Чингиз Айтматов
"В прежней жизни я был волком"

Мария КОРМИЛОВА

Чингиз Айтматов в Москве теперь редкий гость, поскольку уже 13 лет является послом Киргизии в странах Бенилюкса. Однако грядет юбилей – 75 лет, – который, по слухам, писатель собирается отмечать не в Европе, а в России. О том, правда это или нет, известный писатель рассказал корреспонденту "Новых Известий".

– Это правда, что вы собираетесь отмечать свой юбилей в Москве, между Европой и Азией?

– Пока не знаю. Еще не решил, буду ли праздновать его вообще. Обычно в дни юбилея какие-то люди должны собираться вместе, то есть куда-то приезжать. А декабрь для таких торжеств – очень холодный месяц, и в Москве, и в Бишкеке. Мне не хотелось бы вытаскивать людей в такое время. Я вынашиваю идею перенести празднование юбилея на весну. И тогда посмотрим, что будет. В любом случае делать из этого праздника цель жизни не собираюсь.

– По всему Бишкеку сейчас висят плакаты-перетяжки с вашей цитатой: "Горы – наше богатство. Чингиз Айтматов". Это часть поздравления к вашему юбилею?

– Вот уж не знаю, кто их повесил! Обычная, даже банальная фраза, ничего в ней нет особенного.

– Некоторые иронизируют, что, кроме гор, больше никакого богатства в Киргизии и не осталось…

– (Смеется). Да, это ирония горькая. Горы у нас есть, но, к сожалению, в них не все доступно. К тому же нам не повезло: наши горы не обладают истинными природными запасами…

– По одному из социологических опросов, в Киргизии вы – третий по популярности политик. Некоторые даже прочат вас в президенты республики…

– Это расхожее мнение – что если человек известен в своем обществе, в народе, он может быть политиком любого уровня. Ведь не всем же быть шварцнеггерами! Я знаю свое место, свою миссию и никогда о президентстве даже не думал, хотя и были какие-то слухи вокруг да около. Я никогда на это не решусь! Я хочу быть там, где я могу быть полезным для себя и для окружающих.

– А ведь начинали вы свою карьеру с должности зоотехника…

– Да, это была практическая работа с животными. Чтоб было нормальное размножение, чтоб была шерсть – все это надо было организовывать. Уже потом я начал учиться на Высших литературных курсах в Москве. Некоторые считают, что именно из-за сельскохозяйственного прошлого у меня в произведениях столько животных. А некоторые шутят, что в прежней жизни я был волком...

– Чингиз Торекулович, как вы попали в дипломаты? Люди искусства обычно немного свысока говорят о политиках…

– В эпоху перестройки политика просто захлестнула меня. Я так переживал за все, что тогда происходило! И этот вихрь меня, наверное, и унес. Вы глубоко заблуждаетесь, если считаете, что писатель должен быть только писателем. Музыканту приходится быть вместе с оркестром, актеру – со своей съемочной группой. А пишущий человек предоставлен только самому себе. Безусловно, политика сейчас мешает мне работать над новой повестью и романом. Но уединяться и монастырствовать я уже не буду.

– Вы долго были председателем киргизского Союза кинематографистов, а не писателей. Сегодня какое из искусств для вас является важнейшим?

– Видите ли, кино и литература неразрывно связаны. Художественные фильмы в основном делаются по готовым сюжетам и образам литературных произведений. Я думаю, для современного автора очень важно, чтобы его произведения находили новое отображение в киноискусстве. Это дополняет ресурсы литературы. Чем больше зрителей увидит кино, тем больше заинтересуется его источником.

– В прошлом году вы стали председателем международного жюри Московского кинофестиваля. Вас не удивило такое предложение?

– Это предложение поступило непосредственно от Никиты Сергеевича Михалкова. Я с этой семьей давно знаком. Знаю и аксакала – самого Сергея Михалкова. Что же до Андрона Кончаловского… Фильм по моей повести "Первый учитель" был, по-моему, его первой картиной студенческих лет. Он с ходу тогда меня понял, и мир "Первого учителя" тогда для нас стал общим. С его братом – Никитой – мы познакомились позже. Что же до судейства на Московском кинофестивале – не могу сказать, что все полностью решил я. Но к моему мнению как председателя жюри, конечно же, прислушивались.

– Семнадцать лет назад в своем романе "Плаха" вы затронули запретную тогда тему наркотиков. Сегодня о наркоторговцах и наркоманах пишут все кому не лень. Как теперь вы относитесь к этой теме, не собираетесь к ней вернуться снова?

– Ну, это должно быть рождено самим замыслом. Не наркотики, а человек, его сущность, его время – вот что главное. Но сегодня, когда слово свободно, ответственность за него не должна уменьшаться. Нельзя делать себе имя за счет скандальных тем. В какой-то форме я даже был бы за введение предварительной цензуры. Сейчас ведь интимная жизнь как таковая – это уже не интимная жизнь. А есть такие вещи, которые, как мне кажется, все-таки не стоит афишировать.

– Вы пишете свои произведения на двух языках: на русском и киргизском. За годы жизни в Европе к ним не прибавился еще и третий?

– К сожалению, нет. Времени не хватает его осваивать. Но я совершенно не разделяю русский и киргизский языки. Да, я двуязычный человек и двуязычный писатель. Я даже не понимаю, как здесь можно контролировать себя. Все естественно. В одном случае мелькнет мысль на русском языке, в другом случае – на киргизском. Но в Европе мне приходится писать все-таки по-русски. Так переводчики быстрее находятся. И недавнее решение признать в Киргизии русский язык в качестве второго государственного я только поддерживаю. Если каждая из нынешних суверенных республик зациклится на своем языке, она невольно изолируется от окружающего мира. Беречь национальную культуру – вовсе не значит сохранять все традиции в их неизменности и догматичности. Все должно развиваться.

– Живя в Европе, вы ощущаете себя азиатским человеком?

– Да, конечно. Правда, такие вещи очень трудно сравнивать. Но внутренне я чувствую, что я человек другой среды, другого воспитания. Не могу это описать. Разные бывают моменты, особенно в общении. Какие-то бытовые вещи. У нас совершенно разные обычаи. Совсем другие семейные отношения.

– Ну не может же в современной Европе быть как в ваших ранних повестях – по нескольку жен у одного мужа!

– По-моему, у меня нет таких ситуаций, где несколько жен…

– А как же "Первый учитель"? А в "Джамиле" у героини две свекрови: старшая и младшая.

– Что-то припоминаю. Нет, такие обычаи – это, конечно, ушедший век. Но вообще разница европейского и азиатского менталитетов мне нисколько не мешает. По крайней мере, в Европе нет ничего такого, что вызывало бы во мне расстройство и непонимание. В конце концов, сегодня человек ко всему должен уметь адаптироваться.

– У вас на родине многие считают, что именно из-за вашей "европеизированности" вас не пускали в председатели киргизского Союза писателей. Говорили, что вы "продались Москве", забыли родину...

- Я не знаю, что они там имеют в виду. У Союза писателей была своя стратегия. Если мои произведения печатались на русском языке и в Москве публиковались в центральных журналах – это уже было что-то дерзкое. На местах всегда было много людей, которые только и ищут способа кого-то скомпрометировать. Когда меня издавали, у таких людей было уже меньше шансов пробиться. Потом они же просили меня стать председателем Союза писателей – я не желал. Зачем мне выбиваться, самому куда-то лезть? Я ни в кинематографическое, ни в литературное руководство сам никогда не рвался!

– Вы не собираетесь возвращаться на родину?

– Для меня такая задача не стоит. Я думаю, прошли те времена, когда считали, что если кто-то уехал на какое-то время за рубеж, то пропал для своей страны навсегда. Сейчас расстояние почти неощутимо. Все эти телефоны, компьютеры, самолеты дают возможность быть связанным с той частью мира, в которой ты заинтересован. К тому же я почти половину времени бываю в разъездах. В основном езжу в Центральную Азию, к себе – в Бишкек, в Алма-Ату. Или же пользуюсь любым случаем, чтобы побывать в Москве. В Москве для меня все ценно. Здесь моя среда, родная стихия, со всеми ее плюсами и минусам
23/10/2003