ТАМ, ГДЕ ЖИВУТ БЕЛУДЖИ

Искандер АМАНЖОЛ, собственный корреспондент газеты "Караван"

Трудяга АН-24, принадлежащий афганской авиакомпании "Ариана" и, как я подозреваю, давно исчерпавший срок эксплуатации, заходит на посадку. Гляжу в иллюминатор, пытаясь разглядеть взлетно-посадочную полосу. Совершив разворот, самолет продолжает снижение. До поверхности земли осталось не более 50 метров, уже 40... но полосы все не видно. Выходят закрылки. О Боже! Самолет садится на грунт!

Теперь мне понятно, что имели в виду афганцы, называя предстоящий рейс в Заранж пробным. Заранж - это городок, находящийся недалеко от стыка границ Афганистана, Ирана и Пакистана с населением 110 тысяч человек, административный центр одной из самых крупных и малонаселенных провинций Афганистана - Нимруз.

Одним рейсом с нами прибыл губернатор провинции ходжа Карим Брауи. Рядом с трапом стоит группа чиновников, встречающих своего патрона. Они подходят к Брауи и прикладываются к сиятельной руке. Раньше я думал, что такое бывает только в Ираке. Но это не раболепие - так издревле на Востоке младшие приветствуют старших.

Самый распространенный способ приветствия - когда при встрече, обнимаясь, афганцы троекратно касаются друг друга щекой. Если у встретившихся более теплые отношения, то церемония завершается уже троекратным лобзанием. Но забавнее всего наблюдать, как встречаются равные по положению и возрасту люди: они троекратно и поочередно целуют друг другу руки!

Что привело меня на этот край земли? Желание найти ответ на вопрос: почему в отличие от юго-восточных провинций Афганистана, где обстановка постепенно накаляется, на юго-западе царит спокойствие? Ведь тут, как и на юго-востоке, пролегает граница с одним и тем же государством - Пакистаном. Единственное отличие в том, что там по обеим ее сторонам живут пуштуны, а здесь - белуджи.

О белуджах в Казахстане ничего не пишут, и это стало второй причиной моего пребывания здесь. Ну а третья - это желание побывать в капищах зороастрийцев, или, как их здесь называют, в зардуште.

Мы садимся в машину и следуем за губернаторским кортежем. Скудная растительность, убогие глинобитные домики с куполообразными кровлями и улицы в ухабах и рытвинах. Такой пейзаж способен ввергнуть в уныние любого оптимиста.

Сатанинский банковский процент

Сразу же по приезде встретились с ходжой Каримом Брауи. Губернатор говорит о проблемах провинции. Здесь нет и не было каких-либо крупных промышленных предприятий. Сельское хозяйство в упадке. По его словам, когда свирепствует самум, а он дует три-четыре месяца в году, весь регион оказывается отрезанным от "большой земли". Сетует на то, что после войны с талибами удалось осуществить немногое: построить три школы, одна из которых предназначена для девочек. С большим трудом удалось набрать штат преподавателей и сразу пришлось решать проблемы с оплатой их труда. Губернатор выкручивается как может. Благодаря расширяющейся торговле с Ираном часть от поступающих в местный бюджет таможенных платежей направляется в управление образования.

Беседа продолжается долго, перейдя невидимую грань, за которой то, что ценится нашей братией превыше всего, - искренность. Рассуждаем об исламской конституции, воспринимаемой им как неизбежное зло. Как препятствие, стоящее на пути к экономическому процветанию, а причиной ему - один из постулатов шариата, согласно которому ростовщический (то есть банковский) процент называется сатанинским.

Губернатор высказывает крамольную мысль безбоязненно. По его мнению, ожидать прогресса в случае принятия исламской конституции все равно, что надеяться на урожай, посеяв изюм и жареный горох. Отвечая на вопрос, почему же здесь спокойнее, чем в Нангархаре и Кандагаре, г-н Брауи, говорит, что белуджи - спокойный и рассудительный народ, любое решение принимается ими после долгого осмысления, а не как у взрывных пуштунов, которые часто руководствуются эмоциями. Действительно, наблюдая за ним, я обратил внимание, что он никогда не повышает голоса и говорит почти шепотом - резкий контраст с губернатором Кандагара Гуль-ага Шерзаем.

Вечером отправились на водную прогулку по реке Гельманд, по руслу которой и проходит афгано-иранская граница. Единственное, что связывает соседние государства, - паромная переправа. Правда, здесь приступили к строительству моста, уже видны из-под воды опоры.

Места тут былинные. Это легендарный Систан, второе название которого - Полуденная страна, Нимруз. Здесь родился благородный герой Книги царей "Шахнаме" мощнотелый Рустам. Согласно Фирдоуси здесь были оживленные города, плодородные нивы, труднопроходимые чащи, кишевшие тиграми, медведями, оленями и материализующимися ниоткуда злыми дивами. Приходят на память строки: "Я тут и не тут, я здесь и не здесь".

Мой проводник в этих местах генерал Зульфикар Балудж порадовал меня сообщением, сказав, что рано утром за нами заедет ходжа Шарафеддин - человек, осуществляющий невероятный для Афганистана проект. На свои собственные средства он строит канал, воды которого должны вдохнуть жизнь в пустыни Дешт-и-Регистан и Дешт-и-Марго.

Прогулки по минному полю

Наша машина лавирует между песчаными барханами, однообразнымитолько на первый взгляд: у пустыни есть красота, но ее надо уметь разглядеть. Каким образом ходжа Шарафеддин ориентируется в этих местах, так и осталось для меня загадкой.

По словам моих собеседников, по этим местам огнем и мечом прошлись орды сперва Чингисхана, а затем и полчища Хромого Тимура. Земли опустели. На смену оседлому населению пришли скотоводы-кочевники, которые в оросительных системах не нуждались. Под воздействием времени разрушилась система ирригации, и началось опустынивание земель и ветровая эрозия почвы.

Двигатель нашего пикапа не выдерживает жары, и пока он охлаждается, я бреду в направлении холма, на вершине которого сохранившиеся развалины мечети. И когда до подножия оставались считанные шаги, я услышал автомобильный гудок. Это наша вторая машина. Остановившись подождать ее, я наклонился подобрать обломок керамики и увидел человеческий скелет. Подъехав, водитель резко затормозил, преградив мне дорогу к холму, и, всплеснув руками, во все горло заорал: "Майн! Майн! Эксплосив! Бум-бум!" Эта пустыня оправдывает свое мрачное название Дешт-и-Марго - пустыня Смерти. Как позднее мне рассказал генерал Балудж, все подходы к развалинам заминированы, дабы отвадить грабителей от их преступных замыслов. Сделай я еще пару шагов, и…

Прожектер из Нимруза

Барханы сменяются ровным пространством, сплошь покрытым гладкой галькой, отшлифованной морским прибоем. Видимо, эти места когда-то были дном Аравийского моря, отступившего позже на сотни километров южнее. Это пустыня Регистан.

Ходжа Шарафеддин рассказывает, что всю войну с талибами он пробыл в Арабских Эмиратах, а вернувшись, приступил к осуществлению давно задуманного проекта - строительству канала. Сперва он обратился в министерство водного хозяйства, там отказали. Затем - к гуманитарным организациям. По его словам, в пустыне побывали два немецких специалиста, которые сказали, что для строительства канала понадобится как минимум 33 миллиона долларов...

Но упрямый белудж засучив рукава принимается за работу. На паях со своим дядей ходжой Жумаханом по бросовой цене (всего по 100 долларов за гектар) он покупает 21 тысячу гектаров земли, на которой кроме прокаленных солнцем песка, пыли, гальки и живописных руин ничего нет.

На пароме мы преодолеваем реку Гельманд и оказываемся в одноименной провинции. Здесь нас встречает группа улыбчивых людей, с ног до головы увешанных оружием и радушно потчующих нас водой. Какое наслаждение - после долгого пути утолить жажду! И снова в дорогу. Наконец путь завершен. Мы в базовом лагере ходжи Шарафеддина.

Рядом с "офисом" - комнатой без намека на мебель - груда пустых бочек из-под топлива и масел, какие-то запчасти, бетономешалка, колодец глубиной 12 метров, на дне которого лужица размером с тарелку, несколько тощих коз и ни души на многие сотни миль. Поблизости развалины какого-то сооружения, но подойти к ним нельзя - мины.

После чаепития все приступают к работе. Я берусь за путевой блокнот, ходжа Шарафеддин звонит в Дубай дядюшке и отчитывается о ходе работ, его брат требует ускорить поставку масел для экскаваторов. Третий звонит в Саудовскую Аравию: необходимы новые ножи для бульдозеров. Мне показалось, что здесь не хватает только телетайпа, выстукивающего курс акций на фондовых биржах...

Голод дает о себе знать. И как по мановению волшебной палочки, разворачивается скатерть-самобранка, и в помещение вносят ароматное блюдо с экзотическим названием "саджи балуджи" - мясо по-белуджийски. На поверку оно оказалось шашлыком, отменно приготовленным по особому рецепту.

После небольшого отдыха мы едем на канал. Строительство его практически завершено. Из запланированных 25 километров прорыт 21. Ширина канала 4 метра, а глубина местами достигает 7. Ходже Шарафеддину есть чем гордиться: по ложу уже струится вода. Присев на корточки, ходжа черпает ладонями кофейного цвета воду и пьет. Для него она слаще меда. Он говорит, что уже сейчас есть желающие купить у него эти земли по 500 долларов за гектар, но он предпочитает ее не продавать, а построить дома, переселить сюда людей и сдать им свои угодья в долгосрочную аренду.

Час вечернего намаза застает нас в дороге. Забавно видеть, как один из охранников, расстелив платок и положив перед собой автомат, сложил в молитвенном экстазе руки. Непонятно только, кому предназначены его поклоны: то ли "калашникову", то ли далекой Каабе?

Вечером после ужина вопросы уже задает ходжа. Его интересует моя работа, жизнь в Казахстане, цены на алюминий, катанку и прочий строительный металл. Ходжа говорит: "Там, где мы сегодня переправлялись на другой берег, я намерен построить мост. Я долго думал над тем, как его назвать. Теперь принял решение назвать его твоим именем". Вот уж не думал, что когда-нибудь моим именем будут называть мосты. Тут и возгордиться недолго.

Постепенно усталость берет свое. Ходжа Шарафеддин и его соратники засыпают, лишь слышно, как охрана бряцает амуницией. А я, находясь под впечатлением от сегодняшней поездки, еще долго смотрю на усеянное яркими звездами небо…

Продолжение следует

*28 за 11/07/2003