На пути к империи?

Константин СЫРОЕЖКИН

При оценке политических событий начала XXI столетия возникает устойчивое ощущение дежавю. Все это человечество уже проходило, причем неоднократно. История знает много примеров, когда у того или иного государства или политического деятеля возникало искушение доказать остальному миру, что право силы является определяющим в мировой политике. В эти периоды преобладающее положение начинала занимать имперская идеология со всеми вытекающими последствиями, в том числе как для самой империи, так и для очередного императора

Константин Сыроежкин
Алматы

Правда, справедливости ради необходимо сказать, хотя Вестфальское соглашение 1648 года, предусматривающее абсолютный суверенитет и правовое равенство государств, нарушалось много раз, заложенные в нем принципы до последнего времени считались неоспоримыми. Даже большевикам, провозгласившим, что пролетариат вправе менять "несправедливый" мировой порядок, не удалось поколебать его основы. "Коммунистическая" империя, как и все предшествующие ей, канула в Лету, и одно время казалось, что мир поумнел и на смену противостоянию пришло понимание и сотрудничество.

Однако продолжалось это недолго. Геополитический вакуум не терпит пустоты, и рано или поздно, но должно было появиться новое государство, претендующее на роль глобальной империи. По вполне понятным причинам в начале 90-х годов прошлого столетия на эту роль выдвинулись Соединенные Штаты. Идеологическое обоснование было до предела простым: если остальные государства не могут гарантировать безопасности своим гражданам, то эти гарантии должны предоставить США.

Особое место эта идеология заняла после событий 11 сентября, когда акцент в ее применении был перенесен за пределы США. Директор отдела планирования госдепартамента Ричард Хаас в апреле 2002 года писал по этому поводу: "Суверенитет предполагает обязательства. Одно из них – оградить собственное население от массовой гибели. Другое обязательство – никоим образом не поддерживать терроризм. Если некое правительство не может выполнить эти обязательства, оно само подрывает одну из основ своего суверенитета. Следовательно, другие правительства, и прежде всего американское, получают право вмешаться. В случае с терроризмом это ведет к праву на превентивную самооборону". Другой видный американский аналитик – Себастиан Моллаби высказался еще более прямолинейно: "Пришло время империи, и логикой своего могущества Америка просто обязана играть лидирующую роль".

Логическим продолжением этой идеологии стала принятая в сентябре 2002 года новая Стратегия США в области национальной безопасности, провозгласившая право на нанесение превентивного удара и тем самым поставившая под сомнение принцип абсолютного суверенитета. Об этом документе "КонтиненТ" уже писал, и вряд ли имеет смысл повторяться. Но на одном нашем выводе стоит остановиться. Вывод этот состоит в том, что пример, особенно плохой пример, бывает заразителен, и рано или поздно, но у США появятся последователи.

К сожалению, наш прогноз оправдался. Более того, последователей у США оказалось слишком много, в том числе и среди тех государств, которые лишь совсем недавно, избавляясь от имперских иллюзий, вынуждены были провести свой народ через шоковую терапию.

"Либеральная империя"

Анатолий Чубайс – отнюдь не первый, кто в новой России заговорил о необходимости воссоздания империи. Эта идея была довольно популярной и активно обсуждалась в середине 90-х, когда стало очевидно, что развал СССР и активное неприятие новым политическим истеблишментом "азиатского подбрюшья", за исключением потерь, новой России ничего не принесли. СНГ больше выглядело как "бракоразводная контора" и явно недотягивало до решения интеграционных задач. Более того, так и не дождавшись, что Россия станет "локомотивом интеграции", страны Содружества начали формировать "группы по интересам", роль зарубежного спонсора которых взяли на себя Соединенные Штаты.

В зонах своего традиционного влияния Россия теряла одну позицию за другой. Сначала это была Украина, чуть позже – Закавказье, затем Узбекистан, а с размещением военных баз на его территории и в Киргизии – вся Центральная Азия. И хотя время от времени некоторые российские политики обозначали имперские амбиции России, практически никогда речь не шла об имперском сознании. А без последнего ни о какой "империи" и речи быть не может. И проблема даже не в том, что в классической империи существуют "провинции", "заморские территории", но не "колонии"; все жители империи, независимо от этнической принадлежности и цвета кожи, являются ее подданными и в этом смысле равны, а к верховной власти вполне могут приходить и инородцы.

Главное – возникновение империи возможно только тогда, когда имперский этнос находится на пассионарном подъеме, чего о современной России сказать никак нельзя. Более того, одна из основных опасностей, связанных с имперскими амбициями, состоит в том, что население окружающих Россию стран на сегодняшний день более пассионарно. Отсюда и неутешительный для России вывод, сделанный российским политологом А. Коноваловым: "Россия с ее экономическими проблемами, еще не сформировавшейся идентичностью и слабой государственностью впервые в новой и новейшей истории рискует очутиться в окружении полюсов, гравитационное поле которых может превысить прочность связей, скрепляющих Россию в единое государство".

В порыве предвыборной экзальтации, а возможно, и по каким-то другим причинам, Анатолий Чубайс, а вместе с ним и другие политики не хотят считаться с этой реальностью. "Россия – единственный и уникальный естественный лидер на всем пространстве СНГ и по объему своей экономики, и по уровню жизни своих граждан, – подчеркивается в программном выступлении Чубайса "Миссия России в ХХI веке". "Россия не просто является лидером, она может и должна всемерно наращивать, усиливать и укреплять свои лидирующие позиции в этой части планеты в следующие 50 лет. Идеологией России... на всю обозримую историческую перспективу должен стать либеральный империализм, а миссией России – построение либеральной империи".

Анатолий Чубайс в своих высказываниях не оригинален. Более того, авторство идеи "либеральной империи" принадлежит вовсе не ему. Как мы видели, задолго до него она была взята на вооружение США и достаточно активно и, можно сказать, где-то даже эффективно эксплуатировалась ими не только в течение всего десятилетия 90-х, но и в более ранние периоды их истории.

Но в том, что Чубайс – хороший ученик, нет сомнений. В точном соответствии с логикой американской идеи Чубайсом декларируется, что "мы, конечно же, не собираемся отказываться от принципа нерушимости границ и территориальной целостности наших соседей", что "либеральная империя в своих действиях в соседних странах не может нарушать общепризнанные нормы международного права". Однако, как и американская, российская либеральная империя "может и должна":

содействовать развитию русской культуры и культуры других народов России, защищать русских и русскоязычных граждан в соседних странах;
содействовать экспансии отечественного бизнеса в соседние страны как в торговле, так и в приобретении и развитии активов;
быть заинтересована в поддержании, развитии, а при необходимости и в защите базовых демократических институтов, прав и свобод граждан в соседних странах.

Другими словами, речь идет об экономической и культурной экспансии. И в ходе теледебатов 10 октября это подтвердил и сам Чубайс, заявив, что основой российской внешней политики должно стать сочетание рыночных экономических рычагов и агрессивной экспансии. По его мнению, "без экономической и политической экспансии на пространстве СНГ и за ее пределами Россия не сможет сохранить собственной территориальной целостности и своих ресурсов". Но именно в этом, как уже говорилось выше, и заключается главная опасность имперских амбиций. Экономическая и культурная экспансия к империи (в классическом понимании) не имеет никакого отношения, более того, они – предвестники ее краха. Наверное, поэтому даже соратник Анатолия Чубайса по СПС и, кстати говоря, большой специалист по данному вопросу Алексей Кара-Мурза считает, что "понятие "либеральная империя" – это нонсенс".

Но примечательно, что Анатолий Чубайс оказался не одинок в своих "имперских исканиях". Идея "либеральной империи" была немедленно поддержана российскими неоевразийцами. Как считает председатель партии "Евразия" Александр Дугин, тезис Чубайса особенно ценен, потому что "реабилитирует и модернизирует тематику евразийской интеграции... а также придает проекту не утопический и ностальгический, а прагматический и вполне конкретный характер". И в такой оценке нет ничего удивительного, если вспомнить основы геополитической теории Дугина, связанные с извечным противостоянием Суши и Моря.

Поскольку, по мнению неоевразийцев, "национальные государства обречены, они не способны в новых условиях отстоять свою суверенность ни политически, ни стратегически, ни экономически", у стран СНГ имеется только одна альтернатива: либо они одна за другой будут поглощены существующей глобальной империей, и в этом случае "американская культурная гегемония подорвет их национальную идентичность и даже их суверенитет"; либо они должны присоединиться к предполагаемой российской региональной империи, сформировав "новый тип суверенитета – коллективный имперский суверенитет".

С учетом того содержания, которое вкладывается в понятие "либеральная империя", будь то американский образец, империя по Чубайсу или по Дугину, странам СНГ это не предвещает ничего хорошего, поскольку речь идет не о сознательном ограничении суверенитета, что является признаком интеграции, а о его лишении, что есть признак экспансии. И то, что в России в последнее время по умам политиков начинает бродить именно эта идея, в том числе и среди политиков, относящихся к совершенно иному, нежели Чубайс и Дугин, политическому спектру, довольно опасная тенденция.

На перепутье

Одним из наиболее любопытных аспектов российской политики является то, что Стратегия США в области национальной безопасности, вызвавшая большое возбуждение среди европейских политиков и юристов, в России почти не встретила возражений. И произошло это не только в силу сохранения в российском политическом истеблишменте большевистской ментальности о мессианской роли России, а прежде всего потому, что изложенные в ней идеи оказались как нельзя кстати.

Попытавшись после десятилетнего отсутствия вернуться в традиционные регионы своего влияния Россия обнаружила, что ее экономические и политические позиции в них, если не полностью исчезли, то в значительной мере ослабли. Бывшие союзные республики и страны народной демократии доказали свою состоятельность как суверенные государства. Более того, в чем-то они даже превзошли Россию. Нельзя было не учитывать и того факта, что образовавшийся после развала СССР геополитический вакуум к началу нового столетия уже заполнился, и заполнился он геополитическими конкурентами России. Единственное, что еще ожидали от России новые независимые государства, да и то далеко не все, гарантии безопасности в случае возникновения серьезного конфликта и поставки вооружений по внутрироссийским ценам.

Учитывая все это, Россия взяла паузу... и начала укреплять собственные вооруженные силы и структуры региональной безопасности, подчеркнуто отстраненно относясь к присутствию США на Кавказе и в Центральной Азии, расширению НАТО, выходу США из Договора по ПРО и явному ослаблению интеграционных процессов в рамках СНГ. Результат этой стратегии превзошел все ожидания. Как это ни парадоксально, но за первые годы нового столетия международное положение России укрепилось, а ее роль и значение в мировой политике, неожиданно для многих, существенно возросли.

Не менее существенно и то, что на фоне усиливающегося унилатерализма США позиция, занятая Россией, выглядела привлекательно не только для ее соседей по Евразии, но и для более респектабельных государств – членов Европейского Союза. На базе общности угроз с непосредственным участием России происходит укрепление систем региональной безопасности на постсоветском пространстве, реанимируется деятельность в рамках Договора коллективной безопасности, наращивается потенциал ШОС, НАТО перестает рассматривать Россию в качестве потенциальной угрозы. С мертвой точки сдвигаются интеграционные процессы: возникает ЕврАзЭС, а чуть позже лидеры четырех крупнейших государств СНГ договариваются о формировании между ними Единого экономического пространства, в рамках которого даже планируется создать наднациональный орган – Организацию региональной интеграции. Более того, России удается вернуть, казалось, утраченные безвозвратно, позиции в Узбекистане и Туркменистане.

Что еще можно было желать, живи и продолжай действовать в том же направлении. Однако что-то в российском политическом механизме "сломалось". В преддверии выборов в Думу и грядущих выборов президента люди, ответственные за принятие государственных решений, стали вести себя, мягко говоря, неадекватно складывающейся обстановке. Если к идее "либеральной империи" Чубайса, несмотря на то, что в части, касающейся энергетики, она уже сегодня реализуется на практике, большинство политиков и политологов отнеслись с некоторой долей иронии, то озвученные министром обороны России Сергеем Ивановым и поддержанные Владимиром Путиным "Актуальные задачи развития Вооруженных сил Российской Федерации" были восприняты неоднозначно. И, надо сказать, задуматься действительно есть над чем.

"Доктрина Иванова"

По сути, и в выступлении Сергея Иванова, и в предоставленном министерством обороны документе речь идет о некоторых уточнениях Военной доктрины Российской Федерации, одобренной Владимиром Путиным в апреле 2000 года, но уточнения эти носят поистине революционный характер.

Первое, что обращает на себя внимание, Россия включает в свою военную доктрину принцип возможности нанесения превентивного удара по чужой территории. "Мы не можем абсолютно исключать и превентивного применения силы, если этого будут требовать интересы России или ее союзнические обязательства", – говорит на совещании Сергей Иванов. Представленный министерством обороны документ, правда, не содержит прямого упоминания о возможности нанесения превентивного удара, однако контекст разделов, касающихся модернизации вооруженных сил и их задач, а также оценки характера внешних и трансграничных угроз, не оставляют сомнений, что косвенно речь идет именно об этом.

Но любопытнее другое: чем обосновывает Сергей Иванов внесение этого изменения в военную доктрину. Кроме достаточно подробно изложенных внешних, внутренних и трансграничных угроз, в "Актуальных задачах..." присутствует и совершенно новое для такого рода документов понятие "фактор неопределенности". К числу этих "неопределенностей" относятся: развитие внутренней ситуации в ключевых странах мира, ситуация в странах СНГ и приграничных с СНГ регионах, а также возможность возвращения ядерному оружию свойств реального военного инструмента.

Что касается первой "неопределенности", речь идет об "отказе руководства этих государств от отдельных компонентов демократии и принципа максимальной предсказуемости внешнеполитических решений и соответствия их принципам международного права". В сегодняшних условиях международно-правового нигилизма, блеклости демократических ценностей и полной непредсказуемости внешнеполитических решений свобода рук для нанесения превентивного удара полная.

Еще любопытнее для СНГ. Россия оставляет за собой право превентивного применения военной силы в случае "возникновения внутренней нестабильности как межэтнического, так и политического характера, а также в случае действий того или иного политического режима по свертыванию демократических преобразований". Не менее интригующе в этом контексте выглядят и некоторые обозначенные внешние угрозы. Например, "нестабильность, слабость государственных институтов в приграничных странах", "ввод иностранных войск (без согласия Российской Федерации и санкции СБ ООН) на территории сопредельных и дружественных Российской Федерации государств", "действия, затрудняющие доступ России к стратегически важным транспортным коммуникациям", "дискриминация, подавление прав, свобод и законных интересов граждан Российской Федерации в зарубежных государствах". По последнему пункту чуть позже последовало и уточнение Сергея Иванова: "Что касается превентивного применения военной силы в странах СНГ, то мы не собираемся от этого отказываться, если все другие средства и способы исчерпаны и у нас не остается другого выхода, когда жизнь наших граждан и соотечественников находится под угрозой". Может быть, для кого-то слова Сергея Иванова – бальзам на душу, а кое с какими государствами действительно следовало бы побеседовать в международном суде, но, простите, большая часть из всего обозначенного выше в международном праве имеет совершенно точное название – вмешательство во внутренние дела суверенного государства.

С приграничными с СНГ регионами никаких возражений. Речь идет о ситуации в Афганистане, а это – головная боль не только России. А вот о "неопределенности", касающейся ядерного оружия, стоит поговорить подробнее, поскольку с ней связана вторая особенность уточненной Военной доктрины: в новой редакции слишком часто упоминается ядерное оружие.

С тем, что "применение вооруженных сил без санкции СБ ООН может стимулировать большую востребованность оружия массового поражения, включая ядерное, среди региональных держав, стремящихся создать инструмент гарантированного сдерживания возможных враждебных действий со стороны развитых государств", не поспоришь. Как не поспоришь и с тем, что некоторые развитые страны под шумок деклараций о сокращении ядерного потенциала осуществляют его новейшие разработки и всерьез рассматривают его как активный компонент ведения боевых действий. А вот с тезисом о "сохранении возможности возвращения ядерному оружию свойств реального военного инструмента", изложенным в документе, в котором на каждой странице содержатся ссылки на приоритет международного права, получается не совсем понятно.

С одной стороны, бесспорно, что государство имеет право защищаться всеми доступными ему средствами, в том числе и используя ядерное оружие. Однако с другой – в условиях, когда не существует общепринятого критерия, который позволял бы однозначно определить, является ли превентивный удар средством необходимой обороны или военно-политического шантажа, это достаточно тревожная тенденция, причем не только для государств – членов НАТО, о которых в "Актуальных задачах..." говорится прямым текстом, но и для тех безъядерных государств, которым Россия предоставила гарантии безопасности.

Кстати говоря, именно это обстоятельство и вызвало наибольший переполох на Западе, который вновь заговорил о "непредсказуемости России". И в интервью газете "Коррьере делла сера" Владимир Путин счел за лучшее скорректировать обоснование права превентивного использования военной силы: "...если в международной практике, в практике международной жизни будет утверждаться принцип превентивного применения силы, то Россия оставляет за собой право действовать аналогичным образом для защиты своих национальных интересов". Это звучит уже корректнее, а главное – в полном соответствии с внешнеполитическими принципами, к которым апеллирует Россия.

В-третьих, защита экономических интересов России отныне выделена в отдельную, вторую по значимости задачу российской армии. И с этим действительно трудно не согласиться. Как справедливо подчеркивается в "Актуальных задачах...", "Экономические интересы становятся более важными по сравнению с политическими и военно-политическими, более того, возникает все более сложное сочетание экономических интересов отдельных государств и интересов крупных транснациональных компаний. В результате существенно изменилось понимание условий, достаточных для применения вооруженной силы", которая "все чаще применяется для обеспечения экономических интересов той или иной страны".

И еще одно новшество обращает на себя внимание. Как подчеркивается в документе, "Россия поддерживает усилия по борьбе с международным терроризмом в рамках антитеррористической коалиции, являющейся элементом глобальной стабильности и средством установления более справедливого нового мирового порядка". Говорится это в контексте оценки стратегического партнерства с США, для которых, по оценке большинства политиков и экспертов, в том числе и российских, борьба с терроризмом – лишь один из методов достижения мирового господства. Поскольку дальше по тексту везде подчеркивается примат международного права и роли СБ ООН в разрешении международных конфликтов, этот силлогизм становится незавершенным. В противном случае получается, что Россия вышла на совершенно новую для себя риторику и фактически косвенно подтвердила миссию сильных мира сего по наведению глобального порядка.

Так ли это на самом деле, покажет время, а пока с большой степенью определенности можно говорить о том, что возвращение к имперской риторике в России не идет ей на пользу. Все, что было наработано за годы президентства Владимира Путина, усилиями новых "спасителей" и "ревнителей" России сегодня превращается в прах. Возможно, все дело в набирающей обороты политической борьбе, ведь меняются не просто фигуры, кланы, группировки, но и идеологические, геополитические, политические парадигмы. А возможно – в вечных российских бедах, о которых предупреждал еще Николай Карамзин.

№22 (109) 19 ноября - 2 декабря 2003 г.