Томас КАРОТЕРС,
руководитель Проекта за демократию и правление закона в Фонде им. Карнеги по поддержанию международного мира.

Опубликовано в журнале "Форин афферс", январь-февраль 2003 г., Нью-Йорк.

РАЗДВОЕНИЕ ЛИЧНОСТИ

Когда Джордж Буш стал два года тому назад президентом США, мало кто из обозревателей ожидал, что содействие демократии в мире станет главным вопросом его президентства. Во время президентской кампании 2000 года Буш и его советники ясно заявляли, что отдают предпочтение великодержавному реализму перед лицом таких идеалистических понятий, как национально-государственное строительство или содействие демократии. Как и ожидалось, пришедшая к власти команда Буша быстро отказалась от многих политических акций, тесно ассоциируемых с президентом Биллом Клинтоном. Некоторые аналитики опасались, что под топор попадет и содействие демократии. Однако события 11 сентября коренным образом изменили ситуацию. Проблема того, где и как Соединенные Штаты должны содействовать демократии в мире и надо ли это делать, вообще стала главным вопросом в американских политических дебатах с целым рядом стран, включая Египет, Иран, Ирак, Киргизстан, Пакистан, Россию, Саудовскую Аравию, Узбекистан и многие другие.

Хотя объявленная терроризму война значительно подняла статус демократии как политической проблемы, она едва ли смогла внести ясность в этот вопрос. Перед Соединенными Штатами стоят два противоречивых императива: с одной стороны, борьба с аль-Каидой искушает Вашингтон отказаться от демократической щепетильности и попытаться теснее связать себя с авторитарными режимами на Ближнем Востоке и в Азии. С другой стороны, должностные лица США и политические эксперты все более приходят к убеждению, что именно отсутствие демократии во многих из этих стран порождает исламский экстремизм.

Разрешение этого противоречия будет нелегким делом. Пока что Буш и его внешнеполитическая команда демонстрируют начальную стадию раздвоения личности: Буш-реалист активно культивирует теплые отношения с "дружески настроенными тиранами" во многих частях мира, в то время как "Буш-неорейганист" выступает с шумными призывами к активному насаждению новой демократии на Ближнем Востоке. Как администрация будет решать этот неудобный для себя дуализм - главный вопрос не только ведения войны с терроризмом в будущем, но и характера внешней политики Буша в целом.

ДРУЗЬЯ НА МЕСТАХ

Несоответствия между новыми насущными нуждами безопасности Америки и ее демократическими интересами с особой силой проявляются на передовых рубежах кампании против аль-Каиды и вокруг них. Самым ярким примером этого является Пакистан. Холодные отношения, проявляемые Вашингтоном после того, как в 1999 году генерал Первез Мушарраф захватил власть, сменились дружескими объятиями. В знак признания решающей роли пакистанского лидера в поддержке борьбы с терроризмом администрация Буша осыпала Мушаррафа хвалой и вниманием, сняла с Пакистана целый ряд экономических санкций, собрала для него внушительный пакет экономической помощи, превысившей в 2002 году 600 миллионов долларов, и возобновила американо-пакистанское военное сотрудничество.

Официальные лица США утверждают, что они сочетают такое благоволение с неоднократными неофициальными посланиями Мушаррафу о необходимости возврата к демократии. Однако за последний год президент Пакистана постоянно укрепляет свою авторитарную хватку, что проявилось в проведении весной прошлого года нелепого референдума и принятии летом целой серии антидемократических конституционных поправок. Буш и его помощники без особого энтузиазма отреагировали на этот процесс, повторяя перед лицом общественности осторожные призывы к демократии, но не оказывая на Пакистан никакого давления.

Такая мягкая позиция является ошибочной и нуждается в изменении, но следует вместе с тем признать сложность возникшей ситуации. Сотрудничество Пакистана в кампании против аль-Каиды - не просто приятный фактор, а настоятельная необходимость. К тому же возвращение Пакистана к демократии - не просто создание условий для ухода авторитарного лидера. Обе основные гражданские политические партии уже несколько раз оказывали стране медвежью услугу, а в 1990-е годы дискредитировали себя в глазах многих пакистанцев коррупцией, неэффективностью правления и авторитарным поведением. Для демократизации потребуется глубокий многосторонний процесс перемен, в ходе которого пакистанским военным не только придется официально отказаться от руководства страной, но и вообще уйти из политики. Одновременно гражданским политикам придется подвергнуться тщательной трансформации и посвятить себя завоеванию доверия общественности в политической системе. Вместо того чтобы заблуждаться, с почтением относясь к Мушаррафу, Вашингтону необходимо выработать в отношении к Пакистану долгосрочную перспективу и заставлять соответствующих деятелей действовать в этом направлении.

Тем временем Средняя Азия представляет собой пеструю мозаику дилемм в соотношении между демократией и безопасностью во внешней политике США. Необходимость США в военных базах и других формах сотрудничества в вопросах безопасности в регионе вынуждает Вашингтон к более тесному диалогу с авторитарными лидерами Узбекистана, Казахстана и Киргизстана. Даже Сапармурат Ниязов, тоталитарный лидер Туркменистана, страдающий манией величия, был удостоен в апреле 2002 года дружеского визита министра обороны США Дональда Рамсфелда. Одновременно официальные лица США проталкивают идею реформ в регионе, подчеркивая в беседах со своими местными визави, что существует исключительно редкая возможность получения странами региона значительной внешней помощи для полного набора экономических, политических и социальных реформ, необходимых для вхождения в современный мир.

Как ни странно, именно в Узбекистане, одной из жесточайших диктатур региона, такой двойной подход может дать определенные дивиденды. Президент Ислам Каримов, несомненно, получает дополнительную поддержку внутри страны от такого дипломатического внимания, экономической помощи и военного партнерства с Соединенными Штатами. Но впервые со времени получения Узбекистаном независимости официальные лица США также проводят теперь регулярные встречи с широким кругом узбекских должностных лиц и в жесткой форме заявляют о необходимости перемен. Уже появились признаки политических и экономических реформ, хотя их значение пока невелико и они могут рассматриваться как не более чем экспериментальные. Каримов по-прежнему остается во многом диктатором, не особо разбирающимся в демократии и рыночной экономике и не очень в них заинтересованным. Но он, видимо, понимает, что для гарантии собственного политического будущего необходимы определенные позитивные шаги и что усиление внешней поддержки после 11 сентября представляет собой реальную возможность.

К сожалению, в Казахстане американский подход выглядит не столь многообещающим. Президент Нурсултан Назарбаев не проявляет интереса к Америке и не предпринимает хотя бы частичных шагов навстречу США. Вместо этого он использует новую ситуацию, чтобы укрепить свою диктаторскую власть, и открыто противится реформаторским усилиям США. С учетом значительных запасов в стране нефти, газа и того, что сотрудничество с Казахстаном не может не продолжаться по линии безопасности и экономики в целом, Назарбаев правильно рассчитал: администрация Буша может остановиться в своем и так незначительном давлении в пользу реформ. Но если Соединенные Штаты действительно заинтересованы в том, чтобы отвести Казахстан от потенциально опасной авторитарной деградации, то Вашингтону нужно стать более требовательным в этом отношении.

Киргизстан - менее ясный, но не менее обескураживающий случай. Президент Аскар Акаев не столь властный, как Каримов или Назарбаев, но за последние годы он также сползает к авторитаризму. Администрация Буша предпринимает некоторые усилия, чтобы не дать ему пойти по этому пагубному пути. Но она еще не полностью использует явное стремление киргизской элиты к тесному сотрудничеству с США по линии безопасности, чтобы занять твердую позицию по таким ключевым вопросам, как освобождение политических заключенных или обуздание коррупции.

Во всех аспектах новой политики США в вопросах безопасности в Южной и Центральной Азии проявляется ведомственный водораздел, ослабляющий способность администрации сбалансировать безопасность и демократию. Государственный департамент проявляет искреннюю готовность поднимать проблемы прав человека и демократии в этих странах. С другой стороны, Пентагон зачастую делает акцент в основном на краткосрочных целях обеспечения доступа и сотрудничества по военной линии и в меньшей степени на политике соответствующих правительств. С учетом важности, которую лидеры других стран придают американской военной мощи, они иной раз полагают, что дружественные слова Пентагона позволяют им игнорировать другие послания, которые они получают. Поэтому последовательная линия США на демократию и права человека является необходимой предпосылкой для целостного подхода.

Афганистан является, видимо, наиболее разительным примером такого вызова. Первоначальные действия Соединенных Штатов после 11 сентября в этой стране явились, разумеется, не ослаблением демократической линии, но лишь резким шагом на пути свержения фундаменталистского режима талибов. Однако дальнейшее ведение Соединенными Штатами военных действий в Афганистане подрывает обещания США о непреклонной и глубокой приверженности Америки делу демократического преобразования мира. Вначале Пентагон полагался на афганских военачальников, рассчитывая использовать их в борьбе с аль-Каидой, вооружая их и тем самым помогая им укреплять региональную власть. Такая помощь привела к росту центробежных сил в Афганистане, что угрожает новому слабому правительству Афганистана. По иронии судьбы эта стратегия в определенной степени явилась просчетом и позволила многим боевикам аль-Каиды спастись из Тора Боры.

В то же время отказ администрации от использования миротворческих сил США или ООН за пределами Кабула и значительное уменьшение обещанной помощи не позволяет правительству Карзая гарантировать безопасность страны, установить настоящий контроль над территорией, лежащей за пределами Кабула, или обеспечить себе легитимность созданием мирных условий для своих граждан. Этническая вражда, торговля опиумом и вновь обретающие силу местные военные лидеры делают возврат к беспомощному положению центральной власти и к гражданской войне весьма реальной перспективой. И спустя много дней после сделанных по следам 11 сентября утверждений ряда американских должностных лиц о наличии связи между действиями неудавшихся государств и важнейшими интересами США в области безопасности отрицательное отношение команды Буша к национальному строительству в Афганистане как таковому не изменилось.

Не предвидится легких решений глубоких политических проблем Афганистана. Администрация должна, как минимум, усилить свои обязательства в форсировании работ по реконструкции страны. Это означает не только выполнение в полном объеме обязательств по оказанию помощи, но и осуществление реального давления на региональные власти в области признания ими авторитета кабульского правительства, а также более активные действия в вопросе создания афганской национальной армии. Какими бы важными ни были другие фронты в войне с аль-Каидой (например, все ухудшающаяся ситуация на севере Пакистана), Соединенные Штаты должны выполнить взятые на себя во время вторжения в эту страну обязательства по реконструкции Афганистана.

ЭФФЕКТ ДОМИНО

Созданные войной с терроризмом проблемы в деле поддержки Соединенными Штатами демократии за рубежом быстро распространились за пределы непосредственных линий фронта. Затронутым ими оказался и регион Юго-Восточной Азии. Индонезия стала важным полем деятельности в американской антитеррористической кампании ввиду опасений США, что лидеры аль-Каиды пользуются там убежищем, а многочисленные исламистские группировки страны взаимодействуют с сетью экстремистов. Белый дом продолжает оказывать поддержку шаткому, но более или менее демократическому правительству. Но перед лицом ослабления усилий в политике в области прав человека администрация США предлагает возобновить помощь индонезийским военным. Такая помощь постепенно уменьшалась в 1990-х годах в ответ на жесткие действия вооруженных сил Индонезии, пока совсем не прекратилась в 1999 году, когда индонезийские войска приняли участие в побоищах в Восточном Тиморе. Официальные лица администрации США стараются преуменьшить значение решения о возобновлении помощи, подчеркивая, что большая часть предлагаемого пакета помощи размером в 50 миллионов долларов предназначена не для армии, а для полиции. Однако готовность правительства США установить партнерские отношения с силами безопасности, которые всего несколькими годами ранее были замешаны в ужасающих побоищах и акциях против гражданских лиц, распространяет мощный негативный импульс во всем регионе и за его пределами. Некоторые официальные лица утверждают, что новые программы обучения представят американскому военному персоналу шанс инструктировать их индонезийских визави в вопросах прав человека. Но американские официальные лица неоднократно выступали с подобным аргументом в защиту этих программ и в прошлые десятилетия, вплоть до того времени, когда индонезийская военщина грубо попрала права человека, что привело к разрыву отношений.

Еще одним деятелем, получившим дивиденды от изменения внешней политики США, является малайзийский лидер премьер Махатхир Мохамад. Махатхир оказался полезным Вашингтону арестами исламских боевиков, обменом разведывательной информацией с США и сотрудничеством в других областях по линии антитеррористической кампании, что, как видно, покрывает его авторитарную внутреннюю политику. Была пересмотрена прежняя критическая позиция Вашингтона по отношению к малайзийскому лидеру, достигшая апогея во время широко разрекламированного призыва вице-президента Гора к реформации страны во время его визита в Куала Лумпур в 1998 году. Теперь высокопоставленные официальные лица США восхваляют Махатхира как "силу, выступающую за региональную стабильность" и "модель экономического развития, демонстрирующую терпимость", а президент Буш превозносил его на дружественной совместной пресс-конференции после визита Махатхира в Белый дом в мае 2002 года.

Акцент на демократии и правах человека также под вопросом в политике США по отношению к России и Китаю. Новая роль России в качестве союзника США в войне с терроризмом проявляется не столь гладко, как первоначально надеялись, в условиях продолжающихся серьезных противоречий по вопросу Ирака, Ирана, Грузии и других регионов. Тем не менее, президент Буш весьма благосклонно относится к президенту Владимиру Путину и не оказывает давления на российского лидера по поводу недостатков его политики в отношении демократии и прав человека, например, в Чечне, и в отношении свободы прессы. Точно так же правительство Китая смогло воспользоваться новым контекстом безопасности для укрепления намного более дружественных американо-китайских отношений, чем на это можно было рассчитывать в первые месяцы 2001 года, когда администрация Буша рассматривала Китай в качестве главной угрозы.

Но в обоих случаях перемены касаются в основном степени, а не существа. На удивление личностное и теплое восприятие Путина началось еще до 11 сентября, когда Буш понял "настрой души" Путина во время их встречи в Словении в июне 2001 года. И даже до событий 11 сентября при Буше и Клинтоне российское правительство ни разу не являлось объектом критики со стороны правительства США за Чечню или за какие-либо другие пробелы в области демократии. Что же касается Китая, то 11 сентября действительно заблокировало движение к новой жесткой политике Вашингтона, за которую, видимо, ратовали "ястребы" из американской администрации. Однако нынешнее весьма позитивное развитие отношений, когда слабое давление США в вопросах прав человека в огромной степени перевешивается широкими, взаимовыгодными экономическими отношениями, не очень отличается от общей картины, наблюдавшейся за последнее десятилетие с лишним.

Неплохо было бы заглянуть и подальше - и идентифицировать возможное пробуксовывание политики США в рассматриваемой области на примере недостаточно внимательного отношения Белого Дома к возрастающему кризису демократии в Южной Америке или неадекватного давления им на размахивающего дубиной президента богатой нефтью Нигерии Олусегуна Обасаньо с тем, чтобы заставить того изменить все более неэффективное управление самой многонаселенной страной Африки. По печальной иронии судьбы, наиболее серьезный источник опасности для демократии, проистекающий от политики американской администрации по борьбе с терроризмом, грозит самим Соединенным Штатам. Возрастающая угроза терроризма неизбежно оказывает давление на гражданские свободы США. Администрация не смогла с самого начала установить необходимое соотношение прав и обязанностей граждан, необоснованно сокращая права или злоупотребляя ими, как, например, в случаях проведения широкомасштабных арестов иммигрантов, закрытых слушаний по вопросу депортаций или объявления некоторых граждан США "вражеской стороной" без права получить юридическое заключение или даже оспорить такое определение. Жесткий подход Министерства юстиции явился мощным негативным сигналом для всего мира, поощрив такие непохожие друг на друга государства, как Беларусь, Куба и Индия, к ограничению внутренних свобод якобы в целях собственной борьбы с терроризмом. В Соединенных Штатах независимая юрисдикция и влиятельный Конгресс обеспечивают постепенное достижение соответствующего баланса между безопасностью и правами человека. Во многих же странах сила закона слаба и подобные подражания в области ограничения прав сказываются намного болезненнее.

ВОЗРОЖДЕНИЕ РЕЙГАНИЗМА?

Если клич "Буш - реалист" превалирует на большинстве фронтов войны с терроризмом, на Ближнем Востоке возникает образ Буша - неорейганиста. В начальный период после 11 сентября администрация США обратилась к своим традиционным автократическим союзникам в арабском мире, в первую очередь к Египту и Саудовской Аравии, за помощью в борьбе против аль-Каиды. Этот шаг не принес в жертву какие-либо обязательства США перед демократией: уже в течение многих десятилетий США подавляли всякие опасения на этот счет в данном регионе, дорожа автократической стабильностью ради широкого круга экономических и геополитических интересов. Однако за последний год растущий хор голосов внутри и вокруг администрации США начинает ставить под сомнение ценность американских "дружественных тиранов" на Ближнем Востоке. Эти люди подчеркивают тот факт, что если авторитарные союзники когда-то и были эффективным оплотом против исламского экстремизма, то национальная принадлежность террористов, совершивших нападение 11 сентября, свидетельствует о том, что эти страны фактически порождают экстремизм, а Саудовская Аравия его финансирует. Ссылаясь на то, что они называют истинным духом внешней политики Рональда Рейгана, они призывают к переменам в сторону содействия свободам в американской политике на Ближнем Востоке. Главная идея нового подхода заключается в необходимости подорвать основы исламского экстремизма, серьезно занявшись содействием демократии в арабском мире, причем не постепенно или осторожно, а с рвением и силой.

Президента Буша явно привлекает такая идея. Летом прошлого года его заявления по Ближнему Востоку заметно изменились по тону и содержанию, наметив перспективу демократических перемен в этом регионе. Согласно этим планам, Соединенные Штаты в первую очередь будут содействовать демократическим преобразованиям на палестинских территориях, увязывая поддержку созданию палестинского государства с образованием нового, более демократического палестинского руководства. Во-вторых, Соединенные Штаты окажут содействие изменению режима в Иране и помогут трансформировать эту страну в демократию. Образование двух успешных моделей арабской демократии окажет мощное демонстративное воздействие, "вдохновляя на проведение реформ во всем мусульманском мире", как об этом заявил Буш в ООН в сентябре прошлого года. По мере проведения в жизнь последовательной политики по отношению к Ираку и Палестине администрация США может также усилить давление на непокорных своих союзников и более активно поддерживать государства, проводящие по крайней мере некоторые политические реформы, как, например, небольшие государства Персидского залива. Принятое в августе прошлого года решение об отсрочке планов возможного увеличения помощи Египту в ответ на продолжение со стороны египетского правительства преследования борца за права человека Саада Эддин Ибрагима явилось определенным шагом в этом направлении.

Однако еще неясно, насколько резко изменит Буш ближневосточную политику США в направлении демократии. Разумеется, настало время менять установившуюся практику рефлексивной опоры на автократию арабского мира и ее фактическую поддержку. Однако широкие перспективы неожиданной, возглавляемой Соединенными Штатами демократизации на Ближнем Востоке зиждутся на довольно спорных основаниях. Начать хотя бы с того, что привлекательная идея, согласно которой свержение Соединенными Штатами Саддама Хусейна превратит Ирак в образец демократии в регионе, может привести к опасным заблуждениям. Соединенные Штаты, конечно, в состоянии свергнуть иракского лидера и насадить менее репрессивный и более прозападный режим. Но это не будет равносильно превращению Ирака в демократическое государство.

Опыт других стран, где за последние десятилетия Соединенные Штаты силой смели диктаторские режимы - Гренада, Панама, Гаити и совсем недавно Афганистан, - свидетельствует о том, что политическая жизнь в этих странах после вторжения развивается примерно в том же направлении, что и до того, как свергнутый режим пришел к власти. Например, после военной интервенции США в Гренаду в 1982 году эта страна смогла восстановить традицию умеренного плюрализма, который существовал там до того, как в 1979 году к власти пришел Морис Бишоп и его банда. К сожалению, после американского вторжения 1994 года Гаити вернулась ко многим патологическим извращениям, которые характеризовали политическую жизнь страны до прихода к власти в 1991 году военной хунты.

Политическая жизнь Ирака до Саддама Хусейна была насильственной, репрессивной, порождавшей в стране раскол. И существующие ныне в Ираке условия - не только отсутствие сколько-нибудь серьезного опыта с плюрализмом, но и резкие этнические и религиозные разногласия, зависимость экономики от нефти - неизбежно замедлят и затруднят процесс демократизации. Даже по самому оптимистическому сценарию Соединенным Штатам придется заняться широкомасштабной, дорогостоящей, тяжелой и длительной реконструкцией. Недостаточная приверженность администрации США к реконструкции Афганистана подрывает достоверность заверений официальных лиц администрации, что они будут проводить такой курс в Ираке после Саддама.

Более того, необоснованна и вера в то, что изменение режима в Ираке вместе с успехами демократии на палестинских территориях приведет к демократизации всего региона по принципу домино. Скорее всего, вторжение США в Ирак вызовет всплеск уже преобладающих в регионе антиамериканских настроений, укрепляющих позиции крайних исламистских группировок и провоцирующих многие арабские режимы продолжать зажим, отнюдь не заниматься смелыми экспериментами политической либерализации. Существующие в регионе экономические, политические и социальные условия неблагоприятны для серьезного демократического прорыва. Это не значит, что арабский мир так и не удастся демократизировать. Но это означает, что для выработки демократии понадобятся десятилетия и этот процесс будет чреват неопределенностями, откатами и брожениями. Соединенные Штаты могут и должны активно поддерживать такие демократические преобразования с помощью широких, целенаправленных демократических программ, а также путем давления и поощрения реформ. Но, как неоднократно свидетельствует опыт в других частях мира, будущее региона будет в основном определяться его населением.

Агрессивное демократическое наступление в арабском мире - новое кредо неоконсерваторов в самой администрации США и вне ее. Однако оно сочетает в себе как силу, так и опасности, типичные для политики неорейганизма применительно к любому региону. Видимо, наиболее сильной стороной тут является то, что президент формулирует демократические перспективы как непременные приоритеты, а также использует для демократических начинаний свой личный престиж.

Но при этом также существуют две опасности. Одной из них является инструментализация продемократического курса - облачение целей безопасности в язык содействия демократии, а затем замена демократического содействия поисками конкретных политических выгод, которые способствуют этим целям безопасности. Это всегда было проблемой в попытках администрации Рейгана распространить демократию в 1980-х годах. Приведем лишь один пример: на президентских выборах в Сальвадоре в 1984 году администрация Рейгана не жалела усилий, чтобы создать технические структуры, необходимые для признания выборов. Администрация США тайком переправила огромные суммы на ведение предвыборной кампании своему фавориту Хосе Наполеоне Дуарте, чтобы гарантировать его победу.

Противоречия между демократией как целью и как средством проявились в давлении, оказываемом администрацией ради демократических преобразований на палестинских территориях. Буш призывает палестинцев к реформам, в первую очередь, путем выборов, но одновременно официальные лица администрации ясно дают понять, что некоторые итоги выборов, например перевыборы Ясира Арафата, неприемлемы для Соединенных Штатов. Такие же противоречия между провозглашенными принципами и политической реальностью наверняка проявятся и при насаждении нового "демократического" режима в Ираке после вторжения в страну.

Тревожные принципы такой тенденции администрация США продемонстрировала и в апреле прошлого года, во время краткосрочного путча против непредсказуемого популистского президента Венесуэлы Хуго Чавеса. Вашингтон проявил готовность и даже стремление признать законность путча против руководителя богатого нефтью государства, человека, которого многие в правительстве США презирают за его антиамериканскую позицию и сомнительный экономический и политический курс. Но если учесть, что это происходит в регионе, взявшем совместные обязательства противиться переворотам, и что другие государства региона осуждают отстранение от власти Чавеса, то становится ясно, что действия администрации США подрывают веру в США как защитника демократии. Если содействие демократии низводить до стратегии достижения политических результатов, благоприятных США, то ценность и легитимность этой концепции будет разрушена.

Вторая опасность заключается в переоценке способности Америки экспортировать демократию. Неоконсерваторы США, как правило, преувеличивают роль Америки в глобальной волне демократических преобразований, происшедших в 1980-х - начале 1990-х годов. К примеру, они любят утверждать, что с помощью активного антикоммунизма администрация Рейгана привнесла демократию в Латинскую Америку в 1980-х годах. Однако самая заметная демократизация в Аргентине, Бразилии и в других регионах Южной Америки произошла в начале 1980-х годов, когда Рейган еще обнимался с диктаторами правого толка, чье время уходило и с которыми Джимми Картер отказался иметь дело по гуманитарным соображениям. Чрезмерный оптимизм относительно способности США трансформировать Ближний Восток, регион, отнюдь не созревший для демократической волны, - это рецепт для неприятностей, особенно с учетом откровенного отсутствия у администрации США желания уделять серьезное внимание национально-государственному строительству, которое неизбежно следует вслед за бурными политическими катаклизмами.

ИЗЫСКАНИЕ БАЛАНСА

Противоречивые императивы войны с терроризмом и американского содействия демократии привели к метаниям президента и противоречивой политике - падению заинтересованности в демократии в ряде стран и неожиданному всплеску интереса к демократии в одном - ближневосточном - регионе. Падение заинтересованности проявляется повсеместно и, видимо, будет распространяться и далее, учитывая расширение антитеррористической кампании. Но она не носит фатального характера для определения роли Соединенных Штатов как поборника демократии в мире. Некоторые проявления этого - всего-навсего лишь сравнительно незначительные модификации политики, которые в течение ряда лет связывались на уже и без того противоречивых проблемах безопасности и политики. По крайней мере, в отношении ряда стран - если решено, что более теплые отношения с автократами необходимы, - администрация Буша пытается сбалансировать новые стратегические связи с давлением в пользу проведения реформ.

В целом в странах, не входящих в непосредственную орбиту войны с терроризмом, администрация Буша пытается поддерживать зарождающееся демократическое правление и заставлять недемократических лидеров идти на перемены, как это делали ранее уже несколько администраций США. Иногда используется и дипломатическое давление, как, например, по отношению к Беларуси, Зимбабве и Бирме. В других случаях Вашингтон полагается на менее заметные средства, это, например, экономическая и политическая поддержка, а также широкая программа демократической помощи по отношению ко многим странам к югу от Сахары, Юго-Восточной Европы, бывшему Советскому Союзу, Центральной Америке и др. За последние 20 лет содействие демократии становится неотъемлемой частью внешней политики США и бюрократических структур, занимающихся оказанием иностранной помощи. Не будучи во всех случаях основным приоритетом, эта линия почти всегда является составной частью внешнеполитической деятельности. В какой-то степени для того, чтобы добраться до "корней терроризма", администрация также предлагает создание огромного фонда помощи размером в 5 млрд долларов - "Фонда вызова тысячелетия". Поставив в известность, что критерием для пользования фондом является хорошее управление, президент Буш превращает его в потенциально мощное орудие для поддержания демократий в развивающихся странах.

Хотя новые уступки, вызванные войной с терроризмом, неудачны, а в ряде случаев чрезмерны, вряд ли стоит удивляться тому, что забота США о демократии ограничивается потребностями безопасности. Содействие демократии постепенно входит составной частью в политику США, но во время "холодной войны" и после нее эта политика ограничивается, а зачастую и значительно ослабляется другими американскими интересами. Президент Клинтон использовал в либеральных целях продемократическую риторику и действительно поддерживал демократию во многих частях мира. Однако на протяжении всего его президентства американская безопасность и экономические интересы в Китае, Египте, Иордании, Казахстане, Саудовской Аравии, Вьетнаме и в других странах часто превалировали над интересами демократии. То же можно сказать и относительно администрации Джорджа Буша и уж, разумеется, Рональда Рейгана, чья откровенная борьба против подавления свободы в коммунистическом мире сопровождалась тесными отношениями с различными авторитарными режимами, полезными для США, как, например, Сухарто в Индонезии, Мобуту Сесе Секо в Заире, нигерийскими генералами и Институциональной революционной партией Мексики.

Таким образом, Джордж Буш не является первым американским президентом с признаками раздвоения личности в вопросе содействия демократии. Однако непредсказуемость и чрезмерность его состояния, вызванного войной с терроризмом, делает такую ситуацию особенно дорогостоящей. Большинству арабов, как и многим другим народам мира, трудно серьезно воспринимать красноречивое видение демократического Ближнего Востока, когда он или его высокопоставленные помощники небрежно отмахиваются от авторитарных замашек Мушаррафа в Пакистане, не жалеют теплых слов в адрес Назарбаева или восхваляют Махатхира. Война с терроризмом обнажает более глубокую линию разлома, которая наметилась под поверхностью внешней политики Джорджа Буша с первого же дня его пребывания у власти, - борьбу между реалистической философией его отца и противоборствующим ей неорейганизмом.

Не существует чудесного решения проблемы такого раскола, который уходит своими корнями в десятилетия борьбы за дух внешней политики Республиканской партии и, видимо, сохранится в различных формах в период деятельности нынешней администрации и в будущем. Однако для эффективной стратегии содействия демократии команда Буша должна немало потрудиться, чтобы ограничить уступки, порождаемые новыми императивами безопасности, и одновременно не переусердствовать с грандиозной идеей развязывания демократического цунами на Ближнем Востоке. Это, кстати, означает необходимость более глубокого ознакомления с проблемами Пакистана, вынуждая военных руководителей страны и гражданских политиков выработать общее видение демократических преобразований; более жесткое требование проведения реформ среднеазиатскими автократами; гарантии того, чтобы Пентагон усилил прореформаторскую направленность своей позиции по отношению к американским партнерам по безопасности; отказ от замалчивания перед Путиным демократического дефицита его политики; осторожность при восхвалении новых, дружественно настроенных к США тиранов; более эффективное сбалансирование гражданских прав и безопасности внутри страны и неприкрытая критика других правительств, злоупотребляющих позицией США. На Ближнем Востоке это означает принятие серьезных, хорошо субсидированных мер для содействия демократии, которые отражают сложные политические реалии региона, а не ведут лишь к осуществлению косметических перемен. Это повлечет за собой усиление давления на авторитарных арабских союзников с тем, чтобы они предприняли конкретные шаги для транспарентности своей политики и осуществили реальные структурные реформы; расширение программ поощрения демократии в регионе; изыскание способов привлечения на свою сторону умеренных исламистских группировок и подключение арабских стран к процессу политических реформ.

Такой подход следует осуществлять путем небольших, постепенных успехов, долгосрочных обязательств и готовности не упускать из виду императив безопасности, привнесенный событиями 11 сентября. Как таковой этот подход не является неудобоваримым призывом к реализму старого стиля или вымученным обетованием неоконсервативного видения. Однако в конечном счете, это лучшая гарантия того, чтобы война с терроризмом дополнялась всемирной демократией, а не противоречила ей, а укрепление демократии за границей явилось основополагающим элементом внешней политики США на многие годы.

Перевод с английского А. Гришина.
№2 2003г.