Инвестиции после расстрела

Всеволод ОВЧИННИКОВ

Бизнес и власть: китайский вариант

За крупные экономические преступления в Поднебесной публично расстреливают как предпринимателей, так и чиновников. Однако это не мешает Китаю быть мировым лидером по притоку иностранных инвестиций.

Судьба Ян Биня - одного из наиболее удачливых предпринимателей и самых богатых людей Китая, который сколотил почти миллиард долларов, начав с торговли цветами, и недавно был приговорен к восемнадцати годам тюрьмы, вызвала широкий резонанс в России. Наверное, прежде всего потому, что предъявленный ему набор обвинений в крупных экономических преступлениях весьма схож с расследованиями, за которые нынче активно взялась российская Генеральная прокуратура.

Но когда наши политологи и журналисты, рассуждая об отношениях бизнеса с властью вообще и о борьбе с коррупцией в частности, начинают проводить параллели с Китаем, я считаю необходимым подчеркнуть, что на этом поприще между нашими странами есть существенные различия. У нас каждый заметный эпизод в борьбе с коррупцией прежде всего тут же вызывает вопрос: а почему именно сейчас? Кому выгодно именно в данный момент начать очередную атаку власти на бизнес?

В Китае об этом никто не спрашивает, ибо "прополка грядок" ведется беспрерывно. Как подсчитала международная правозащитная организация "Эмнести интернешнл", в Поднебесной ежегодно приводят в исполнение больше смертных приговоров за крупные экономические преступления, чем во всех ведущих странах мира, вместе взятых. Правонарушение, касающееся более миллиона юаней (то есть 125 тысяч долларов) квалифицируется как хищение в особо крупных размерах, за что полагается расстрел. Так что публичным казням в стране то и дело подвергаются как предприниматели, так и чиновники - порой весьма высокого ранга.

Второй лейтмотив, звучащий ныне в российских СМИ, это утверждение, будто активность Генеральной прокуратуры в расследовании экономических преступлений прошлых лет подрывает имидж России, ухудшает ее инвестиционный климат. Дескать, как можно брать под стражу человека, обвиняемого в хищении двухсот с лишним миллионов долларов, если из-за вызванного этим снижения доверия к нам страна теряет несколько миллиардов.

Полагаю, что пример Китая наглядно свидетельствует о несостоятельности подобного довода. Несмотря на непрекращающиеся расследования, судебные процессы и публичные казни, приток иностранных инвестиций в Поднебесную неуклонно растет. По общему объему прямых зарубежных капиталовложений (53 миллиарда долларов) КНР в минувшем году опередила США и впервые стала мировым лидером.

Сводных данных о количестве оказавшихся за решеткой китайских предпринимателей нет. Но их, несомненно, больше, чем чиновников. При этом известно, что за последнее пятилетие к уголовной ответственности за взятки и другие экономические преступления в Китае были привлечены 630 тысяч сотрудников партийно-государственного аппарата. Почему же несмотря на суровость наказаний полностью искоренить случаи сговора предпринимателей и чиновников по принципу "твоя власть - мои деньги" все же не удается? Почему переход от плановой экономики к рыночной стал столь благоприятной почвой для коррупции - сорняка, который так трудно поддается прополке?

Интересные мысли на сей счет высказал в газете "Дагунбао" заместитель директора Академии общественных наук Янь Фан. По его словам, негативным побочным последствием экономических реформ в Китае стал процесс капитализации власти, то есть превращения служебного положения в капитал, приносящий прибыль.

Благодаря отсрочке политических реформ чиновники сохранили контроль за государственным имуществом и природными ресурсами. Это дает им возможность использовать свою власть, чтобы превращать общественное богатство в частный капитал. Такого рода злоупотребления обрели самые различные формы - от торговли экспортно-импортными лицензиями и фиктивного банкротства государственных предприятий, дабы передавать их за бесценок в частные руки, до права одних чиновников уличать в коррупции других, что также стало источником наживы. Этот "капитал власти" стал напоминать о себе не меньше, чем "власть капитала". Ибо вместо того чтобы играть в бизнесе роль рефери - судей, следящих за соблюдением правил на рыночном поле, чиновники то и дело присваивают себе роль игроков.

Пекинское руководство признает, что не может полностью пресечь превращение власти в КАПИТАЛ, то есть в средство извлечения прибыли. Однако его представители подчеркивают, что никогда не допустят превращения власти в ТОВАР, который можно купить. За определенную мзду чиновники оказывают предпринимателям определенные услуги, но избегают попадать к ним в зависимость, не допускают, "чтобы хвост вертел собакой". Иначе говоря, бизнес в Китае порой пользуется услугами власти в своекорыстных целях, но сам во власть не лезет. Поэтому в отличие от России термин "олигарх" в китайском политическом лексиконе отсутствует.

Думаю, что в попытках объяснить восемнадцатилетний срок заключения самому богатому китайцу Ян Биню его политическими амбициями есть некоторая натяжка. Оказавшийся на стажировке в Голландии незадолго до драматических событий 1989 года на площади Тяньаньмэнь, Ян Бинь сумел выдать себя за диссидента, чтобы получить политическое убежище, а затем и нидерландское подданство. Потом вынырнул в Гонконге и создал там базу для цветочного бизнеса, опираясь на голландский опыт. За этим последовали аферы с земельными участками, строительством элитных коттеджей.

Но Ян Бинь понимал, что удачливого предпринимателя с голландским паспортом силовики постоянно держат под колпаком. И желание стать главным администратором свободной экономической зоны Синыйчжу на границе КНДР с КНР скорее всего было порождено надеждой, что статус международного чиновника избавит его от уголовного преследования на родине. Однако данную кандидатуру Пхеньян по-видимому не согласовал с Пекином, что и привело к плачевному для Ян Биня исходу.

Мне доводилось быть близко знакомым с "новым китайцем номер один" - человеком, который в 1980 году зарегистрировал первую после начала реформ частную компанию. Ее основатель - Моу Цичжун десять лет спустя осуществил самую крупную неправительственную бартерную сделку между Китаем и Россией. За несколько сотен вагонов бытовой электротехники и ширпотреба он приобрел четыре пассажирских самолета Ту-154 и перепродал их Сычуаньской авиакомпании. Вырученные средства породили новые смелые идеи, опять-таки связанные с научно-техническим потенциалом России. С космодрома Байконур были успешно выведены на орбиту два спутника, сданные в аренду для трансляции телевизионных передач.

Когда я познакомился с Моу Цичжуном, он задался целью оживлять "динозавров плановой экономики" - убыточные государственные предприятия. Для привлечения капиталов из-за рубежа он создал на Багамах офшорный банк, пользующийся в Китае всеми льготами иностранного инвестора. Именно операции через него и породили те соблазны, из-за которых Моу Цичжун был обвинен в мошенничестве и оказался за решеткой. А ведь этот самый человек предлагал мне возглавить московское представительство созданной им корпорации "Наньдэ"!

Когда я работал в Китае в 1992-1996 годах, в России пышным цветом расцвели пресловутые "пирамиды" вроде МММ. Их бешеная телевизионная реклама подвигла на аналогичные аферы китайских подражателей. Некая фирма, получившая международный грант на производство одноразовых шприцев, стала платить по 3 процента в месяц за краткосрочные вклады. Тут же нашлись представители учреждений и предприятий, которые задерживали у себя платежи, получая по 15 тысяч юаней за месячное прокручивание полумиллионной суммы. Но как только власти докопались до сути дела, основатели первой пирамиды были расстреляны на массовом митинге. Так что до "миллионов обманутых вкладчиков" в Поднебесной дело не дошло.

Почти одновременно с приговором самому богатому предпринимателю Ян Биню высшую меру наказания за мздоимство в июле получил губернатор провинции Юньнань Ли Цзятин. За сотрудничество со следствием и возврат в казну взяток на два миллиона долларов казнь ему отсрочена на два года и может быть заменена пожизненным заключением.

Коррупционеров ищут и находят не только среди губернаторов провинций и мэров городов, но и в стенах парламента. Осужден за лихоимство вице-спикер Чэн Кэцзе. Будучи главой Гуанси-Чжуанского автономного района, он оказывал предпринимателям незаконные услуги и брал взятки, которые оцениваются в 4,5 миллиона долларов. Вице-спикер, разумеется, лишен депутатского мандата и исключен из партии. Это самое крупное дело о коррупции в верхах после осуждения "китайского Гришина" - члена Политбюро, первого секретаря Пекинского горкома Чэнь Ситуна, приговоренного к 16 годам тюрьмы.

Предпринимаются шаги к пресечению коррупции в правоохранительных органах. В Верховной народной прокуратуре для этого создано специальное управление. Однако поползли слухи, что его руководители присвоили 70 миллионов юаней, конфискованных у вышеупомянутого Чэнь Ситуна. По решению парламента начальник управления Ло Цзи и его заместитель Хуан Личжи смещены со своих постов. 756 инспекторов получили партийные взыскания, 73 привлечены к уголовной ответственности. Если уж в самом Управлении по борьбе с коррупцией выявлены такие злоупотребления, что говорить о других звеньях партгосаппарата!

Тема "бизнес-силовики" окрашена в Китае весьма колоритной местной спецификой. Когда четверть века назад начались экономические реформы и потребовались средства на модернизацию экономики, пришлось притормозить рост военных ассигнований. Чтобы компенсировать это, силовым ведомствам было официально разрешено самим зарабатывать деньги на собственные нужды. В результате возникла целая коммерческая империя - пятнадцать тысяч предприятий, ежегодно производящих товаров и услуг на 18 миллиардов долларов, в то время как военный бюджет составлял 11 миллиардов.

Используя свой научно-технический потенциал, армия легко стала лидером в таких областях, как телекоммуникации и информатика, способствовала быстрому распространению сотовой связи. Военные открыли четыреста фармацевтических фабрик, выпускавших десятую часть лекарств в стране.

Силовики сделали крупные вложения в недвижимость, построив полторы тысячи отелей международного класса. Любое предприятие силовиков обладало явными преимуществами перед конкурентами. Местные власти не решались вымогать у них взятки, а рэкетиры совершать "наезды".

Однако наибольший ущерб интересам государства и общества силовики нанесли, начав заниматься внешней торговлей. Неподконтрольность пограничной и таможенной службе позволяла возить на десантных баржах японские подержанные автомашины, а потом на военно-транспортных самолетах доставлять их в глубь страны. Оказалось, что, ежегодно производя товаров и услуг на 18 миллиардов долларов, предприниматели в погонах недоплачивают в бюджет, то есть крадут у государства, 12 миллиардов. Именно поэтому с 2000 года всем силовым ведомствам запрещено заниматься коммерческой деятельностью и предписано прекратить какие-либо связи с созданными им дочерними предприятиями.

Еще до прихода к власти нового поколения лидеров китайское руководство объявило борьбу с коррупцией ключевым звеном обеспечения социальной стабильности. В Поднебесной доныне популярна фраза, некогда сказанная Конфуцием: "Если и власть имущие, и богатые сами соблюдают законы, народом легче управлять". Думаю, что в этой древнекитайской формуле есть кое-что поучительное и для современной России.

17.07.2003