заменяет впечатляющий образный ряд - Путин в военном самолете, Путин на боевых учениях, Путин кроет чеченских террористов, Путин обещает отрезать детородный орган французскому журналисту. Российский президент, подобно Парфенову в программе "Намедни", пытается примерить на себя окружающую реальность, получить непосредственный опыт причастности к каждому событию (в современном Китае это не принято, реальность здесь скрыта за фразеологией канцелярского языка, китайские чиновниками предпочитают иметь дело с лозунгами и слоганами, а не с живыми фактами).

Именно это качество интуитивно чувствуют в Путине простые китайцы - даже на расстоянии шести тысяч километров он кажется живее всех живых обитателей китайского Чжун Наньхая.

А живее всех живых в Китае может быть только один человек.