Александр ЖЕБИН,
кандидат политических наук, старший научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН.

Кто может стать следующим объектом технологий экспорта американских ценностей, применяющихся сейчас на Ближнем Востоке? Ответ, возможно, кроется в высказываниях ряда американских экспертов, которые считают, что включение наряду с Ираном и Ираком в так называемую "ось зла" Северной Кореи преследовало цель избежать впечатления, что США враждуют с исламом. Именно поэтому для администрации Джорджа Буша скорее всего окажется политически неприемлемым после Ирака и Афганистана начинать третью подряд войну опять против исламской страны. Поэтому под третьим номером вполне может оказаться КНДР.

Тем временем США настойчиво продвигают идею решения так называемой "северокорейской ядерной проблемы" в многостороннем формате вместо прямого диалога с КНДР, на который Вашингтон не хочет идти якобы из-за того, что Пхеньян утратил, мол, доверие, нарушив Рамочные договоренности с США 1994 года.

Сама по себе идея многостороннего урегулирования выглядит вроде бы неплохо. С нею Россия выступила еще в 1994 году. Но США эту инициативу встретили более чем прохладно: в корейских делах в то время с Москвой было принято не считаться. Американцы делали и продолжают делать ставку на свои двусторонние военные альянсы с рядом стран этого региона и предпочитают двусторонние "треки" для решения возникающих проблем. Эта линия зафиксирована и в ряде официальных документов, касающихся внешней и оборонной политики США.

Еще более странным выглядит появление у США интереса к многосторонним усилиям в Корее, в том числе в рамках Совета Безопасности ООН, в настоящее время. Операция США против Ирака в обход ООН и ее СБ показала, что Вашингтон готов действовать вопреки мнению большинства международного сообщества и стремится использовать международные организации не для поиска приемлемых для мирового сообщества компромиссов, а для легализации его односторонних, произвольных действий. Пример тому - заявления Вашингтона о "провале дипломатии" и об ответственности некоторых постоянных членов СБ ООН за войну в Ираке, как будто США выкручивали им руки, чтобы добиться продолжения работы инспекторов, а не для того, чтобы они санкционировали американское военное нападение и тем самым придали ему видимость законности.

Иракский опыт продемонстрировал еще одну ловушку, которой чреват многосторонний подход: он позволяет державе, которая с самого начала не хочет дипломатического урегулирования проблемы, попытаться "назначить" на роль виновников за запланированный ею же провал мирных усилий те государства, которые наиболее последовательно боролись за достижение компромисса. Впрочем, попытка эта с негодными средствами - мир за пределами США еще не настолько оглуплен американской пропагандой, чтобы быть не в состоянии отличить, кто же действительно искал мирного решения, а кто с самого начала добивался силового.

Еще одной причиной внезапно проснувшегося интереса к многосторонним усилиям является попытка уйти от ответственности за нынешний кризис в Корее. Официальному Вашингтону не хватает честности признать то, о чем пишут многие американские политики и обозреватели: США не выполнили своих обязательств по Рамочным договоренностям. Многосторонний формат призван противопоставить КНДР всему миру. Вот только Россия, Китай, да и Южная Корея не убеждены, что США, как говорится, прошли свою часть пути навстречу КНДР.

На путь смены тактики толкают США и внутриполитические соображения. Контролируемый республиканцами конгресс вряд ли согласится выделить средства на выполнение условий Рамочных договоренностей. Еще при Билле Клинтоне американцы были вынуждены заставлять союзников частично оплачивать поставки мазута КНДР. При многостороннем урегулировании США будет гораздо легче уменьшить это бремя или вообще переложить его на других по принципу: каждый участник урегулирования платит.

Кстати, настаивая на многостороннем подходе, американцы всячески стараются не вспоминать, что соответствующий механизм уже существует. Это начатые по их инициативе в 1997 году так называемые "четырехсторонние переговоры" (США, КНР, КНДР и РК). Состоялось шесть туров, созданы два подкомитета, решены процедурные вопросы. Однако к концу 1999 года работа замерла. Если Вашингтону так нравится многосторонка, то почему бы ему не реанимировать отлаженный формат, скорректировав мандат переговоров?

Почему же США так упорно игнорируют призывы КНДР возобновить двусторонний диалог? Дело в том, что нормализация отношений между ними сделала бы несостоятельным тезис о "северокорейской угрозе". Тем самым была бы поставлена под сомнение целесообразность как американского военного присутствия на юге Корейского полуострова, так и создания национальной ПРО США. А это никак не входит в планы США. Именно поэтому Вашингтон постоянно одергивает Сеул, стремящийся продолжить политику "солнечного тепла" в отношении Пхеньяна.

Ликвидация КНДР не только завершила бы процесс пересмотра итогов Второй мировой войны на Дальнем Востоке, но и означала бы "переигровку" Корейской войны 1950-1953 годов. Выход американских вооруженных сил с их высокоточным оружием нового поколения на почти 1400-километровую сухопутную границу с Китаем и - пусть даже на 17-километровую - с Россией привел бы к кардинальным изменениям военно-политической обстановки в этом регионе и во всем АТР.

Для достижения этих целей США, похоже, не прочь задействовать иракский сценарий, использовавший на первом этапе многосторонний подход с тем, чтобы добиться принятия максимально жесткой резолюции СБ ООН по КНДР. Потом можно было бы, с одной стороны, оказывать постоянное давление на северокорейцев, а с другой - на членов Совбеза, а потом заявить, что и первой резолюции достаточно для того, чтобы США начали действовать самостоятельно.

Как видим, коренное отличие российской многосторонки от американской состоит в том, что если первая задумывалась как форум равноправных участников с целью выработки общеприемлемой формулы безопасности, то вторая - как некий трибунал, который должен от имени мирового сообщества санкционировать американские притязания на господство в Корее.
* 73 (2906) 11 апреля 2003