Мы не "курнамак"

С Абдужабором Саторовым, ректором Российско-Таджикского (славянского) университета, беседует корреспондент "Дружбы народов" Владимир Медведев

C Абдужабором Саторовым мы подружились в другом - прошлом - веке и в другой стране, которой уже нет на карте. Было это… Как любил говаривать профессор Семенов, замечательный знаток Средней (ныне Центральной) Азии, "было это совсем недавно, лет пятьдесят назад…". Сейчас эти слова не кажутся мне парадоксом, хотя до пятидесяти лет дружбы мы с Абужабором пока еще не дотянули. Надеюсь, дотянем.

За это время поджарый и стройный парень, с которым мы некогда разговорились, сидя на ступеньках русского филфака Душанбинского пединститута перед вступительными экзаменами, успел стать доктором исторических наук, академиком российской Академии педагогических и социальных наук, профессором, но остался таким же стройным и поджарым. И озорная мальчишеская его улыбка совсем не изменилась с тех пор, как мы вместе готовились к экзаменам в публичной библиотеке, вместе сачковали - чего греха таить - на сборе хлопка, снимали кинофильм, работали вожатыми в пионерлагере на практике… Жабор был первым моим серьезным учителем таджикского языка.

Теперь он учит русскому.

Помню, еще несколько лет назад, когда я приходил к нему в Славянский университет, у ворот меня останавливал автоматчик в камуфляже, проверял документы и отбирал их на то время, что я нахожусь на территории. Тогда только что кончилась гражданская война1.

Нынче у проходной сидит добродушный дедок, который просто со мной поздоровался. А во дворе - на перерыве между лекциями - толпится молодежь.

Владимир Медведев. А знаешь, Абдужабор, групповая фотография твоих студентов могла бы послужить вывеской вашего университета. Погляди на это сочетание славянских и таджикских лиц… Впрочем, для нас-то это зрелище привычное. Так же было и тогда, когда мы сами учились. Сейчас подобное в Таджикистане увидишь не часто.

Абдужабор Саторов. Они тоже успели привыкнуть. Университет-то образован в 1996 году. Решением правительства России и Президента Таджикистана. Но политическое решение о его создании было принято на несколько лет раньше - в 1993 году при подписании договора между Россией и Таджикистаном о дружбе и стратегическом партнерстве. Кстати, это был первый международный договор, который подписал президент Имомали Рахмонов, придя к власти. Так вот, статьей 22-й сего документа было предусмотрено образование университета, который я имею честь и счастье возглавлять…

В.М. И, стало быть, цель его создания…

А.С. Цель его создания - предоставление равных возможностей в получении высшего образования на русском языке всем жителям Таджикистана, и прежде всего, разумеется, русскоязычным. Потому он и называется Российско-Таджикский… Это университет Российской Федерации в Таджикистане. В его уставе записано, что обучение ведется на русском языке по государственным образовательным стандартам Российской Федерации. Учиться в нем могут граждане как России, так и Таджикистана, которые желают получить образование по российским стандартам.

В.М. А посему, надо полагать, Россия и Таджикистан принимают равное участие в его содержании. Так?

А.С. Ну, скажем, так… Соглашение правительств предусматривает, что финансирование будет происходить на паритетных началах. Поскольку у Таджикистана имеются значительные трудности в экономическом развитии и вообще в экономике, сам он бы этот университет "не потянул". Российская сторона учитывает, что здесь, в Таджикистане, осталось много соотечественников и у них единственная возможность получить высшее образование - учиться в подобном университете. Так что для России это своего рода помощь соотечественникам… Что проще - принять этих людей с детьми в России, дать им статус беженца или вынужденного переселенца, пособие для обустройства на новом месте и так далее… или же на месте создать для их детей базу для получения образования на русском языке? Ясно, что первое обойдется намного дороже.

Что же касается Таджикистана, то, если не позаботиться о здешних русских, мы вообще можем потерять местную русскую диаспору. Сколько потом времени понадобится, чтобы к нам вновь приехали русские! Вытащить-то их отсюда легко, а вот как потом заново заманить сюда… Сейчас не двадцатые-тридцатые годы, когда по призыву партии, по приказу товарища Сталина питерцы взяли шефство над Таджикистаном и направили сюда десятки тысяч путиловцев и рабочих и инженеров с других заводов. Сейчас не послушают никого… Так что у обеих сторон налицо и политический интерес, и экономический.

В.М. А каков интерес тех, кто у вас учится?

А.С. Диплом российского образца.

В.М. Стало быть, Славянский университет приравнен к вузам России?

А.С. Не просто приравнен. Он внесен в титульный список вузов России. Причем, подчеркиваю, государственных вузов. Мы имеем лицензию Министерства образования России и учим по утвержденным им образовательным стандартам и учебным планам. А поскольку они не входят в противоречие с учеными планами, по которым ведется образование в Таджикистане, и мы имеем также и лицензию Министерства образования Таджикистана, то имеем право выдавать два
диплома - российский и таджикский. Но пока что большинство просят только российский диплом. Хотя иногда бывает, что кто-то хочет получить оба…

В.М. Насколько мне известно, такой же совместный вуз действует в Кыргызстане.

А.С. Да, Славянский университет в Бишкеке открылся раньше, чем наш, и был первым учебным заведением такого рода. Ничего удивительного… Войны в Кыргызстане не было, а процент русских в Бишкеке намного выше, чем в Душанбе. И президент там - академик. Наш президент тоже очень хорошо понимает нужды высшего образования, но у Аскара Акаева возможностей больше.

В.М. Кстати, а сколько их всего - славянских университетов?

А.С. Всего лишь три. Третий - в Армении. Университет в Ереване бурно развивается. Ректором там бывший премьер-министр. Правда, я с ним лично пока еще не знаком - он человек новый, но от очень многих слышал, что он весьма пробивной парень. А как я убедился на своем опыте, в нашем деле пробивные способности - качество, без которого не обойтись. Одна только подготовительная работа к открытию университета шла три года. Одни только поиски подходящего здания чего стоили!

В.М. Нетрудно представить… Никто не соглашался уступить вам хоромы в центре города.

А.С. Каких только развалюх не предлагали! Прорабатывались различные варианты, вплоть до какого-то поселка за городской чертой. Но мы все же настояли на своем - университет должен помещаться в центре столицы.

В.М. Битва за престиж!

А.С. Называй это как хочешь, но надо было учитывать специфику момента. В том числе и то, что в годы гражданской войны и противостояния с оппозицией (и до начала этих событий) очень много русских выехали за пределы Таджикистана. Кстати, многие подавали заявление и рассчитывались с работы потому, что дети заканчивали школу и им надо было учиться. А где?

В.М. В прошлые годы такой проблемой даже и не пахло. Теперь, когда наши душанбинские друзья и знакомые разлетелись не только по всей России, но и по всему миру, очень наглядно видно, что образование, полученное в Таджикистане в былые годы, ни в чем не уступало любому другому. Наши специалисты, как правило, оказываются ничуть не хуже (а нередко и лучше) тех, кто учился в России…

А.С. Тогда обучение шло на трех языках - на русском, таджикском и узбекском… Я не случайно назвал их в таком порядке - так они и шли по количеству преподавателей, читавших на этих языках, и по количеству слушавших их учеников и студентов. Во всех педагогических вузах были факультеты русского языка и литературы.

В.М. А сейчас… Ты знаешь, у меня возникает ощущение, что среди таджиков появилось множество взрослых людей, не знающих русского языка. Да чего там говорить. Недавно на базаре я зашел в одну оптовую лавочку, а там продавец, малый лет тридцати, по-русски - ни слова. Причем я вижу, что он не придуряется, действительно не понимает и сказать не может. И это не где-нибудь, а на базаре, где у торговца главный инструмент - язык.

А.С. Я с трудом могу представить себе тридцатилетнего человека, не умеющего говорить по-русски. Может быть, из какого-нибудь глухого горного кишлака… Наверное, в советское время тоже были единицы "без языка". Но то, что творится сейчас, не идет ни в какое сравнение с прошлым. Надо сказать, что учителей русского языка, как ты помнишь, всегда не хватало. И рядом с нами учились ребята с так называемого спецкурса, где готовили преподавателей русского для национальной школы. Приезжали парни, которые с трудом говорили по-русски. По восемьсот сорок часов в год учили язык… В итоге язык они знали очень хорошо. Кроме того, из Белоруссии, из Могилева, из России, к нам присылали ежегодно девочек, выпускниц педучилищ, пединститутов - даже определенная квота была, - и они должны были три года отработать учителями в таджикских школах. Увидеть их можно было чуть ли не в каждом селении, даже самом глухом. Часть из них оставались, выходили замуж, ассимилировались… Они пользовались большой популярностью и в конце концов находили себе женихов, иногда из русских, но чаще всего из таджиков…

В.М. Я встречал в горных, да и не только горных, кишлаках таких женщин. Некоторых из них на первый взгляд невозможно было отличить от таджичек. Ни по одежде, ни по манерам, ни по языку. Распознать славянок в них можно было только тогда, когда они заговаривали по-русски…

А.С. А я потому и упомянул об ассимиляции. Но речь сейчас не об этом. Языковая среда была. Около двадцати шести тысяч призывников из Таджикистана шли служить в Советскую Армию, и на родине никого из них не оставляли. Они служили в России, в Белоруссии, на Украине, и это тоже была большая школа. Не только школа жизни, но и языковая школа. Лингвистическая, так сказать. Были даже анекдотические случаи, когда парни возвращались из армии и становились учителями русского языка.

В.М. Плюс к тому бесперебойно работали всесоюзные телевидение и радио…

А.С. С российским телевидением у нас сейчас туговато. Ты слышал, разумеется. ОРТ вообще не показывают. РТР транслируется только в определенные часы1 . При этом охват вещания постоянно сужается. Ретрансляторы - а все они стоят высоко в горах - выходят из строя. Это раньше было: где-то в глубинке забарахлило телевидение, сигнал телевизионный не проходит, и тут же команда: "Закажите вертолет, слетайте и наладьте". Но сейчас это стоит больших денег, очень больших. Все это сказывается. Все эти причины и факторы, как ручьи, стекаются в один поток.

В.М. Слушай, а у вас не решили, как в Прибалтике, заменить русский английским?

А.С. Почему в одной Прибалтике? Во многих постсоветских государствах все кинулись было в английский язык… И нас вначале не миновало такое поветрие. Был некогда в Душанбе институт русского языка имени Александра Сергеевича Пушкина. Сначала из его названия исчезло имя Пушкина, потом исчезло упоминание о русском языке, и вуз стал именоваться "институтом языков", в котором русский язык стал занимать отнюдь не ведущее положение. Горячие головы предлагали перейти на арабский шрифт, стали усиленно изучать английский язык… и все это за счет русского языка.

Я несколько раз писал докладную президенту. Да, английский язык - это хорошо. Это международный язык, и сегодня каждый образованный человек должен им в той или иной степени владеть. Не говоря уже о том, что без него не обойтись, если хочешь научиться работать на компьютере…

В.М. Сейчас все основные программы локализированы2…

А.С. И тем не менее… Вспомни, однако: у нас в Таджикистане даже в самом отдаленном кишлаке даже седобородые старики говорили и понимали по-русски. И дети все говорили, причем даже лучше стариков. Обрати внимание, я говорю в прошедшем времени. А теперь вообразим, что мы увлеклись изучением английского языка и решили, что вся нация должна им овладеть. Сколько нам на это потребуется времени? Трудно сказать. Пройдет семьдесят, пятьдесят, сорок лет, прежде чем все старики и старушки начнут говорить и понимать по-английски…

В.М. Это возможно только в одном случае…

А.С. Ну да, если Таджикистан станет колонией Англии. Как Индия в прошлом… Но мы не можем замыкаться в английском языке, потому что через русский язык, которым еще недавно владела вся нация, мы имели выход к достижениям мировой науки…

В.М. И культуры…

А.С. Науки, культуры - всего! Выход к мировому сообществу. Прежде наш выпускник мог после десятилетки ехать поступать в МГУ, в Казанский университет, в Киевский, куда угодно…

В.М. Кстати, вот одна замечательная история. Лет двенадцать назад, как раз накануне гражданской войны, ездил я по Дарвазу3 , записывал устные рассказы - воспоминания стариков о басмачах. Конечно, надо было бы сделать это гораздо раньше, когда очевидцев да и участников событий было намного больше. Но тогда вряд ли люди стали бы говорить откровенно. А тогда, в начале девяностых, с одной стороны, народ уже попривык к гласности, и люди рассказывали о прошлом без утайки и боязни, а с другой - события новой гражданской войны еще не затмили воспоминаний о прошлой….

Ну так вот, напросился ехать со мной мой товарищ, французский фоторепортер, фрилансер, уже успевший объехать чуть ли не весь мир. Молодой парень из интеллигентной семьи, отец - известный архитектор, мать - известный во Франции специалист по воспитанию детей с задержками умственного развития.

Приехали мы в Калаи-Хумб, и пригласил нас в гости здешний учитель, дарвазец. Француз не говорил ни по-русски, ни по-таджикски, так что общались мы на английском. Заговорили о Франции.

"Я, - говорит хозяин дома, - очень люблю французскую литературу. Мой любимый писатель - Стендаль".

Откидывает занавеску, а у него в нише - книжные полки. Достает он оттуда один из томов собрания сочинений Стендаля и протягивает моему приятелю.

"Странно, - говорит мой француз, - никогда не слышал о таком писателе".

"Ну как же, - говорим ему мы с учителем, - Анри Бейль. Написал "Красное и черное", "Пармскую обитель". Ты, может быть, кино видел с Жераром Филипом… Участвовал в войне 1812 года. Был с Наполеоном в России…"

А француз смотрит на нас с некоторым даже сожалением - он о Стендале и впрямь слыхом не слыхивал. При этом у него острый ум, и он прекрасно ориентируется в современности, в современной политике и т.п. и т.п.

Впрочем, позже выяснилось, что он и о Федоре Достоевском тоже никогда не слышал в отличие опять же от человека, у которого мы были в гостях, - школьного учителя из захудалого поселка на берегу Пянджа, на самой границе с Афганистаном.

А.С. Это очень яркий пример. Но я скажу больше. Сегодня во всех отраслях науки буквально каждый день происходят какие-то открытия. Так что в год по каждому направлению на русский язык переводится книг четыреста-пятьсот, и это только самые горячие новинки. Можем ли мы сами сейчас охватить такой объем переводов своими силами? При нашей слабой полиграфической базе, при наших слабых переводческих кадрах мы едва успеваем переводить на таджикский язык одну. Сейчас русский язык для нас - жизненно важный ресурс.

И, повторюсь еще раз, мы должны думать о наших русских. После развала СССР оставшийся в Таджикистане молодой человек из русскоязычной семьи уже не мог свободно выбирать себе будущую профессию. Например, он хотел бы стать юристом или экономистом, но тогда в здешних вузах не было такой специальности.

В.М. Представляешь себе картину? Приходят студенты с утра в институт, а двери заколочены и наклеена бумажка: "Закрыто. Все преподаватели уехали". Да, впрочем, и студентов-то немного осталось…

А.С. Шутки шутками, но я думаю, что после войны процесс исхода продолжался уже автоматически. Дело было даже не в военных событиях, а в разрыве экономических связей между Таджикистаном и бывшими братскими республиками, в различии уровней жизни "здесь" и "там", в подорожании авиа- и железнодорожных билетов… Тут даже годовой зарплаты не хватит на билет. Это заставляло многих покидать Таджикистан. А потом стал действовать закон обвала. "Все уехали, только я один остался".

В.М. Знаешь, я много думал о том, почему мы - то есть славяне, татары, немцы, корейцы, евреи и так далее - так спешно ретировались из Таджикистана. Ведь массовый исход начался еще до гражданской войны, в 1990-м, после известных событий1 . Почему люди бежали? Ведь беспорядки в 90-м году не были направлены против русских. Основные жертвы были среди таджиков. Русских погибли несколько человек - столько гибнет на больших стадионах после футбольных матчей или на больших учениях…

А.С. Русские и не могли пострадать… У таджиков есть такое понятие "курнамак". Так говорят о человеке, который плюет в солонку после того, как поест. Таджики не страдают забывчивостью, у них есть историческая память. Мы прекрасно помним, что в Таджикистане русские появились только в конце 20-х годов. До этого времени их вообще здесь не было. Они приехали тогда, когда крупные промышленные предприятия стали брали шефство над союзными республиками. Нам повезло - над нами взял шефство Ленинград. В Душанбе в центральном городском парке стоит памятник Ленину - первый памятник в Средней Азии. Вообще-то самый первый памятник Ленину в истории был установлен у Смольного, это уникальный, исторический монумент. Форму, в которой он был отлит, еще не успели разобрать, и по просьбе правительства Таджикистана в ней отлили еще одну скульптуру и привезли в Душанбе. И он сохраняется доныне как историческая реликвия, и никто из таджиков его не даст снести.

Тема моей докторской диссертации - "Образование и развитие высшей школы в Таджикистане". Сотрудничество Таджикистана и России. И я, пожалуй, лучше, чем кто-либо другой, сейчас знаю, что высшую школу, интеллигенцию в Таджикистане создали ленинградцы. Целыми выпусками ЛГУ, бросая квартиры на Невском, они приезжали сюда, где не было ни электричества, ни транспорта, ни простых бытовых удобств. Скорпионы, жара, пыль, малярия… Они жили вместе с нами. Врачи, медсестры, трактористы, рабочие. Интеллигенция и рабочий класс. Мы этого не забываем, мы не "курнамак".

В.М. Хотя, вспомни, в первые дни беспорядков в феврале 1990-го звучали антирусские лозунги, но потом вдруг разом, словно по команде, прекратились…

Любопытно, но после войны я на себе почувствовал, как странно изменилось отношение таджиков к русским. Русские словно стали невидимками. Я ездил в Курган-тюбе, брал интервью у Сангака Сафарова - кстати, последнее большое интервью, которое он дал перед своей гибелью, - и повсюду, в автобусе, на городских улицах меня как бы не замечали. Автобус остановили у блокпоста на перевале и у всех пассажиров начали проверять документы. Меня в автобусе словно не было. Видимо, народ за время страшной войны был настолько оглушен, что просто перестал замечать любого, кто прямо не связан с его бедой и его проблемами. Но одно несомненно: в этой остраненности не было ни капли нарочитости, ни враждебности…

А.С. Я был свидетелем всех трагических перипетий гражданского противостояния. Ты только что верно сказал - меньше всего пострадали русские. Я думаю, что их исход связан с тем, как резко все обвалилось после распада СССР. В общем хозяйстве у каждой из советских республик имелась своя специализация: кто-то хлеб выращивал, кто-то хлопок… Так вот, Таджикистан был запечатанной кладовой. В ней хранились цветные металлы, здесь ждала своей очереди мощная гидроэнергетика, но все это собирались освоить позже. Руки не доходили до Таджикистана у советской власти по-настоящему. Сначала было надо проводить индустриализацию, потом готовиться к войне, восстанавливать хозяйство после войны. По сути дела, за Таджикистан только-только успели приняться… Построили Нурекскую ГЭС, Регарский алюминиевый завод, и тут все кончилось.

В.М. И ничего уже не вернуть. Ладно, бог с ним, с невозвратным прошлым. Давай вернемся в настоящее. Кого готовит университет? Каким учите специальностям?

А.С. План приема по специальностям формируем сами, и делаем это в основном, исходя из желаний и потребностей наших абитуриентов. И если, например, мы знаем, что они спрашивают "Почему у вас нет такого-то факультета?", и их набирается достаточное количество, для нас открыть этот факультет - не проблема. Министерство образования России назначает нам лишь общее количество абитуриентов, которых мы можем принять…

В.М. Кстати, сколько это?

А.С. Около четырехсот человек. Но в пределах этого количества мы свободны и сами решаем, сколько человек чему будут обучаться.

Самый большой наш факультет - филологический. До нас в Душанбе оставалось два факультета русской филологии - в Национальном (то есть государственном) университете и в педагогическом институте. Эти два факультета мы забрали себе полностью. В Национальном университете теперь вновь образовался филологический факультет, но там готовят только преподавателей русского языка для национальных школ, а мы - для тех, кто хотел бы заниматься университетской научной филологией.

Есть у нас и факультет журналистики. Мы единственный вуз в Таджикистане, который готовит журналистов, пишущих на русском языке. Есть также отделение культурологии, факультет истории и международных отношений открыли.

В.М. То есть все это в первую очередь гуманитарные науки…

А.С. Именно так. Техническим наукам у нас обучают в Государственном университете и преподают там в основном на русском языке. В первый год мы открыли отделение радиофизики и электроники. Но, видишь ли, для занятий по одной только этой специальности нужно шесть специализированных лабораторий, которые стоят огромнейших денег. На те мизерные отчисления, что достаются сейчас высшей школе, содержать даже одну такую лабораторию - скажем, электроники - очень накладно.

Есть у нас экономический и юридический факультеты. Всего мы готовим по четырнадцати специальностям. Главная из них - филология. Мы решили не идти по пути образования множества мелких факультетов, а создать несколько крупных. Львиная доля студентов занимаются на факультете русской филологии. Правда, назвали мы ее славянской, поскольку здесь изучаются также и украинская, и белорусская, и польская, и чешская филологии… Но львиную долю занимает именно русская.

Кроме славистики, имеется у нас английская, французская и немецкая филологии. А сравнительно недавно открыли мы и китайское отделение.

Пожалуй, толчком послужил курьезный факт. Наш президент поехал в Китай с официальным визитом, и мы не нашли во всем Таджикистане ни одного человека, владеющего китайским языком. Пришлось выкручиваться из положения сложнейшим образом: один переводчик переводил с таджикского на русский, другой - с русского переводил на английский, а третий - с английского на китайский. И соответственно наоборот - в обратной последовательности.

Именно это натолкнуло меня на мысль об открытии китайского отделения. А где взять преподавателей? И вот как-то я зашел на базар и там мне показали женщину, которая продавала какое-то старье. Тогда многие выживали благодаря тому, что распродавали все, что у них было - посуду, утварь, одежду, бытовые приборы, инструменты… Так вот, кивают мне на хромую старушку и шепчут: "Вон та женщина знает китайский язык".

В.М. Господи, да я же с ней хорошо знаком. Людмила Адамчук. Она работала в Китае в шестидесятые или семидесятые годы… Удивительный человек, энтузиаст и бессребреник. А китайский она действительно знает блестяще.

А.С. Так мне и сказали. Это, говорят, классный китаевед. Потом уже я узнал, что сами китайцы считают, что у нее превосходный язык. Для того чтобы читать и писать по-китайски, надо знать не менее двух тысяч иероглифов. Она знает более четырех тысяч. И вот этот замечательный специалист вынуждена была распродавать последнее. Надо было видеть, как она была одета, как исхудала. Я пригласил ее на работу. И первый год преподавала только она. Сейчас она - заведующая китайским отделением. Помолодела, расцвела… И оказалось, что никакая она не старушка, а женщина средних лет. Мы ее всячески поддерживаем.

Впоследствии мы обратились к китайскому правительству, и нам помогли. Прислали учебники, аудио- и видеоматериалы, подарили компьютеры.

А теперь у нас преподает также профессор из Китая, кстати, уже второй за это время. Ну и, разумеется, выпускники нашего собственного китайского отделения, которые успели пройти стажировку в Китае и сейчас успешно работают.

Китайская филология для нас - не экзотика, а самая что ни есть насущная жизненная потребность, учитывая нашего могучего соседа, с которым у Таджикистана полторы тысячи километров общей границы. А скоро нас свяжет и транспортная артерия. Сейчас мы вместе с Китаем пробиваем стратегическую дорогу на Каракорумское шоссе. Они строят свою часть, а мы свою - до границы. Нынешним летом эта дорога, по-видимому, будет сдана, так что экономической блокады со стороны некоторых своих соседей мы не боимся. И будем грузы возить морским путем не через Одессу, а через порты Персидского залива.

В.М. Ну да, намного ближе…

А.С. Дело не только в расстоянии. Об этом нигде не говорится открыто, но через границу между Таджикистаном и Узбекистаном наши соседи не пропускают ни одну машину. Бывает так, что во время посевной эшелоны с горючим не могут пробиться в Таджикистан. Ни один турист не приезжает туда и не выезжает от нас. Нет ни самолетов Душанбе-Ташкент, ни поездов. А чтобы проехать, скажем, сюда в Душанбе из Северного Таджикистана через территорию Узбекистана, необходимо нанимать сопровождение и платить триста долларов за проезд машины… Ну кто поедет?

Мало того… Во всем мире борьба идет против противопехотных мин, а у нас заминирована граница. Каждый месяц у нас подрываются мирные жители. Люди никак не могут привыкнуть и смириться с тем, что родственники, друзья и недавние соседи, с которыми были общие пастбища, оказались вдруг по разные стороны границы. Пастухи гоняют скот, дети бегают играть… Десятки детей-калек, убитых1.

Так что представь, как для нас важно строительство этой дороги. Ну и вообще китайцы - народ очень мобильный. Здесь у нас уже много китайских людей. Так что нашему примеру последовал Институт языков, который тоже открыл китайское отделение.

Сейчас мы ведем подготовительную работу и с сентября собираемся открыть отделение корейской филологии. Все-таки у нас, в Таджикистане, проживает около двадцати тысяч корейцев, которые корейского языка не знают. Южная Корея проявляет определенный интерес к сотрудничеству экономическому с нами. Есть в Северном Таджикистане несколько совместных таджикско-корейских предприятий. Поэтому этот язык тоже нужен будет. Обещают помочь корейские общественные организации.

В прошлом году предлагали японские бизнесмены открыть курсы японского языка с их поддержкой, но потом они пропали, а у нас самих до японского пока руки не доходят.

В.М. Скажи, а принимаете вы только абитуриентов из Таджикистана или можно поступить и иностранцу? Скажем, россиянину.

А.С. География мест, откуда приехали наши студенты, охватывает весь бывший Советский Союз. Меня радует, например, то, что едут к нам из Хабаровска, Иркутска, Москвы, Казани…

В.М. А кто они? Кто именно приезжает?

А.С. А вот это очень интересно. Я с ними со всеми беседовал. В основном это дети тех людей, что когда-то уехали отсюда. Нередко у них остаются здесь бабушки или дедушки, которые привыкли к теплу, фруктам и вообще южной жизни и не хотят уезжать в Россию. И когда внукам настает время учиться, они приезжают в Душанбе, к бабушке, и поступают к нам. А через год или два вслед за ними приезжают поступать их друзья или соседи.

Правда, в соглашении предусмотрено, что обучение в нашем университете - только для граждан России и Таджикистана. Но я не могу отказать русскому мальчику или русской девочке, которые живут, скажем, в Сурхан-Дарье…

В.М. То есть в Узбекистане…

А.С. Да, и у них нет другой возможности получить высшее образование на русском языке. Приезжают к нам поступать из Украины, Белоруссии, Туркменистана. Но при общем плане набора студентов в четыреста человек я не могу принимать всех подряд. Смотрю конкретно, кто у абитуриента папа, кто мама, каков доход семьи… Если я вижу, что у человека нет другой возможности и он от безысходности сюда приехал, - это одно дело. А другое - если он из обеспеченной семьи. Тогда заключай контракт и учись за плату.

Ну и потом мы даем хорошую возможность получить высшее образование женам и детям российских военнослужащих, расквартированных в Душанбе. Это 201-я мотострелковая дивизия и группа пограничных войск Российской Федерации. Получают у нас образование и сами офицеры. У большинства из них за
плечами - военное училище, но это не высшее образование. Они учатся у нас заочно. Некоторые получают второе высшее образование. Если первая специальность у него - чисто военная, а завтра он может выйти, как говорят, "на гражданку", что он будет делать?

Ну и, наконец, есть у нас студенты и из Швеции, Германии… Немка изучает русский язык.

В.М. "Русская" немка, из наших?

А.С. Да нет, самая натуральная, из ФРГ. Приехала по какой-то линии какой-то организации вроде "Врачи без границ" или что-то в этом роде, узнала, что есть такой университет, подписала с нами контракт на год… Хочет изучать только русский язык. Есть очень много желающих изучать русский язык из Ирана, из Афганистана, но я не могу их принять - нет помещений. Нам позарез необходим новый корпус, и не где-нибудь на другом конце города, а здесь, рядом.

В.М. С профессорами, думаю, у тебя проблем нет. В Душанбе преподавательские кадры всегда были сильны. Старая школа. Чего там говорить, если в нашей с тобой alma mater преподавал философию Владимир Библер. Правда, мы его не застали, он уехал за несколько лет до того, как мы поступили в институт…

А.С. Дело в том, что мы имеем возможность брать к себе лучших ученых. Мы платим российскую зарплату, и этим все сказано. Вообще-то она невелика, но по сравнению с тем, что получают преподаватели таджикских вузов, это царские заработки. Когда мы только образовались, то ходили по вузам, смотрели, кого взять. Кандидаты давали пробные лекции. Кроме того, каждый вуз заинтересован, чтобы лучших своих учеников оставлять у себя, растить из них преподавателей. Мы уже пошли на процесс самопроизводства - у нас начинают преподавать наши выпускники.

О качестве суди сам. Для того чтобы вуз прошел аттестацию, аккредитацию, считается нормальным, что в нем должно иметься свыше пятидесяти процентов "остепененных" преподавателей, то есть имеющих ученые степени и звания. Это считается о-о-о-чень хорошо. Скажем, у ведущих вузов российской столицы - у таких, как Бауманка, - "остепененных" шестьдесят с чем-то процентов. Мы, в общем-то, от них не отстаем - у нас шестьдесят семь процентов. Чуть выше, чем у них. У нас заведующие кабинетами старшие лаборанты - кандидаты наук. За два года только членами АПСН - Академии педагогических и социальных наук - из нашего университета избраны десять человек. Нормально, а? Мы даже тут у себя создали филиал АПСН . У нас ежегодно проводится около десяти научно-практических и научно-теоретических конференций, у нас ежегодно проводятся свои Славянские чтения, отдельно для студентов и отдельно для преподавателей.

В.М. Я знаю, что сейчас у вас работают многие из наших с тобой бывших учителей. Те, кто не уехал…

А.С. Верно, и им до того, как они попали к нам, пришлось хлебнуть горюшка. В первые годы независимости сработал закон маятника и всеобщим увлечением стал государственный язык. "Почему ты говоришь на каком-то другом языке, не на государственном?!" Наши преподаватели - замечательные русисты, но таджикского они в большинстве своем не знали, а тут их приглашают на заседание ученого совета, которое проводится на государственном языке… Не присутствовать они не могут, но и понять, что говорят коллеги, - ничего не понимают. И зарплату им, как, впрочем, и коллегам, владеющим государственным языком, задерживали по несколько месяцев, а она и так была никакая. И когда мы их сюда привели, а здесь мало того, что преподавание, но и все официальное делопроизводство на русском языке, да к тому же мы отмечаем здесь масленицу - блины! - и все традиционные русские праздники… У них глаза загорелись. Они сейчас так активно работают. Они духовно ожили… Ведь как бывает - живешь у себя дома в четырех стенах, никого не видишь, боишься высунуться и кажется тебе: "Наверное, никого не осталось. Я один".

Но вот они собираются здесь и видят: "Ого, смотри, а оказывается, еще много русских осталось". И когда занятия заканчиваются, они сидят в деканатах и лабораториях и не хотят уходить. "Мы только здесь и видим друг друга, здесь мы общаемся".

В.М. Да это, должно быть, сейчас серьезная проблема для многих - общение. Где общаться? Вчера я говорил со своей давней подругой, у нее взрослый сын, ему за двадцать. Она говорит: "Я за него беспокоюсь, девушки у него нет… А где ему с девушкой познакомиться?"

А.С. Как это где? На любой дискотеке… В городе несколько дискотек, и они работают до утра, до пяти-шести часов… Там собирается молодежь, туда ходят и наши студентки. Наверное, он просто очень скромный парень. Если он сидит дома, то никто из девушек его искать не будет.

В.М. А ты считаешь, что сейчас это безопасно для молодой девушки - ночью возвращаться домой даже в сопровождении парня?

А.С. Вполне. Миновало то время, когда народ с наступлением темноты сидел по домам, не высовывая носа. Теперь люди ходят по вечерам в гости, в кино, в рестораны…

В.М. Во всяком случае, выстрелов по ночам не слышно.

А.С. Жизнь, в общем, наладилась и постоянно продолжает налаживаться. Хотя у университета сложностей и по сей день - по горло. Но год от года все лучше и лучше становится. Только за один прошлый год я смог наконец капитально отремонтировать учебные корпуса, только за один прошлый год я смог купить пятьдесят компьютеров - столько, сколько не сумел приобрести за предыдущие шесть лет. И, даст бог, столько же еще возьму в нынешнем.

Сейчас Славянский университет - самый престижный в Таджикистане вуз. Мы не останавливаемся. В первые годы мы все силы тратили на организационную сторону дела - на учебный процесс, на здания, на создание базы… В последние год-два ориентиры поменялись - мы пошли вглубь. Теперь на первый план для нас выступило качество. Разрабатываем учебные планы, программы, свой журнал издаем, свою газету. Сейчас любые ученые из любого университета за честь почитают выступить на нашей научно-практической конференции. Потому что они знают, что мы материалы конференции непременно издадим.

В.М. Иными словами, университет стал также и научным центром?

А.С. В гораздо большей степени, чем ты можешь себе представить. Дело в том, что с парадом суверенитетов начался и парад научных титулов. Каждая из новообразованных стран учредила свою собственную аттестационную комиссию и начала штамповать своих собственных профессоров и докторов. Но что это за ученые светила! Извини меня, но дальше Регара1 такой профессор не котируется… Я тогда курировал высшую школу в нашем Министерстве образования. Многие тогда пытались меня переубедить, но я уперся: "Нет, нет и нет. Мы готовим в
вузах - то есть тогда готовили - специалистов по ста девятнадцати специальностям. В аттестационном совете должно быть как минимум пять докторов наук. Не говоря уже о том, что члены совета должны время от времени меняться. Посчитайте, сколько докторов нам потребуется. Где вы их возьмете? Ну хорошо, найдем мы людей по девяти специальностям… А по остальным? Все равно придется в Москву ездить за аттестацией". Поэтому я тогда убедил колеблющихся и настоял на своем, благо у меня были свои связи в ВАК России, бывшего СССР. В итоге наше правительство подписало письмо, которое я написал в ВАК России: просим, мол, выполнять для нас функции бывшего ВАК СССР. До сих пор все решения специализированных советов по защите докторских и кандидатских диссертаций у нас утверждаются ВАК России. А доктора наук с десятилетним стажем из тех стран, где поспешили создать свои ВАКи - из Туркменистана, Узбекистана, Киргизии, - приезжают сейчас к нам, в Таджикистан, чтобы перезащититься и получить российский диплом.

Кроме того, мы решили: если не мы, то кто, и выбили штаты - и Министерство образования России нас поддерживает, - будем создавать институт повышения квалификации преподавателей русского языка вузов и техникумов. Разумеется, ни один вузовский преподаватель в Таджикистане не в состоянии позволить себе хотя бы раз в пять лет пройти где-то переподготовку и повысить свою квалификацию.

В.М. Знаешь, слушаю я тебя, и мне пришло в голову, что ваш университет можно, пожалуй, назвать, островком России в Таджикистане…

А.С. Видимо, это все же преувеличение. Я же говорил: Славянский университет был задуман в первую очередь для того, чтобы снять накопившиеся проблемы между Россией и Таджикистаном. В соглашении записано, что университет является проводником передовых образцов российской науки, культуры в Таджикистане и, наоборот, таджикской науки и культуры - в России.

В.М. А как реально происходит это "наоборот"?

А.С. Пока никак. И связано это не с чем иным, как с нашей спецификой. Вот планируются, скажем, Дни таджикской культуры в России. И получается, что мы в них не принимаем участия, потому что было бы смешно везти в Россию русскую культуру. Приезжают участники Дней российской культуры в Таджикистан, и мы опять остаемся в стороне. Дескать, не будут же они пропагандировать русскую культуру тем, кто только русской культурой и занимается. И мы уже по своей инициативе перехватываем писателей, поэтов, приглашаем их к себе, но все
это - за рамками официальных встреч.

Кстати, во всех нормальных государствах по линии Союза обществ дружбы имелись российские культурные центры. В Таджикистане он тоже есть, но без помещения. Роль Российского культурного центра выполняет Славянский университет. Я выписываю практически все основные российские газеты и журналы, художественную литературу и так далее. У меня есть Дворец культуры, в котором работают только штатных работников шестнадцать человек, в котором есть ансамбль "Славяне", который специализируется на русском народном творчестве, хоровых песнях и принимает участие во всех концертах - и правительственных, и посвященных всяким официальным праздникам. Выезжаем с концертами в воинские части, в Нурек, Регар, Яван, Курган-тюбе… А поскольку учатся у нас в основном дети русских, мы приглашаем их родителей на эти праздники. Они имеют возможность в нашем читальном зале полистать свежие газеты.

В.М. Есть, по-видимому, еще одна важная сфера деятельности, которая сейчас под силу только вашему университету. Дело в том, что некогда существовала мощная советская школа художественного перевода. Перевода с зарубежных языков и с языков народов Советского Союза, в том числе и с таджикского. Сейчас эта школа находится практически на грани исчезновения. Старые мастера постепенно уходят, а на их место никто не торопится… И одна из литератур, находящихся в смысле перевода в наиболее плачевном положении, - это таджикская литература. Не стоит ли вам попытаться как-то исправить положение?

А.С. Считаю, что пока это не наше дело. К тому же я не самого лестного мнения о тех, кто сейчас пишет. Почему? Была некогда писательская школа, были мэтры, которых читала и о которых говорила молодежь, - те же Мумин Каноат, Мирзо Турсун-заде. Сейчас таких писателей нет. Пока нет.

В.М. Скажи, а не косятся тут на тебя за твои взгляды?

А.С. Бывает, и косятся. Мне все же приходится учитывать настроения и наших националистов, а они у нас есть, скрытые или явные.

Но я доволен тем, что сумел сделать. Я здесь родился, я здесь вырос, я эту республику люблю… Я таджик, в конце концов. И, как я уже сказал, продвигая русский язык в Таджикистане, я думаю и о русском народе, и о своем. Сейчас в университете учатся на одном только дневном отделении тысяча восемьсот студентов и тысяча с лишним - на заочном. Около трех тысяч студентов. Из них пятьдесят два процента - русские. Остальные - в большинстве своем таджики. Пусть они прекрасно учат язык и переводятся в российские вузы. Я знаю по крайней мере, что они свои дипломы получат не просто так, не зазря, они будут классными специалистами. И меня это радует.
№6 за 2003