Быки для евразийского моста

Павел МАРТЫНОВ

Маневрируя между Востоком и Западом, Россия может найти опору в Узбекистане

Идея превращения России в мост между Востоком и Западом, лежащая, по большому счету, на поверхности груды приоритетов внешней политики Кремля, реализуется сегодня в самых разных формах. Эта осень ознаменовалась в этом смысле сразу несколькими событиями сколь значимыми, столь и неоднозначными. Главные из них –участие Владимира Путина в двух саммитах: Организации Исламская конференция (ОИК) и форуме Азиатско-тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС).

Обе эти международные организации в последнее время стали политизироваться, отходя от заявленных целей и задач. Политизация продиктована, очевидно, новыми реалиями, но в перспективе может сделать все более затруднительным принятие согласованных решений в рамках этих организаций. Год назад лидеры чисто деловой АТЭС осудили теракты в США и призвали к международному сотрудничеству в борьбе с терроризмом. Это было первым политическим заявлением за 20 лет существования форума. Его лидеры исходили из того, что "терроризм - это также прямой вызов АТЭС и ее представлениям о свободной, открытой и процветающей экономике". Однако уже тогда в АТЭС не было единства мнений по проблеме терроризма. В декларации не упоминались ни Афганистан, ни Усама бен Ладен, что, видимо, было вызвано несогласием мусульманских стран, в частности Малайзии и Индонезии, с последовавшей за терактами военной операцией Пентагона.

Для Москвы же отношения и с Куала-Лумпуром, и с Джакартой, как двусторонние, так и в рамках АТЭС представляют немалый интерес. Это не только рынок сбыта оружия, но и место взаимодействия в сфере высоких технологий. Малайзия, например, - один из крупнейших игроков на мировом рынке нефти, и сейчас речь идет о том, что если Россия намерена координировать энергетическую политику с Саудовской Аравией, то почему бы этого не сделать и с Малайзией. Сотрудничество Москвы с АТЭС, очевидно, способствует интеграции России в мировое сообщество со всеми его информационными системами, телекоммуникациями, цифровыми и организационными стандартами, ведь в рамках этой организации строится такая мощная инфраструктура для ведения электронного бизнеса, как Трансевразийская информационная сеть (ТЕИС). На саммите АТЭС в Бангкоке Владимир Путин высказался за либерализацию мировой торговли и выразил озабоченность искусственными барьерами на пути российских товаров. Благодаря АТЭС Москва могла бы решить и острейшую проблему доминирования сырьевых отраслей над производящими. Естественно, что рынки таких стран как США и Япония не слишком заинтересованы в наших разработках, а вот в других странах АТЭС российские предприятия вполне могли бы найти достойных партнеров.

Но главное, в Москве уповают на то, что участие в АТЭС поможет России реализовать долгосрочную стратегическую линию в Азиатско-Тихоокеанском регионе, направленную на усиление здесь своего влияния. Как заявил член совета директоров Межпромбанка Сергей Веремеенко, который представляет интересы российского бизнеса в Деловом консультативном совете АТЭС, "Россия возлагает большие надежды на сотрудничество со странами Восточной Азии. И в этом направлении уже сделаны первые шаги... Думаю, наконец-то осуществится великая евразийская миссия российской державы. И сотрудничество со странами АТЭС - это и будет реальным отходом от американоцентризма в нашем экономическом мышлении и общественном сознании". Но, возможно, это заявление стоит рассматривать как часть личного политического пиара, ведь тогда уже было известно, что Веремеенко собирается баллотироваться на пост президента Башкирии. А это тоже политика, хотя и внутрироссийская.

Однако проблема политизации АТЭС не идет ни в какое сравнение с беспрецедентными шагами, предпринимаемыми российскими властями, с одной стороны, и руководством Организации Исламская Конференция, с другой.

Еще в августе, во время визита в Малайзию, Путин объявил о своем желании присоединить Россию к ОИК, мотивируя это заботой о 20 млн мусульман, живущих в России, которые должны получить право чувствовать себя частью исламского мира. Речь шла о намерении вступить в ОИК для начала в качестве наблюдателя, а потом взять на себя обязательства финансового характера. То есть после прохождения первого "наблюдательского" этапа Россия готова оплатить вступление бюджетными деньгами.

Для России членство в ОИК выглядит странным с правовой точки зрения. Конституция РФ (ст.14, пп. 1 и 2) гласит: "Российская Федерация – светское государство. Никакая религия не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной. Религиозные объединения отделены от государства и равны перед законом".

Для ОИК членство в ее рядах России также выглядит странным. Религиозный, мусульманский, характер организации определен не только ее названием, но и критериями, согласно которым то или иное государство может быть принято в ОИК. Около половины населения страны или глава государства должны исповедовать ислам, либо государственной конституцией должен быть шариат.

Но если даже как-то преодолеть эти юридические противоречия, участие в ОИК может обернуться для России потоком легальных и нелегальных иммигрантов. Пессимисты опасаются также, что более тесные связи России с исламским миром помогут дестабилизировать внутреннюю обстановку. Они полагают, что интересам России больше соответствовала бы равноудаленность ее светских властей от международных исламских организаций с сохранением при этом союзнических отношений с дружественными мусульманскими странами.

Но как же тогда Россия станет мостом между Востоком и Западом? Ведь именно об этом мосте, говорил Владимир Путин, выступая на саммите ОИК. При этом он напомнил, как мы помогали многим мусульманским странам, и выразил надежду, что "участие России не только дополнит яркую палитру ОИК, но и добавит ей новое содержание". Ответ не заставил себя ждать. Премьер Катара, который возглавлял ОИК последние три года, приветствуя Путина, сказал, что российское участие "окажет положительное влияние на конференцию".

Сегодня любые интеграционные устремления российского руководства принято увязывать с выборным пиаром. В этом случае говорят, что вступление России в исламскую организацию принесет Путину голоса 20 млн российских мусульман. Но есть в устремлениях российской власти и глубокий внешнеполитический смысл: исламские страны перестанут ругать Москву за войну в Чечне. ОИК уже намекала, что готова считать чеченскую проблему внутрироссийской. Она была одной из немногих международных организаций, направивших наблюдателей на недавние президентские выборы в Чечне.

В остальном пока слухи о теплых отношениях Москвы с исламским миром преувеличены. Проблема финансирования терроризма из исламских неправительственных фондов не стала меньше беспокоить Россию. Смысл резкого усиления мусульманского направления в российской внешней политике наблюдатели видят в желании убедить исламский мир, что с Москвой нужно дружить, а не враждовать. Как ни парадоксально, но это при умелом маневрировании сыграет России на руку и в отношениях с Западом. Пока на роль арбитра в споре США с исламским миром Москва претендовать не может, но уже поговаривают, что на саммите ОИК в Малайзии проект резолюции с требованием немедленно вывести войска из Ирака был снят с голосования в том числе и под давлением России.

Сейчас в ОИК зреет внутренняя коалиция против экстремизма. Малайзия, Индонезия, Турция и Узбекистан недовольны использованием исламских лозунгов террористами и думают о создании неформальной коалиции умеренных исламских государств. Россия вполне могла бы эту коалицию деликатно направлять. Здесь-то особую роль могут сыграть отношения Москвы и Ташкента.

Первым шагом в этом направлении можно назвать встречу Владимира Путина и Ислама Каримова в августе на встрече в Самарканде. На малую родину узбекского президента Путин, к слову сказать, прибыл из Малайзии, где впервые прозвучало его заявление о намерении России присоединиться к ОИК.

Возможно, то был акт гостеприимства и восточной дипломатии, но Ислам Каримов на той встрече говорил о растущей роли России в регионе, отмечая, что Узбекистан, равно как и "многие другие страны СНГ", испытал "определенную эйфорию" после распада СССР, и теперь приходится восстанавливать двусторонние отношения. "Сегодня мы убеждаемся, что много ошибок допустили, находясь в состоянии некоторой эйфории. Устоявшиеся связи, выгодные и для России, и для Узбекистана, надо восстановить. Таких направлений у нас предостаточно", - оптимистично заметил Ислам Каримов.

Речь, скорее всего, идет не только об экономическом сотрудничестве. Визит российского президента был первым после того, как Ташкент активно подключился к "антитеррористической коалиции". Для Москвы, недовольной американским военным присутствием в Центральной Азии, как бальзам на душу пролились слова узбекского президента о том, что в Афганистане "не все развивается в правильном направлении". Тогда же Каримов намекнул, что рассчитывает на помощь Москвы в ликвидации Исламского движения Узбекистана, но при этом надеется, что "Россия также понимает роль Узбекистана в регионе".

Что же это за роль? Узбекистан позиционирует себя как "щит против распространения исламского фундаментализма", а во внешней политике старается держать баланс между Западом и Востоком. Принимает инвестиции от ЕБРР и МВФ, но при этом поддерживает контакты с исламским миром, хотя, некоторые эксперты считают, что внешняя политика Ташкента отличается практически полным отсутствием исламского содержания.

Стремящийся идти по светскому пути развития, Ташкент не испытывает особых симпатий к государствам, где ислам остается государственной идеологией. Это и делает его привлекательным как для России, так и для США. Ходят слухи, что Белый дом видит в Узбекистане силу, способную противостоять не только "российским имперским амбициям", но и "исламскому фундаментализму". По второй позиции, Москва, похоже, солидарна с Вашингтоном. Но в отличие от США, Россия имеет больше шансов сыграть на узбекском поле. Если Штаты захотят увидеть в Ташкенте противовес региональному усилению Тегерана, им придется усилить финансовые вливания в узбекскую экономику и смириться со здешней моделью восточной власти. Россия же, хоть и не столь щедра, зато практически не имеет претензий к ситуации с правами человека в этой среднеазиатской республике, а совместное членство в ОИК для пресечения фундаменталистских тенденций, может сослужить добрую службу и Москве, и Ташкенту.

Для России вполне понятно стремление узбекских властей увязать национальные ценности, обусловленные, в частности, исламскими традициями, с желанием европизироваться. Это и заставляет Ислама Каримова говорить: "В Узбекистане не может получить поддержку фундаментализм. Россия - гарант безопасности и неделимости границ в среднеазиатском регионе, поэтому без нее Узбекистану не прожить. В России республика видит сегодня единственного партнера, который, хотя и преследует в регионе свои интересы, пока представляет собой меньшее зло, нежели фундаменталистские режимы Ирана или Афганистана. Как президент Узбекистана я не мыслю будущее Узбекистана без России. Нет силы, которая разорвала бы наши отношения".

Как бы в подтверждение своих слов Каримов отправил свою дочь Гульнару в Москву в должности советника-посланника посольства Узбекистана в РФ. Эксперты расценили это назначение как переориентацию узбекской политики и бизнеса на Россию. До своего назначения Гульнара занимала в Ташкенте должность советника министра иностранных дел, зато теперь она попробует себя как реальный международный политик.

В Узбекистане поговаривают о возможной отставке Каримова до окончания срока его президентских полномочий в 2007 г. Сыновей у президента нет, и в качестве преемников на высший государственный пост Узбекистана эксперты рассматривают как саму Гульнару, так и главу внешнеполитического ведомства Узбекистана Садика Сафаева, которого СМИ также настойчиво причисляют к президентской семье.

Россия, в отличие от Запада, никогда не станет критиковать Узбекистан за передачу власти по восточному образцу. И поэтому также Ташкент вполне мог бы стать опорой строящегося Россией моста между Востоком и Западом.

№ за декабрь 2003