Михаил Маргелов: Не только пуля и доллар
Глава Комитета Совета Федерации по международным делам - о новой восточной политике России

Виталий Дымарский
"Российская газета"
27.10.2003

- В последнее время активно обсуждается новая восточная политика России. Не в ущерб ли западному направлению? Не разворачиваем ли мы в очередной раз самолет над Атлантикой?

- Ни в коем случае. У такой страны, как Россия, расположенной и в Европе, и в Азии, имеющей морскую границу с Америкой, не может быть однонаправленной политики - только западной или только восточной. Поэтому совершенно справедливые разговоры о том, что России необходимо сформулировать и иметь восточную политику, ни в коем случае не означают, что наша страна отворачивается от стратегического партнерства с США, Евросоюзом, НАТО. Просто мы обязаны отдать должное своему геополитическому положению.

- Почему новая восточная политика? Была ли старая? И если была, то какие коррективы в нее внесены?

- В советское время восточная политика, конечно, проводилась. Но она являлась частью общей политики - сначала противостояния в "холодной войне", потом взаимного сдерживания.

Сейчас задача формулируется иначе. Потому что прежде всего мир стал другим. Казалось бы, после крушения коммунистической системы отношение к России должно было измениться. Однако геополитические интересы наших ближних и дальних соседей сохраняют свое постоянство, как бы Россию ни называть - Московским княжеством, Российской империей, Советским Союзом или современной демократической страной. При этом любые геополитические претензии России неизменно трактуются как стремление к новому империализму. Вот, собственно, почему некоторые наблюдатели так напряглись, когда мы начали говорить о том, что у России должна быть своя восточная политика. Хотя бы потому, что в так называемый Большой, или Совокупный, Восток входят и те страны, которые образуют "дугу нестабильности", служащую источником экстремизма и терроризма. И нам надо выстраивать свои отношения с ними. Потому что только совместными усилиями при участии самих этих "неспокойных" стран можно справиться с угрозами терроризма и распространения ОМУ.

- "Дуга нестабильности" может иметь и другое название - "дуга опасности".

- Совершенно верно. Глобализация не сделала мир политически, экономически и социально однородным. Иными словами, глобализацией реально занят лишь "первый мир" - Северная Америка, Западная Европа и Япония. А уже "второй мир", в который входят страны Восточной Европы, СНГ, Балтии, Китай, Индия, - скорее объект, чем субъект глобализации. А что говорить тогда о "третьем мире" - странах Африки, Латинской Америки, Ближнего и Среднего Востока, Южной Азии (кроме Индии), Восточной Азии (кроме Китая и Южной Кореи)?

Именно часть "третьего мира" - от Алжира до Пакистана - и составляет "дугу нестабильности". А учитывая современные возможности распространения оружия массового уничтожения и разветвленную сеть международного терроризма, эта "дуга", бесспорно, несет угрозу не только России или Европе, но и, при определенных условиях, всему миру. Хотя бы по той причине, что процесс глобализации, в основном замкнутый границами "первого мира", в значительной мере способствует архаизации десятков несостоявшихся стран. Попытки же применить к этим странам западные мерки часто приводят к результатам, противоположным ожидаемым. Пример - дискуссии о том, возможны ли на Востоке свободные выборы по западной модели. Европа попыталась реализовать эту модель в некоторых странах. И вот, скажем, в Алжире в результате победу на выборах одержали исламисты экстремистского толка, и военным пришлось брать контроль над страной в свои руки. Или в Турции, где чуть только люди в погонах ослабили свое влияние, как к власти также пришли исламисты с иным видением модернизации страны.

- Собственно говоря, активность на восточном направлении Россия стала проявлять не сегодня. АТЭС, ШОС, теперь еще и ОИК - уже достаточно внушительный список организаций, в которых Москва играет заметную роль. Получается, что восточную политику мы решили сформулировать постфактум: сначала делаем, а потом думаем.

- Это процессы параллельные. Жизнь идет своим чередом, и ее надо осмысливать. Понятно, что новой восточной политикой реально движет экономика. Российский бизнес нуждается в экспансии. Меняется конфигурация основных поставщиков энергоресурсов на восточные рынки. Наш бизнес интересуют проекты экспорта энергоресурсов в Китай с дальнейшим выходом в другие страны АТР. Практически у всех наших крупных нефтяных компаний есть зарубежные проекты. Иракская война заставляет нас по-новому взглянуть на сотрудничество и с нефтяными странами Ближнего Востока.

- То есть экономика стоит даже выше общечеловеческих ценностей? Мы начали разговор с известного случая - разворота самолета Примакова над Атлантикой. Не стоило ли, скажем, тоже "развернуть самолет" после недавнего инцидента в Малайзии, когда премьер-министр этой страны допустил непозволительные высказывания? Или пожестче говорить с Туркмен-баши по поводу нарушения прав человека в Туркменистане, где, как известно, у России тоже есть свои экономические интересы?

- Может быть, реакция действительно была замедленной, но мы обратили самое серьезное внимание на положение русскоязычного населения в Туркменистане. Свою позицию Россия сформулировала достаточно четко и жестко.

Что же касается высказываний малайзийского премьера, то с их осуждением решительно выступили практически все российские конфессии и религиозные организации, включая, естественно, и мусульман. Если какое-то недопонимание и возникло (скажем, со стороны Израиля), то, уверен, оно будет снято в ходе грядущего в ближайшем времени визита в Москву Ариэля Шарона. Ни у кого не должно быть сомнений в том, что подавляющее большинство российской политической элиты отвергает антисемитизм.

Вообще-то для нас не была секретом позиция Махатхира, и до этого он неоднократно высказывался по "еврейскому вопросу". Но ведь Путин поехал к господину Махатхиру не в гости, а на саммит Организации Исламская конференция. Для России, где большая часть населения исповедует ислам, очень важно и абсолютно правильно развивать отношения с ОИК.

В то же время во взаимодействии с мусульманским миром нельзя ограничиваться только работой по линии религиозных организаций. Надо активизировать и контакты светских, неправительственных организаций. Самое важное, что Россия, как и остальная часть Европы, может и должна пытаться сохранить в исламском мире - это светский модернизационный характер государств. И в Северной Африке, и на Ближнем, и на Среднем Востоке, и в бывших советских мусульманских республиках наблюдается тревожная тенденция. Заметно, к примеру, что все больше молодых девушек носят хиджап - тот самый платок, из-за которого постоянно возникают инциденты при фотографировании на паспорт, скажем, во Франции или в Германии. Эти кажущиеся на первый взгляд безобидными символы на самом деле ставят под угрозу светский характер многих исламских государств. Разумеется, в отношениях с Востоком нужна особая деликатность во всем, что касается морали, обычаев.

- Хорошо, Россия повернулась лицом к Востоку. А ждет ли Россию Восток, нужна ли она ему?

- У народов многих стран, которых продолжают относить к "третьему миру", благоприятная историческая память о сотрудничестве с нами. У самой России длительный опыт бесконфликтного сосуществования народов разных вероисповеданий и культурных укладов. Плодотворный опыт подготовки кадров для развивающихся стран, в том числе тех, которые в силу обстоятельств вошли в "дугу нестабильности". Иначе говоря, наше участие в деархаизации этого "раскаленного" региона может внести весомый гуманитарный элемент, и те прогрессивные, светские силы, с которыми мы там взаимодействуем, в этом чрезвычайно заинтересованы. Потому что усиление позиций России на Востоке - это еще и возможность смягчить последствия "реал-политик" (реальной политики) Соединенных Штатов. Ведь только пуля и доллар политические нравы не смягчают.

Кроме того, странам Востока с нами, в общем-то, комфортно взаимодействовать. У нас пока еще преобладает индустриальный, а не постиндустриальный хозяйственный уклад. А "третий мир", чтобы вписаться в международное разделение труда, все еще нуждается именно в производстве и импорте массовой продукции индустриального уклада.

- А как следствие - конкурент для Запада. Неужели это не ухудшит наши отношения с ним?

- Ни в коей мере. Никто не собирается заменять нынешнюю политику в отношении Запада на другую - только восточную. Не вместо, а вместе. Мы оказались в одном окопе с Евросоюзом и США. И им тоже нужна активная и четко сформулированная политика России на Востоке. Когда Соединенные Штаты пришли в Афганистан, когда случилась трагедия 11 сентября, для Вашингтона заметно важнее была позиция Москвы, нежели европейских членов НАТО. Ведь именно Россия - единственная страна Европы, которая значительной частью своей границы обращена к "дуге нестабильности".

Что же касается соперничества, то еще раз повторю: нам только предстоят серьезные структурные сдвиги в экономике. Поэтому с Западом мы и конкурируем по ограниченному числу позиций. Хотя, конечно, никто нас не ждет с распростертыми объятиями на международных рынках. И свое место там придется, если угодно, вырывать.

- Суммируя сказанное, получается, что стержнем новой восточной политики России является прагматизм.

- Да, прагматизм, здравый смысл и стратегическое отношение к формированию внешней политики. Возможно, реальные тактические плоды восточной политики могут быть сегодня не очевидными. Но стратегически, принимая во внимание и тенденции развития мировой экономики, и демографические процессы, и геополитические интересы, Россия не может обойтись без четких ориентиров на всех направлениях и по всем азимутам.