Распадется ли Россия?

Ли Ен Хен, кандидат политических наук
Сергей ЧАНОВ, кандидат философских наук

Для политического сообщества РФ наиболее значимыми, судя по всему, являются два вопроса, носящих этнополитический характер:

- перерастет ли процесс распада СССР в процесс распада РФ?
- возможно ли восстановление "большой России" на территории бывшего СССР?

Оба, думается, имеют существенные основания для своей постановки, несмотря на их взаимоисключающее содержание. Это свидетельствует о высокой степени многовариантности, неоднозначности происходящих в современной России процессов, в том числе и в этносфере. В той же мере затруднительно однозначно ответить и на сформулированные вопросы.

Относительно первого из них можно, пожалуй, сказать, что распад РФ вряд ли вероятен, но тем не менее при определенных обстоятельствах не исключен. Большинство факторов, которые представляются в связи с этим значимыми, свидетельствуют о невозможности распада (даже частичного) РФ по причинам этнического характера.

Прежде всего следует иметь в виду, что по своему этно-демографическому составу РФ очень существенно отличается от СССР. В Советском Союзе русские составляли (по переписи 1989 г.) чуть более половины его населения (145,2 млн. из 286,7 млн. человек), в Российской федерации - более 80 %.

В СССР, помимо русских, проживало несколько довольно крупных народов. Самый большой из них - украинцы - вполне сравнимы по численности с такими европейскими этносами, как, например, французы или поляки. В РФ нет ни одного народа, хотя бы отдаленно сопоставимого по своей численности и, соответственно, влиянию на жизнедеятельность страны с русским. Очевидно, что такое положение вещей весьма значимо сокращает демографическую базу для этнонационализма меньшинств в РФ.

Серьезно различаются РФ и бывший СССР и по этнополитической структуре. Несмотря на авторитарную сущность своего коммунистического режима, Советский Союз в юридическом отношении представлял собой конфедерацию союзных республик, каждая из которых формально имела право свободного (то есть без согласия "центра" и остальных республик) выхода из Союза.

В современной РФ более трети ее субъектов имеет этно-территориальный характер. Их конституции порой напоминают конституции бывших советских союзных республик, что может потенциально создавать определенные проблемы для территориальной целостности страны в условиях недостаточно прочно объединенной рынком и относительно слабой экономики. Однако при этом этнополитическое устройство России продолжает оставаться в общем федеративным. Пожалуй, лишь правовое положение Татарстана с 1994 г. по март 2002 г. можно было рассматривать как адекватное статусу союзной советской республики.

Разумеется, помимо российского, существует и международное право. При фактическом достижении независимости каким-либо народом РФ оно могло бы сыграть свою роль для признания его суверенитета как государственного и приема в ООН. Однако статус постоянного члена Совета безопасности ООН, как известно, предоставляет России право накладывать вето на любое его решение.

Впрочем, островное расположение экономически достаточно сильных (то есть способных обеспечить социальную стабильность в условиях рынка за счет собственных ресурсов) этно-территориальных субъектов РФ само по себе практически исключает потенциальную возможность их выхода из состава РФ.

Стоящее особняком в сравнении с другими этносами РФ, стремление чеченцев добиться фактического государственного суверенитета посредством именно вооруженной борьбы, скорее препятствует достижению этой цели. Ведь в значительной степени сохранившийся имперский дух русского народа делает, вероятно, неприемлемым для него именно военное поражение. Соотношение же сил сторон в военной области (даже при условии поддержки чеченцев из-за пределов России) таково, что позволяет российскому министерству обороны рассматривать свои операции в Чечне как необходимые (и полезные для повышения боеспособности армии) учения на боевом полигоне - исходя из сравнительно незначительного масштаба потерь среди федеральных сил (гораздо меньших, как известно, чем потери личного состава в частях за пределами Чечни) и постоянной ротации российских воинских подразделений.

Происходящее в Чечне типично для истории России, которая привычна к перманентному вооруженному противоборству на своих рубежах. Именно поэтому вряд ли можно ожидать, что "вирус сепаратизма" перекинется с кавказской границы России на ее внутренние этнорегионы по причинам военно-политического плана.

Немало способствует упрочнению российского государства-нации адекватность (в основном) ее этнополитического устройства этно-демографическому ландшафту страны. Как следствие этого, в отличие от противоборства на Северном Кавказе, этнополитические движения в других регионах РФ не преследуют цели их обязательного выхода из состава России. Во всяком случае, многие из них стремятся, похоже, лишь к увеличению или сохранению получаемой ими доли национального (федерального) дохода, тем самым, отдавая предпочтение - во всяком случае на обозримую перспективу - политике "долевого национализма".

Конечно, в более отдаленном будущем существование политических и экономических преимуществ у этно-территориальных субъектов РФ с высоким удельным весом титульных народов может привести к постановке вопроса о замене их субгосударственного суверенитета на государственный. Однако, поскольку развитие рыночных отношений повышает заинтересованность различных этносов в сохранении общего государства, то продолжение рыночных реформ в рамках одной страны, очевидно, работает в пользу российской государственности в существующих границах.

В любом случае, едва ли какое-либо этническое меньшинство РФ в состоянии добиться полного государственного суверенитета в силу своей малочисленности и, соответственно, ограниченности ресурсов для борьбы за него вопреки воле русских. Тем не менее вероятность децентрализации России все же существует. Связана она прежде всего с причинами не этнического, а иного плана, в реализации которых национальный фактор может, впрочем, сыграть свою вспомогательную роль.

Очень тяжелый, с чрезвычайно сильным и длительным экономическим спадом, переход РФ к рыночной экономике в 1990-е годы, конечно, серьезно препятствует образованию полноценного и единого общероссийского рынка, что в свою очередь неизбежно сказывается на целостности государства, порождая в нем центробежные устремления.

Исторически очевидно, что не только идентичность по национальному признаку представляет собой основу для государственной организации общества. Такой основой могут быть и различные социетальные идентичности: сословная, классовая или корпоративно-профессиональная. В настоящее время заметно, что РФ пока не до конца изжила язвы советского строя как корпоративно-профессиональной (то есть сословной - по экономической сущности) системы, при которой развитие экономики страны представляет собой развитие прежде всего тех или иных корпоративных образований (в зависимости от их силы и лоббистского влияния), а отнюдь не гармоничное развитие общенационального рынка и хозяйства.

Признаки сохраняющегося неблагополучия в экономической сфере РФ проявляются и в продолжающейся "утечке мозгов", и в крупномасштабном оттоке финансовых ресурсов за границу (в ситуации их острого дефицита внутри страны), и в незначительном - по масштабам России - финансировании науки, образования и социальной сферы в целом (притом, что наиболее эффективным общепризнанно является "инвестирование в человека").

Складывание нации-государства в столь большой стране, как Россия, несомненно, представляется и политически весьма сложным и трудоемким, и исторически далеко не быстротечным процессом. Недостаточно определенный характер и структура власти в этно-территориальных субъектах РФ также создают при этом проблемы.

Справится ли нынешнее руководство РФ с этими (не только тормозящими развитие экономики страны, но и препятствующими складыванию общероссийских рынка и нации-государства) и другими проблемами? Или процесс дезинтеграции РФ как продолжение неизбежного распада бывшего СССР в условиях демократии (в силу нерыночного характера его экономики) зашел уже слишком далеко и принял необратимый характер?

Не исключено, что осознавшие невозможность сохранения полноценного и общенационального рынка лидеры России стремятся превентивно преобразовать РФ в конфедеративную (наподобие СССР или - скорее - ЕС), но достаточно взаимосвязанную структуру, чтобы предотвратить более глубокий раскол страны, как это произошло, например, после поражения Испанской империи (государства традиционалистского, то есть также нерыночного типа) от Наполеона в начале ХIХ века.

Возможно, разделение РФ на несколько (судя по количеству созданных в 2000 г. округов - на семь) рынков и крупных субгосударств или государств (в последующем?) в условиях экономической слабости России является наиболее подходящим вариантом развития, адекватным ее теперешнему состоянию. Ведь и сегодня ряд регионов с преимущественно русским населением находится вне РФ, и десятки миллионов русских живут за ее пределами. Да и история русского народа уже знала, как известно, похожие периоды.

Нельзя исключать и самостоятельного (то есть по своей инициативе) выделения руссконаселенных регионов из состава РФ. Ведь существующий в России уровень налогообложения субъектов хозяйствования может стимулировать, вероятно, не только утечку капиталов за ее пределы, но и бегство регионов из состава РФ. Конечно, отдельно взятая область едва ли в состоянии сформировать основы собственной государственности. Однако интересы нескольких расположенных рядом и экономически достаточно самостоятельных регионов могут совпасть в том, что им окажется экономически выгоднее обособиться от остальной России в рамках нового государства. В условиях слабой и малоразвитой в рыночном отношении экономики РФ у этих регионов может не оказаться стимула быть в ее составе. Масштаб же подобного объединения (речь может идти о десятках миллионов человек населения) сделает принудительные меры по его сохранению в составе РФ столь же бесперспективными, как, например, в отношении Украины.

Наиболее вероятным возникновение такого рода государства представляется на Северном Кавказе, где к указанным факторам довольно легко могут добавиться и другие, действующие в том же направлении: высокая доля среди собственно русского населения одного из его субэтносов - казаков, имевших в прошлом (правда, в отдаленном) опыт государственности; наличие целого ряда этно-территориальных субъектов РФ (в том числе и Чечни), которые могут поддержать стремление этнически русских регионов юга России к созданию своего государства, рассчитывая играть в нем более значительную роль, чем в составе России; близость такого мощного центра притяжения в мировой экономике как ЕС; а также, вероятно, и иные.

Правда, при разделении РФ на несколько этнически преимущественно русских государств перед ними (да и перед мировым сообществом) неизбежно встанут более чем важные проблемы, связанные с российским ядерным оружием. Сложно сказать, возможно ли их разрешить столь же благополучно, как при распаде СССР. Высокая степень неопределенности в этом - предельно значимом - вопросе может, видимо, служить фактором, сдерживающим дезинтеграцию РФ.

Возможно, для России еще не поздно в своем развитии переориентироваться от лоббистско-корпоративного государства со слабой рыночной экономикой на модель демократического государства-нации с полноценным и общенациональным рынком.

Серьезным испытанием для современной российской государственности могут стать и проблемы конфессионального характера применительно к русскому этносу.

Со времен Петра I русская православная церковь (РПЦ) была, как известно, не просто наиболее распространенной и господствующей в России, а являлась (даже де-юре) институтом государства вплоть до 1917 г. В начале ХХ века самодержавный строй государства российского оказался скомпрометированным в глазах общества, его сменила советская власть. Из-за своего в буквальном смысле государственного статуса столь же сильно оказалась скомпрометирована и РПЦ. Вероятно, поэтому она была подвергнута в СССР настолько разрушительным репрессиям, что в Советском Союзе сложилось не только атеистическое государство (как и при прочих коммунистических режимах), но и в целом атеистическое общество.

При ликвидации коммунистической государственности в большинстве этих стран традиционные для них конфессии сравнительно легко и быстро возрождали свой авторитет. В постсоветской России дело обстоит по-другому.

По данным социологов в 2000 г. 46,9 % россиян заявляли о своей вере в Бога (разные конфессии вместе), 15,7 % - веровали не в личностного бога, а в некую сверхъестественную силу, более 37 % - сами себя относили к неверующим. При этом лишь 7 % российских родителей (не только православных) хотели бы воспитать в своих детях веру в Бога, 11,5 % опрошенных верят в колдовство или магию, 25,9 % - верят в приметы. Таким образом, к началу ХХI века большинство населения РФ является, по-видимому, то ли атеистическим, то ли - языческим.

Вряд ли такая ситуация сохранится в дальнейшем длительное время. Ведь с начала 1990-х годов в России начали активно функционировать и другие религии. Низкий жизненный уровень большинства населения (каковым он является в современной РФ) также способствует обычно успеху наиболее богатых и сильных конфессий. Судя по всему, восстановление православной веры среди общества РФ происходит гораздо медленнее, чем рост числа приверженцев иных конфессий. Как следствие - с течением времени развитие религиозных процессов в среде русского народа может развести основной российский этнос по разным конфессиональным "квартирам", которые окажутся сопоставимы по численности своих приверженцев.

Возможно, религиозная аккультурация является неизбежной и даже позитивной для русских. Вместе с тем, развитие процессов мультикультурализма и аккультурации может и не сопровождаться сохранением межконфессиональной толерантности внутри этноса. Опыт истории свидетельствует - не всегда конфессионально разделенные народы оказываются в состоянии сохранить свое единство. Негативным примером здесь может служить бывшая Югославия, религиозный раскол в которой зашел столь далеко, что люди, говорящие на одном языке, относят себя к трем разным национальностям в соответствии с конфессиональной принадлежностью (к сербам, к хорватам и к боснийцам-мусульманам) и оказались в 1990-е годы в состоянии, как известно, острой (вплоть до вооруженной) конфронтации.

Разумеется, югославский сценарий необязателен для РФ. Русский народ может оказаться вполне терпимым к существенному изменению своей конфессиональной идентичности - ведь стал же он преимущественно атеистическим в советский период. С другой стороны, колоссальный ресурсный потенциал России (и научный, и образовательный, и природный) дает основания полагать, что при проведении более удачной, чем прежде, политики в РФ возможен и высокий и стабильный экономический рост, и существенное повышение благосостояния населения, что, в свою очередь может обеспечить как формирование развитых рыночных отношений в общероссийском варианте, так и сохранение конфессионального единообразия (но, очевидно, не полного единства) русского этноса и, благодаря этому, национальной общности России.

Более того, потенциал РФ настолько велик, что в перспективе (при условии его достаточно эффективной реализации) она вполне может стать центром притяжения для многих бывших советских (и не только) государств. В некоторой степени это проявляется, как известно, и сегодня. Однако следует осознавать, что интеграция, так сказать, "имперско-советского" типа ни в политическом, ни в экономическом плане в новых условиях невозможна.

В политическом отношении это невозможно (на добровольной основе), т.к. СССР был имперским государством, поэтому этнические меньшинства, входившие в его состав и добившиеся независимости, не захотят, естественно, возвращаться в прежнее состояние. Попытка же экономической интеграции по советскому (то есть дотационному) образцу закончилась неудачей в первой половине 1990-х годов, поскольку российская экономика не вынесла (без адекватной компенсации) бремени единого рублевого пространства для стран СНГ и поставок им энергоносителей по внутрироссийским (низким в то время по сравнению с мировыми) ценам, "свалившись" в пропасть гиперинфляции.

Разумеется, присоединение к весьма масштабному российскому рынку привлекательно само по себе, но в результате глубочайшего экономического спада в России в 1990-е годы его притягательность существенно снизилась. Ведь привлекательность рынка зависит не только от размеров, но и от качественных характеристик: его роста или спада, уровня налогообложения, наличия или отсутствия препятствий неэкономического характера для субъектов рынка и пр. Поэтому, в ситуации конкуренции со стороны других больших экономик и более высоких, чем в РФ темпов экономического роста в постсоветских государствах, российский рынок в настоящее время является недостаточно притягательным для других стран, чтобы включить их в орбиту единого с РФ хотя бы таможенного, а тем более денежного пространства.

Тем не менее, при условии успешного развития собственного хозяйства России, представляется возможным складывание какого-либо постсоветского конфедеративного, точнее - наднационального образования по типу того же ЕС. Наднациональное (а не новое государственное) объединение - прежде всего потому, что экономическая интеграция, как правило, легче достижима (в особенности в связи с тем, что гораздо более осязаема в плане материальной выгоды для участников), чем интеграция политическая.

Впрочем, и политический расклад среди вероятных членов возможного объединения свидетельствует в пользу его наднационального характера. Речь идет, очевидно, об объединении на добровольной основе. Поэтому чрезвычайно трудно представить сплочение добившихся независимости народов в одно государство с бывшим имперским этносом. Во всяком случае, история, кажется, не знает таких примеров.

Кроме того, демократическое (то есть добровольное и взаимовыгодное) объединение русской нации в одно государство с такими крупными этносами, как, например, украинский, неизбежно означало бы, что новое государство должно быть полиэтническим, а значит и иметь соответствующее число государственных языков. Вряд ли русский народ готов к подобному варианту своего национально-государственного развития.
14 марта 2003