Язык манкурта

Наш постоянный автор, журналист–международник Эсенбай НУРУШЕВ с радиостанции "Свобода", является одним из лучших знатоков кыргызского языка в республике. К его переводческим и редакторским услугам обращались многие русскоязычные писатели, в том числе Чингиз Айтматов. Мы попросили Э. Нурушева высказаться на страницах нашей газеты относительно ситуации, складывающейся с государственным языком в последние годы.

Корр. - Эсен–агай, в прошлой своей статье в "МСН" вы обмолвились, что кыргызский язык фактически превращается в язык манкурта. Признаться, это меня как кыргыза сильно задело. Неужели язык великого "Манаса" и Чингиза Айтматова дошел до такого состояния? Какими конкретными фактами вы могли бы подтвердить ваши слова?

Э.Н. - Такие факты можно приводить сколько угодно. Например, только вчера я услышал по радио: "Орусия Кыргызстандын карызын артка жылдырды". Вроде бы все родные, чисто кыргызские слова, но в дословном переводе фраза приобретает почти фантастический смысл. Выходит, что Россия согласна заполучить свой долг от нас в… прошлом времени. Умный читатель, знакомый с политическими и экономическими отношениями двух государств, конечно же, поймет, что речь идет об отсрочке российского долга - но до чего топорно и неуклюже сконструирована фраза! Или что ты мог бы подумать, услышав или прочитав, например, выражение типа "аксылыктар туура эмес атылган", ставшее чуть ли не расхожим? То есть утверждение, что "аксыйцы были расстреляны неправильно". Выходит, если бы в них стреляли правильно, все было бы нормально. Скажешь, бред?! А вот другой пример. В кыргызском языке существует множество идиом, одна из них - "абийирин булгоо" - употребляется обычно в отношении сексуальных маньяков и тех, кто надругается над женщиной. Нынче эту идиому стали активно использовать для того, чтобы сообщить о судебных исках, поданных кем–нибудь в защиту своих чести и достоинства: "Абийирин булгап койду деп сотко берди". И вновь налицо полнейший абсурд, который приобретает спонтанный комический эффект: как будто кто–то из наших пишущих собратьев, в том числе женщины–журналисты вроде Рины Приживойт или Людмилы Жолмухамедовой, на которых были поданы иски со стороны солидных мужчин, изнасиловали этих истцов прямо на страницах печати. А о Феликсе Кулове обыкновенно говорят или пишут: "Камакта жаткан "Ар–Намыс" партиясынын лидери". Получается, что в тюрьме сидит вовсе не он сам, а его партия. Ну а если вдруг где–то поблизости к нам, скажем, в Китае или в другом месте произойдет землетрясение, то наши журналисты непременно сообщат об этом, разукрасив текст какой–нибудь цветистой, но совершенно неуместной фразой типа: "Его теплое дуновение (по–кыргызски "илеби") ощущалось в Кыргызстане". Можно подумать, что подземные толчки - это извержение гигантского вулкана, тепло которого дошло до нас.

Я привел только те примеры, которые сразу приходят на ум. Подобными алогизмами, абсурдными выражениями просто кишат кыргызские газеты и программы теле– и радиопередач. Если специально собрать все это, то, уверяю, можно было бы выпустить несколько томов из серии "Нарочно не придумаешь". Например, операция называется "иш чара", то есть мероприятие. Если кто–нибудь перенес хирургическую операцию, ты можешь уже сказать, что ему сделали… мероприятие: "Ага хирургиялык иш чара жасалды". Кстати, знаешь, как величать теперь на кыргызском "принцессу"? "Ханзаадаайым". "Ханзаада" по–кыргызски - потомок хана, то есть принц, а "айым" - дама. Таким образом, из этих слов рождается чудовищная по смыслу и звучанию конструкция "потомок хана дама", что, в лучшем случае, может быть использовано в качестве дополнительного пояснения к понятию "гермафродит".

Корр. - Ваши примеры, конечно, убедительны. Но ведь подобные шероховатости наблюдаются в кыргызском, русском, да и вообще во всех других языках. На каком–то этапе развития языка они даже неизбежны.

Э.Н. - Ну да, конечно… Раньше, например, о Горбачеве говорили, что он сильно портит язык. Теперь американцы критикуют своего президента за его "ковбоизмы". Однако ни Горбачев, ни Буш или кто–нибудь другой со своими корявыми выражениями не представляют никакой угрозы для своих языков, поскольку и русский и английский настолько развиты, что переживут еще тысячу и тысячу Горбачевых, Бушей и прочих. К тому же сами русские и американцы подобных косноязычных ораторов тотчас же подвергают осмеянию, невзирая на их высокий государственный пост. У нас же ситуация совсем иная: наша суверенная кыргызская речь как–то незаметно настолько сильно изменилась, что порой невольно задумаешься, а тот ли это язык, о котором когда–то восторженно писали почти все выдающиеся востоковеды, особенно Радлов. Когда он впервые посетил наши края, то сразу подметил, что даже обыденная речь самого простого кыргыза звучит, как поэтическая строка. Что же касается наших поэзии и фольклора, то музыковед Затаевич сравнивал красоту и совершенство кыргызского языка с мелодией скрипки. Но если бы они посетили нас сегодня, наверняка были бы шокированы тем, что современные независимые кыргызы почему–то сплошь и рядом говорят на языке сплошного алогизма и абсурда.

Корр. - Я бы снова не согласился с вами. Ведь со времен радловских кыргызов утекло много воды, и, соответственно, наш язык тоже изменился. Благодаря печатному станку он стал языком новой эпохи, современной науки, передовой технологии и информации. К тому же поколение нынешних кыргызов поголовно грамотное и уж, конечно же, более сведущее в логике, чем их предшественники.

Э.Н. - Вопрос в том, насколько грамотна речь этого поголовно грамотного кыргыза! Некоторые представители нового поколения суверенных кыргызов стали говорить настолько "научно", что, услышав и прочитав их "открытия", можно запросто лишиться дара речи. Например, они твердо убеждены, что космические корабли, ударившись об атмосферу, возгораются. (Космос кемеси атмосферага тийгенде кїйїп кетет.) И бесполезно их убеждать в том, что космические аппараты просто входят в плотные слои атмосферы. Вообще, надо сказать, алогизм нынче охватил языковую сферу, почти как китайская атипичная пневмония. Ты слышал когда–нибудь, например, выражение "башына сокку урулган адам"? Кыргызы никогда так не говорят. Это перевести даже невозможно, оно приблизительно звучит как "человек с головой, по которой нанесен удар". Кстати, с переводами творится то же самое. Скажем, такой оборот речи, как "носители вируса СПИД", звучит на русском вполне естественно, но если кыргыз начинает так говорить, то получается, что кто–то в буквальном смысле несет эту заразу прямо на руках либо в сумке, в кармане или еще где–то. Можно подумать, что свободный кыргыз стал свободно торговать разными болезнями. Ведь именно так говорят и пишут: "СПИДди алып жїргєндєр кєбєйїп баратат". Немалую лепту в это дело вносят и те, кто считают себя полиглотами. С их подачи получили распространение очень многие нелепые выражения. Вот, скажем, "жїрєк чабуулу" - атака сердца. Это прямой, калькированный перевод английского heart attack, что означает "сердечный приступ". А миротворцев - peacekeepers - стали тоже называть "по–английски": "тынчтык кармоочу". Это звучит примерно как "миролов" на русском.

Корр. - К сожалению, в практике перевода случается всякое. Говорят, что в свое время пытались даже перевести на кыргызский имена русских писателей, например, Льва Толстого. Может, нынешнее поколение как бы "генетически" повторяет опыт старших и учится на своих ошибках?

Э.Н. - Я боюсь, что здесь работает другой закон. Как в грамматике: ошибка, которую совершают все, утверждается как правило. В итоге наш язык становится как бы субстанцией с врожденным дефектом. Однако абсурд или алогизм, как заметили еще в древности, - это прямой продукт отчужденности. Национальный суверенитет, к сожалению, для нас обернулся именно таким культурным изоляционизмом. Кыргыз стал вариться в собственном соку. К тому же обществу был брошен клич: "Назад, к национальным истокам". В языковой сфере его можно было бы именовать как "возвращение к этимонам". И началась всеобщая "кыргызызация" всех понятий и слов, заимствованных из других языков. Но беда в том, что эти этимонщики, оказывается, сами не знают этих этимонов. К чему это привело, можно проиллюстрировать множеством примеров. Возьмем хотя бы такой: "Америкалыктар 11–сентябрдагы террордук чабуулда курман болгондордун арбагына багыштап куран окуп, бата кылышты". Думаю, даже читатели вашей газеты сразу догадались, о чем тут речь: американцы поминают жертвы теракта чисто по–мусульмански, как если бы они после тех страшных событий все спешно приняли ислам. Но продолжим дальше. "Кербалага ирактыктар Саддамдын тушунда тыюу салынган имам Хусейндин таажиясына келишти". "Таажия", как знаешь, по–кыргызски означает "похороны". Имам Хусейн - сын брата пророка Мухаммада - погиб от руки недругов в песках Кербалы еще четырнадцать столетий тому назад. Но по смыслу вышеупомянутого предложения получается, что режим Саддама с той поры запрещал проводить похороны имама.

А вот еще один казус. Совсем недавно по официальным каналам прошло сообщение, где говорилось, что в Бишкеке сооружен памятник "Жусупу Баласагыну, выдающемуся ученому и государственному деятелю Кыргызской Республики". Выходит, что еще во времена, когда жил и творил автор "Кутадгу билига", существовало нынешнее кыргызское республиканское правление. А однажды, открыв Интернет, я не поверил своим глазам. Там было написано, что в одной из южных областей "к власти пришла 80–летняя голодная бабушка". ("Ачка калган сексен жашар кемпир областтык бийликке келди".) На самом же деле эта бабушка, оказывается, не была назначена губернатором, а просто пришла жаловаться областным властям.

Эти примеры свидетельствуют о том, что у многих наших коллег по перу не совсем в порядке не только с лексическим багажом, но и элементарным общеобразовательным уровнем или, как говорят американцы, с интеллектуальным коэффицентом IQ.

Но самое главное - все эти абсурдные выражения выдаются за развитие национального языка. Многие даже искренне радуются подобным находкам, утверждая, что они уже вошли в лексический оборот народа. Мне же кажется, что мы тут имеем дело с настоящими манкуртами, пытающимися заговорить на нашем языке и навязать нам этот свой манкуртистский подход к кыргызскому языку. Хотя, по правде говоря, я иногда думаю, что словарный багаж, или тезаурус, у исторического манкурта, наверное, был намного богаче, чем у многих наших коллег–журналистов, а также у большинства представителей научного и политического истеблишмента вместе взятых.

Корр. - То есть вы хотите сказать, что наша элита по знанию своего языка стоит даже ниже манкурта?! Но ведь она худо–бедно все же говорит на кыргызском.

Э.Н. - Да, говорить–то говорит. Но можно сразу заметить, что ее язык совершенно отличается от кыргызского. Понаблюдай, например, за речью наших депутатов, государственных мужей. Во–первых, это какой–то усредненный, среднеарифметический, почти ребяческий язык. Во–вторых, только половина, а то и меньшая часть ее лексикона состоит из кыргызских слов, а все остальное - это некий конгломерат русского и других языков, причем обязательно безграмотных. В–третьих, ее речь - это сплошная тавтология. А последнее, как утверждают специалисты, есть один из признаков психологической болезни. Именно такой больной язык пышно расцветает нынче на официальном уровне. Его можно было бы назвать неким "гибридным", еще лучше "кентавроидным", сотворенным представителями политической элиты. О других мы уже говорили. Это так называемые "этимонщики", которые пытаются "окыргызить" в языковой сфере все и вся. Есть и третьи, которые превращают родную речь в язык подстрочных выражений, превращают наш язык в кальку. И все это в совокупности работает на абсурдизацию мыслительно–понятийного аппарата нации.

Вообще, надо сказать, интеллигенция, особенно ее политическая прослойка, занимала и занимает в отношении нашего языка чисто коллаборационистскую позицию, эксплуатируя национальное в угоду своим корпоративным интересам. Поэтому многие наши видные государственные и научные деятели не умеют толком что–либо написать на своем родном языке. Теперь, кажется, появились новые коллаборационисты, которые тоже не прочь использовать все национальное для удовлетворения своих собственных амбиций. Они поголовно не могут и двух слов связать на кыргызском, зато ими уже приватизировано право на защиту национальных чести и достоинства кыргызов.

У нас в "Азаттыке" есть рубрика "Глас народа", где слово предоставляется нашим слушателям. Когда они говорят, по выразительности, ясности интонации, короче, по всем атрибутам их язык сильно напоминает речь радловских кыргызов. Таким образом, невольно приходишь к выводу, что наш язык убивает именно национальная интеллигенция, которая именует себя мозгом нации. А к ней, разумеется, относятся и наши коллеги - журналисты.

Корр. - Ну вот, видите, вы сами наконец подтвердили мою правоту. Ведь судьба любого языка определяется его главным носителем - народом. А те шероховатости, о которых вы говорите, всегда были и будут, пока есть носители этого языка. В конце концов нас, слава Богу, больше трех миллионов, не считая сородичей, живущих вне пределов Кыргызстана. Не слишком ли рано бить тревогу по поводу нашего языка?

Э.Н. - Я приведу другие аргументы. Как выяснили недавно ученые, языки на Земле исчезают быстрее, чем редкие виды птиц и животных. Согласно данным, опубликованным в журнале Nature, в настоящее время в мире насчитывается 6809 языков, однако 90 процентов из них имеют менее чем по сто тысяч носителей. Есть среди них и несколько сот языков, на каждом из которых говорят не более полусотни человек. По словам автора исследования профессора биологии Билла Сьюзерланда, языков, находящихся в "критической опасности" и просто на грани исчезновения, намного больше, чем принято считать. Сильнейшее влияние на исчезновение многих языков оказала колонизация, говорится в исследовании Сьюзерланда. Теперь эту "миссию" продолжает глобализация, причем в еще более ускоренном темпе. О ее негативных последствиях у нас тоже стали много рассуждать, но исключительно в политической плоскости, чтобы доказать якобы вредность западной демократии в наших условиях. А вот о том, куда и в какую область национальной жизни нанесет первый и сокрушительный удар глобализация, никто почти не говорит. Можно быть абсолютно уверенным, что глобализация, сколь бы всепожирающим процессом она ни была, все равно не в состоянии отнять у кыргыза тїндїк или калпак, или его прошлую историю, о чем так много пекутся нынче разного рода манипуляторы общественным сознанием. Зато она запросто может лишить кыргызов литературного, печатного языка. По некоторым расчетам, в течение предстоящей жизни одного поколения количество языков на Земле сократится почти в десять раз. То есть из всех ныне имеющихся языков в багаже мировой цивилизации в начале следующего столетия может остаться лишь шестьсот или семьсот. Будет ли среди них кыргызский - большой вопрос. Ведь современный наш литературный язык, что бы там мы ни говорили о древней письменности кыргызов, фактически образовался в течение последних восьмидесяти лет и развивался в основном благодаря национальной художественной литературе и искусству. Теперь эта литература почти перестала существовать, национальной культуре также нанесен смертельный удар. Кыргызский язык теперь держится как бы за последнюю соломинку - СМИ. Но и тут, как и в других сферах жизни, развелись духовно–интеллектуальные карлики, которые не имеют элементарного понятия даже о правописании, не говоря уже о высокой стилистике, культуре речи национального языка. А когда карлики берутся за дело, как говорил еще Наполеон, всегда кончают тем, что принижают всех до уровня своих ничтожных возможностей. Однажды, например, пытаясь объяснить, что нынче кыргыз стал говорить и писать совсем не по–кыргызски, в качестве авторитета я ссылался на К. Юдахина, К. Карасаева, Б. Орузбаеву и других известных людей в области лингвистики. И одна моя коллега по этому поводу убежденно заявила, что–де эти люди создали свои словари и труды в период русификации кыргызов и когда еще не было компьютера, а теперь–де новое поколение исправляет их ошибки, приспосабливая кыргызский язык к условиям нового времени. Что же касается национального политического истеблишмента, то он тоже по–своему приспосабливает наш язык к вызовам новейший истории. Из уст наших чиновников уже неоднократно звучала мысль о том, что кыргызский язык, оказывается, не годен для ведения международных или межгосударственных дел.

Подобные умонастроения и тенденции, которые усиливаются среди так называемых новейших кыргызов, просто шокируют. И при одной мысли, что именно они будут определять состояние и судьбу нашего языка, становится не по себе. С их помощью мы вполне можем угробить наш язык еще до того, как он станет естественной жертвой глобализации.
Беседовал Замир ОСОРОВ.

4.08.03