Джихад правды с мораторием на ложь

А.Гударзи
ЗеркалоХХI, № 43
от 30 октября 2003 года

На фото. Внутренний двор для встреч родственников с заключенными Зангиатинской зоны.

В №40 газеты Зеркало ХХI от 9 октября сего года был опубликован материал "Когда явное не становится гласным", имевший немалый резонанс в среде наших читателей (см. А.Гударзи - Репортаж из N-ского исправительного учреждения Узбекистана, ЦентрАзия, 26.10.2003). Тема заинтересовала не только тех, кого, к сожалению, жизнь столкнула с пенитенциарными учреждениями, но и других граждан, которые в своих письмах и телефонных звонках в редакцию спрашивали: нельзя ли более подробно рассказать, как живут и чем занимаются отбывающие наказание, о чем думают они, какими видят себя в обществе после возвращения к нормальной жизни?

Наш корреспондент А.Гударзи побывавший, как мы уже сообщали в одном из исправительных учреждений, имел во время этого посещения несколько бесед с разными людьми, отбывающими наказание, но газетная площадь не позволяет опубликовать весь собранный материал на вышеназванную тему.

В один из майских дней мое внимание привлекла стоящая на обочине областной трассы, опрятно одетая старушка. Привлекла внимание потому, что в одной руке держала небольшой по размерам плакат, обрамленный в аккуратную самодельную рамку, сбитую из тонких реек. На плакате вежливое рукотворное обращение к одному только ей известному адресату – "Верните мне сына живым и здоровым, пожалуйста".

Помахивая свободной рукой, она пыталась остановить проезжавшие мимо машины. Некоторые из них останавливались, но водители, услышав просьбу старушки подвезти ее к вратам зангиатинской зоны, виновато отказывались, непроизвольно вскидывая глаза к небу, словно прося защиты у Аллаха.

На вопрос о том, по какой статье Уголовного Кодекса РУз, отбывает срок наказания ее сын, севшая в мою машину женщина, мешая узбекские и русские слова, сбивчиво пояснила: – "Я совсем не грамотная – закон не знаю. Он просто верующий. Я и сама мусульманка – поспешно добавила она – но его сейчас все называют хизбуттахрировцем. Что это я тоже не знаю. Знаю только, что за это он сидит уже четвертый год и за это же его мучают… Так мне сказали знающие люди. Еще они сказали, что сейчас он болеет …! Хочу попросить начальника тюрьмы простить моего мальчика и отпустить его. Начальник не должен мне отказать, ведь я мать. На этом свете, сын мой единственный, родной человек, больше у меня никого нет".

Через несколько минут расстаюсь со старушкой не в силах объяснить что-либо этой наивной душе. Желаю только терпения в ее ожиданиях (про себя добавляя – чуда) и осуществления надежды, что все ее опасения за здоровье сына напрасны.

Глядя в спину чьей-то навсегда уходящей от меня матери, я невольно подумал о многих несчастных женщинах, рвущих свое сердце в горе от потери на годы сыновей, наивно поверивших в возможность создания идеального государство халифат. Взрослых мальчиков, не знающих, что современная сказка о халифате давно стала историческим достоянием человечества.

Думал я и о смелости многих и прочих наших современников, отважившихся перед лицом Аллаха искажать исламские догмы в угоду собственным амбициям, основанным на эгоистичном желании ощутить себя утопическими халифами на час- час, который сегодня для оболваненных юнцов - рекрутов партии Хизб ут-Тахрир – не постигших даже крупицы азов Исламской религии сегодня равен многим годам лишений свободы.

В зангиатинской Зоне первым моим собеседником был тридцатилетний мужчина, уроженец города Карши. Верующий, мусульманин. Хочет ли он беседовать со мною? Да! Но при условии не упоминать его настоящую фамилию и имя – "Зовите меня просто Абдурашид?".

Мое устное обещание в условиях режимной изоляции, дороже любого подписанного документа и его исполнение даже не обсуждается. Прошу его рассказать о себе и о его сегодняшнем отношении к идеологии исламского течения Хизб ут-Тахрир, приверженцем, которого он был.

- Отбываю установленный мне судом срок. Верующим стал в двадцать шесть лет. Как это произошло? Почувствовал духовную потребность. Семья у нас простая. Отец рабочий, мать домохозяйка. Они не были атеистами, хотя и не жаловали своим вниманием мечеть. Аллаха вспоминали на словах, но в доме никогда не звучали слова молитвы, хотя все мы считали себя мусульманами. Я люблю их, но не хочу жить без Аллаха, и это еще одна из причин, почему в 1998 году я стал верующим человеком. Читал ли я Коран на арабском языке? Да. Точнее, произносил аяты, не понимая значения прочитанного. Я же самостоятельно выучил арабский алфавит и произношение букв. Постижение смысловой основы сур Корана происходило через комментарии муллы в мечети, а позже по литературе Хизб ут-Тахрир. Признаюсь, у меня не иссякали вопросы, связанные с теми или иными аятами Корана. Но не на все вопросы я получал полноценные ответы. Мне кажется, Ислам надо постигать разумом всю жизнь, изначально почувствовав сердцем, ответственность перед словами "Алхамду лилах" – это я понял только здесь.

Однажды там, на воле, после пятничной молитвы я шел домой. Со мной поравнялся незнакомый мужчина и совершенно неожиданно для меня стал говорить о нашей земной жизни, так, словно заглядывал в мою душу каждый день, зная все обо мне. Мы сблизились, как люди. Конечно, основой наших взаимоотношений стал Ислам. Я часами слушал его рассуждения о мироздании и людях, жизни в раю и страданиях в аду.

Через месяц он сказал мне, что является приверженцем партии Хизб ут-Тахрир, а его идеал в Исламе после Пророка Мухаммада и первых четырех халифов, шариатский судья Такиидин Набхондие основавший в 1953 году политическую партию Хизб ут-Тахрир.

Знаю ли я историю Ислама? Нет, никогда не знал – и это тоже я понял только здесь. Но тогда я стал членом подпольной партии, поклявшись на священном Коране, быть верным идеи построения халифата. Нас было пять человек, обращающихся друг к другу только по вымышленным именам – своих настоящих имен мы не называли. Лидер всегда говорил, что ячеек подобных нашей, много, но мы никогда не видели соратников. Практическая деятельность? Участие в распространении листовок разного содержания призывающих к сплочению мусульман вокруг партии Хизб ут-Тахрир и смены существующего государственного строя на халифатский".

Глядя на своего неожиданно замолчавшего собеседника, вспоминаю одну из задач подпольной деятельности ячеек Хизб ут-Тахрир - конспиративное привлечение к своей идеологии большего числа людей, легко поддающихся психологической обработке. Желанные кандидатуры - люди из малообеспеченных семей, проживающие в сельской местности. Особо желанные – молодежь, не ориентирующаяся в тонкостях Исламской религии.

Неожиданно понимаю - методика привлечения новых рекрутов партии аналогична принципу сетевого маркетинга и после не долгого разъяснения этой методики получаю следующее подтверждение своей догадки: – "Каждый член пятерки не столько может, сколько должен набрать собственную группу из четырех человек став ее пятым членом, но уже в качестве лидера и так до …"

Слово "бесконечность" в моем сознании спотыкается о вопрос – сколько же тянущихся к Исламской религии людей прошли и, возможно, проходят в Азии процесс сетевого оболванивания?

"Но, как правило, – продолжает рассказывать Абдурашид - изначально привлекаемый к деятельности ячейки, тщательно изучается, и главное внимание уделяется его социально–экономическим проблемам".

Да дорогой Абдурашид, - молча, не вслух, произношу я - именно на этом уже известном фоне и разыгрывается сказка о Халифате, где каждому страждущему хизбуттахрировцу уготовано социальное равенство, и справедливая жизнь, не взирая на то, что этого равенства никогда не было не то что в истории исламских халифатов, даже в среде сегодняшних подпольщиков

О чем мечтает сегодня больше всего мой собеседник? Признаюсь, задавая именно этот вопрос, я ожидал услышать ответ, связанный с его планированием жизни после освобождения, но услышал иное. Абдурашит мечтает встать на колени перед своим младшим братишкой и молить не смышленого девятнадцатилетнего пацана отказаться от идей партии Хизб ут-Тахрир, в которую он привел его четыре года назад, то есть не задолго до своего ареста.

Но встать на колени он может не только перед собственным братишкой, но и перед чужими матерями, чьих сыновей он вскармливал идеями о халифате, окрыленный мыслью о собственной скромной миссии, так далекой от сути священной миссии Пророка Мухаммада однажды познавшего истину Аллаха.

- Когда произошла переосмысление идеологии Хизб ут-Тахрир, и как к этому отнеслись ваши близкие родные, бывшие соратники и те из них кто сегодня отбывает срок наказания в этой зоне?

- Впервые это произошло, когда я увидел, как листовки, на которых написаны призывы к созданию Халифата, валяются под ногами людей, тех самых, которым мы раздавали их в местах массового скопления. Они бросали их себе под ноги - почему? Подобных вопросов было много, но я дал клятву Халифату и должен был исполнять обещанное. Сегодня в зоне подавляющее большинство тех, кто отказался от идеологии Хизб ут-Тахрир. Приверженцев единицы.

Позже, я убедился, что на зоне это не результат "колотушек", а итог непростой работы основа, которой - разъяснение сути исламской религии, и вершится это государством не из сиюминутных политических интересов, а для сохранения в сознании своего народа многовекового традиционного для Азии понимания светского Ислама.

Как складываются взаимоотношения тех, кто остался приверженцем Хизб ут-Тахрир и теми, кто освободился от грез построения в Азии сказочного Халифата двадцать первого века. Когда на воле или в зоне узнают, что кто-то из хизбуттахрировцев отказывается от идеологии партии, начинается распространение информации об его отказе от исламской религии в целом. Бывают случаи, когда отказнику в зоне подбрасывают записки с призывом вернуться в лоно подпольной паствы. Бывает и прямая спекуляция в убеждении вернуть отказника к идеологии Хизб ут-Тахрир - правовая, моральная и информационная поддержка со стороны международных правозащитных организаций и некоторых СМИ может быть действенна только при условии сохранения целостности рядов хитзбуттахрировцев и непрекращающихся заявлений их родственников о физических страданиях мирных мечтателей.

Несколько слов о моральной поддержке отбывающих сроки наказания Хизбуттахрировцев – участие в пикетирование женщин мусульманок вызывает неоднозначную реакцию у многих заключенных, ибо считается прямым нарушением коранических установок о праве женщины в Исламе выделять себя вне общества своего мужа, или самых близких родственников-мужчин.

Задаю Абдурашиту вопрос о материальном положении его семьи и вижу искру мужской гордости в глазах моего невольного собеседника - из "зоны" администрация пересылает его деньги, заработанные на "зоновском" производстве. Помогают ли семьям хизбутахрировцев, отсиживающих большие сроки их оставшиеся на свободе соратники. И да, и нет! Все зависит от степени имитации страданий и ущемления религиозных и человеческих прав, но это тема отдельного разговора.

Ответ на вопрос о материальном достатке, натолкнул меня на мысль о нравственной самодостаточности и неожиданно напомнил историю, связанную с активной подпольной деятельностью самопровозглашенного, местечкового министра финансов партийных ячеек Хизб ут-Тахрир отбывающего сегодня установленный ему срок наказания в одном из пенитенциарных учреждений Узбекистана. На воле, его невидимое обществу, конспиративное клонирование рекрутов по системе сетевого оболванивания на фоне собственного финансового благополучия. Благополучия равного дорогостоящей иномарки, многокомнатной квартиры хорошо укомплектованной не только современной мебелью, но и оргтехникой и компьютером. Компьютер был напичкан файлами с прокламациями текстов будущих листовок и … шедеврами современной американской и европейской порноиндустрии.

Наличие порнофайлов в компьютере, шокировало эксперта исламоведа, знающего об прокламируемой личной скромности и отказе от мирских утех кяфиров, одной из важных характеристик не только в ментальности хизбуттахрировца но и мусульман. Но, как водится у настоящего идеолога партии, прозвучал традиционно не затейливый по своей логике, образный и художественный, комментарий: - "Вы кушаете яблоки? – спросил эксперта не рядовой хизбуттахрировец, и тут же сам ответил - Да! Представьте себе, что выросло оно на дереве, корни, которого находятся в земле и питаются эти корни удобрениями органического происхождения. Но вы, не касаясь удобрений и вникая в суть происхождения, только наслаждаетесь вкусом яблока! Не я создавал порнопродукцию – кяфиры. Я только смотрю фильмы, что к стати не запрещено высоким чинам нашей партии, но не рядовым ее членам".

Я неосторожно спросил у бывшего рядового партии создания Халифата, Абдурашита, как он относится к порнопродукции и заметив промелькнувшую у него в глазах искру оскорбленного вопросом исламского представления о человеческих пороках, поспешно предложил выпить чая.

Признаюсь в изматывающей четырех часовой беседе с Абдурашитом я касался и вопросов связанных с качеством условий содержания заключенных в зоне, умышленно не разделяя их по статьям совершенных уголовно наказуемых преступлений, и получил лаконичный ответ: "Питание нормальное медицинское обслуживание и бытовые условия тоже нормальные".

Я ему и верил и не верил пока сам не обошел территорию зоны.

Не сомневаюсь, что это учреждение исполнения наказания вызывает чувство профессиональной гордости у руководителей всех уровней и рангов МВД, но я сомневаюсь, что заключенные этой зоны не испытывают благодарности за человеческие условия их содержания.

У всех людей отбывающих сроки наказания в зонах, обостренное восприятие отношения к себе со стороны солдат и офицеров. Одной из основ восприятия являются понятия - "справедливо" или "не справедливо", и - "считается", или "не считается".

Так вот в этой зоне условия содержания и строгие по дисциплинарному этикету взаимоотношения двух сторон "считаются" нормальными по всем понятиям, но если и бывает то что не "считается", то кто из нас будет отрицать что в нашем свободном социуме все справедливо и состояние не проходящего счастья для нас обыденно и привычно.

Но один из ответов моего собеседника поразил меня своей простотой. На вопрос - применятся ли в зонах к хизбуттахрировцам физические формы воспитания, он с горькой улыбкой ответил: – "В зоне наказывают отсидкой в карцере, и только за дисциплинарные нарушения. Но это Аллах наказывает нас, а не люди, чтобы осознать это надо понимать смысл слов Корана".

Вторым моим собеседником был тот, кто и сегодня остался приверженцем свержения действующей государственной системы и провозглашения Халифата. Подпольное участие в деятельности партийной ячейки партии Хизб ут-Тахрир и призывы, мягко говоря, к свержению современной цивилизации, обошлось ему в достаточно серьезный срок наказания. Ему, как и предыдущему собеседнику, обещаю не называть его настоящего имени, и касаться подробностей уголовного дела, но при его гордом осознании своего религиозного "я" именно это ему было не нужно.

Страдающим от трудового перевоспитания в зоне он не выглядел, и не очень понял моего вопроса – были ли использованы в отношении него методы физического воздействия. Нет, не были. Хотя был случай, когда он получил оплеуху, но это "считается" – спал на рабочем месте после обеденного перерыва. Кто наградил его спящего, не выясняю – "оплеуха" не физическая пытка, хотя и она может вполне послужить поводом к качественной раскрутки популистской темы "О страданиях заключенного в местах лишения свободы". Но чего не бывает в сообществе заключенных выполняющих на потоке производственные планы, для того чтобы заработать деньги и отправить их семье или купить сигарет в магазинчике, или чего еще, чему на свободе не придается значения, но здесь становится ощутимым и значимым. А может просто позвонить по междугороднему телефону и доводить в течении 10 –15 минут, открыто и не от кого не таясь, до состояния безумного счастья, родных, не ожидающих таких новшеств в условиях содержания заключенных.

Прошу моего собеседника представить себе, что я простой мусульманин, добросовестно посещающий местную мечеть, и воющий по ночам на луну от своей жизненной не удачливости, неустроенности и финансовой не обеспеченности, попал в поле его зрения, как потенциальный член ячейки.

Игра, предложенная мною, устроила собеседника. Методика моего начального перевоспитания оказалась на удивление проста. Тихим голосом, он говорил о простой истине человеческого бытия. Истина разбилась на три составляющие – происхождение мироздания, смысл земной жизни и куда я пойду после смерти. Эту часть начального перевоспитания мой воспитатель выдержал только несколько минут, надолго задумавшись над уточнениями ученика, не выходящими за рамки общеизвестных азов библейских и коранических сказаний.

Щадя интеллектуальную самооценку моего условного воспитателя, я попросил перевести меня сразу в ранг уже созревшего приверженца идеологии Хизб ут-Тахрир, которому осталось только принять клятву на верность халифату. Зазвучали ссылки моего собеседника на Коран и необходимость подражания политическим методам Пророка Мухаммада, внедрявшего ислам в языческой Аравии. Я попросил расширить мои познания исторического становления Исламской религии, и на этом мое воспитание едва не закончилась – под рукой воспитателя не было хизбуттахрировской литературы.

Стараясь не доводить наш разговор до полного абсурда и не разжигать воображение хизбуттахрировца, осторожно прошу его только на миг представить, что халифат уже создан и он халиф, к которому пришел я, уже в качестве идеолога новой подпольной исламской партии пропагандирующей политическую концепцию, не совпадающую с его халифатской идеологией. Что будет со мною? Его молчание длилось несколько минут, а предложенная модель ситуации так и осталась без его комментария. На мой вопрос, оказался бы я при этом сценарии в его халифатовской тюрьме, собеседник осторожно кивает, не уточняя какие бы он создал условия исполнения моего наказания. Я же, помня рассказы друзей, очевидцев испытавших условия тюрьмы находящейся в недавнем прошлом под юрисдикцией афганских талибов в соседней стране, просто промолчал.

В очередной раз отнесясь с пониманием к его настоящему положению собеседника, мягко интересуюсь, как он пришел к решению исповедовать исламскую религию?

- Однажды я вошел в мечеть. Меня поразила мелодичность молитвы. Я стал часто посещать мечеть, научился молитве, стал читать ее дома. Ислам делает человеческую душу чистой – это я понял. Как стал хизбуттахрировцем? Познакомился со мной выпускник одного из медресе, приехавший из России. Мы много говорили о моих жизненных проблемах, и не справедливости в обществе кяфиров, которых не будет в том Халифате, который я сам построю, взамен сегодняшнего государства. Я хизбуттахрировец и я верю, что в халифате так все и будет, как говорил Такиидин Набхондие.

- Ренат, (имя изменено – А.Г.), как я понимаю, не отказываетесь от идей создания Халифата, и у вас нет сомнения в идеологии партии?

- Нет! Я страдаю здесь во имя Аллаха!

- А почему бы вам, не критиковать недостатки нашей свободной повседневности не из подполья, а открыто и также открыто, говорить о своих идеях построения Халифата?

- Нельзя по уставу Хизб ут-Тахрир. А вы вообще читали нашу литературу?

- Я ее постоянно читаю…

- Ну и что плохого в идеях Хизб ут-Тахрир? Мы называем своими именами все существующие проблемы и виновников этих проблем. Что плохого в том, что мы мирно предлагаем смену существующей государственной системы на систему Халифата?

- Чтобы понять достоинства и недостатки идеологии партии, вам и вашим товарищам для начала следовало бы изучить азы Исламской религии, ровно, как традиционные права и обязанности мусульманина не предусматривающие, к примеру рекомендации не посещать мусульманами пятничной молитвы в мечетях. Насколько ваша идеология не мирная, вы и не догадываетесь. Не догадываетесь в силу изначального непонимания, что противостояние нетрадиционных исламских течений государственным системам никогда не исключает возникновения внутринациональных конфликтов. Пример современный Афганистан, хотя есть и более близкие примеры. В соседней республике братоубийственная война унесла несколько десятков тысяч жизней, развалив экономику государства. Это привело к полному обнищанию населения, которое в своем подавляющем большинстве, как исповедовало традиционный ислам, так и исповедует, радуясь, что международная гуманитарная помощь и отрицаемые вами демократические институты прав человека не обходят республику стороной. Если бы ваши подпольно выдвигаемые требования были открыты для цивилизованной дискуссии, наверное, было бы интересно принять в них участие не мне одному и по многим причинам. Поясню – например тема построения идеального государства под сенью исламского догматизма сама по себе не новая и в данном случае было бы интересно услышать современные доводы и сравнить их, к примеру, с известными взглядами Газали и Фараби, можно и Кампанеллой.

- Наверное, они не авторитеты. Мне о них не рассказывали, и я не знаю, о ком вы говорите.

Не стал я утомлять своего собеседника тезисами из трудов исламских философов не известных ему, не авторитетов. Просто вспомнил, что в великолепном клубе этой зоны достаточно часто звучат коранические слова о человеческом разуме, прокомментированные исламскими поэтами, мыслителями и философами Азии, исторического генофонда персидских и тюркоязычных народов, портреты которых украшают стены актового зала. Тех самых в столетиях почитаемых мировой цивилизацией, духовных воспитателей наций и народов не только Азии, но и арабского Востока, сегодня конъюнктурно отрицаемых идеологами Хизб ут-Тахрир.

- Во многих исламских государствах идеология Хизб ут-Тахрир запрещена, а участники подпольных ячеек квалифицируются преступниками.

- Эти государства искажают Ислам, а их правители кяфиры! – и словно защищаясь от всех моих последующих вопросов, преднамеренно не сложных, собеседник произнес:

– Я очень устал, хочу в отряд.

Последний, с кем я беседовал у выхода из зоны, был ее начальник, и его заместитель по политической части.

- Интересно – думал я уходя от них - сожалеют ли они, что в силу своих служебных обязанностей не имеют права объявить Джихад правды, с установлением моратория на нередко звучащую с воли ложь о жизни людей отбывающих сроки наказания в вверенном их руководству пенитенциарном учреждении?