Курманбек Бакиев: Пока представители власти попирают законы, порядка не жди

Курманбек Бакиев подал в отставку с поста премьер–министра после трагических аксыйских событий, пробыв главой правительства менее полутора лет. Однако и за столь короткий срок он завоевал авторитет и уважение среди кыргызстанцев, зарекомендовал себя толковым руководителем, человеком слова и дела. Сегодня депутат Законодательного собрания Жогорку Кенеша К. Бакиев наш гость.

Корр. - Поскольку наша встреча, Курманбек Салиевич, состоялась на исходе года, как вы оцениваете его итоги для страны в целом и для себя лично?

К.Б. - Я больше склонен говорить об экономике, памятуя слова Ленина, что экономика для нас - лучшая политика. Экономика - основа основ. Тем более что последние дни я знакомлюсь с проектом бюджета на 2004 год, принятым нашими коллегами из СНП. Считаю одной из главных бед государства наличие в нем теневой экономики. Мы плохо финансируем наши силовые структуры, социальную сферу, армию, науку, культуру. У нас не хватает средств, чтобы повысить пенсии, зарплаты учителям, врачам. А с другой стороны, по оценке независимых экспертов, объем теневой экономики составляет (по разным мнениям) от 30 до 50 % к уровню ВВП. Вы представляете, какие суммы у нас не облагаются никакими видами налогов. Значит, есть поле деятельности для правительства?

Бюджет прежде всего должен стимулировать развитие производства. К сожалению, у нас это не получается. Мы больше занимаемся латанием дыр, а не работаем на перспективу. Одну из причин этого я вижу в том, что правительство занимает пассивную позицию в отношениях с международными финансовыми институтами.

Корр. - То есть ведет соглашательскую политику?

К.Б. - Да. Когда я работал премьер–министром, мне приходилось прямо говорить руководителям миссии МВФ, что нас не устраивает их нацеленность только на макроэкономическую стабилизацию - уменьшение дефицита бюджета, снижение инфляции, удержание курса сома. Но они никоим образом не заинтересованы, чтобы у нас развивалось производство. Нам пора выходить из этой зависимости. И тут, я думаю, веское слово должен сказать президент. Как бы правительство ни вело переговоры, все–таки глава государства должен определять четко: извините, друзья, но мы идем вот по такому направлению, мы не можем повышать тарифы, увеличивать налоги, как вы того хотите.

Налог на прибыль снизили, мне кажется, его можно еще снизить, как и НДС, шире применять патентную систему. То есть нам надо создавать такую налоговую систему, чтобы стимулировать рост производства, чтобы производитель был заинтересован официально платить в казну, а не уходить в тень.

Корр. - Но ведь в теневой экономике не мы с вами сидим. Мы же знаем, в чьих руках находятся бюджетообразующие отрасли, кто уводит сверхприбыли в тень. Наша газета неоднократно поднимала вопрос о том, что президенту следовало бы начать со своего окружения, заставить их сполна платить налоги. Тогда, наверное, было бы проще требовать и с других. Вот, думаю, корень зла в чем.

К.Б. - Вы правы. Если мы хотим навести в стране порядок, закон должен быть один для всех, перед ним должны быть все равны, без какого–либо деления на близких, дальних, родственников. Что же касается бизнеса в сфере ГСМ, табачной, алкогольной продукции, то сегодня правительство бессильно навести тут порядок. Почему? Потому что министры смотрят на реакцию главы государства. Я думаю, при сегодняшнем состоянии экономики можно создавать сколько угодно новых структур, писать какие угодно кодексы и правила, но пока власть закона будет попираться законами власти, пока президент, правительство, парламент, суды не будут заниматься каждый своим делом, порядка не будет.

Я не пойму, зачем создавать какие–то новые структуры. Ведь они и без того в центральных аппаратах управления невероятно раздуты. Я в этом убедился на личном опыте.

Корр. - А как же регулярные сокращения аппарата на 30 процентов?

К.Б. - К примеру, издал президент указ о сокращении кадров. Правительство приступает к исполнению указа. Но едва дело доходит до конкретных лиц в центральных аппаратах министерств и ведомств, обнаруживается, что этого нельзя трогать, того нельзя, и так кругом. Здесь надо наводить жесткий порядок, надо серьезно сокращать центральные аппараты министерств. В регионах насокращались до того, что там сегодня уже некому управлять. В райадминистрациях от 7 до 9 человек, в областных управлениях - 15–20, где–то до 30. А посмотрите, что творится в центральных аппаратах.

Корр. - Беда даже не в том, что лишние люди получают зарплату. Это наименьшее зло. Куда опаснее, что они тормозят развитие, создают излишние препоны, сдерживают, а то и торпедируют реформы. Вот чем пагубен раздутый аппарат…

К.Б. - Я убежден, чем больше чиновников, тем больше функций, тем больше проблем. Была у президента очень хорошая идея - принцип одного окна. Открывая свой бизнес, человек решает все вопросы в одном кабинете, с одним чиновником. Но ведь не получается, не приживается идея. Почему? А потому, что в силу вступают различные интересы министерств, клановая корысть.

Корр. - Мы несколько отвлеклись. Как вы оцениваете год в личном плане?

К.Б. - В личном плане год у меня был удачный. Я поработал в Законодательной палате. Правда, в бытность директором кок–янгакского завода "Профиль" я четыре года входил в "легендарный" парламент. Но там была другая система, время было другое. В нынешнем парламенте я понял, что это в какой–то мере действительно независимая ветвь власти. Конечно, не полностью, не так, как хотелось бы, но все–таки. Когда требуется принять тот или иной закон, члены правительства, руководители министерств работают с каждым депутатом, убеждают, давят. Но этот год был хорошей школой для меня, поучительной. Я могу сказать, что узнал Законодательную палату изнутри, изучил ее подводные течения, некоторых депутатов, которые красиво говорят о верности интересам народа, в действительности же пекутся только о шкурных, личных интересах. В познавательном плане год был для меня плодотворным. Кроме того, у меня появилось больше возможностей общения с людьми. Июль был посвящен работе в округах. Я встречался с людьми, получал информацию из первых рук. В августовский отпуск удалось наконец–то навестить родственников по линии жены, с которыми не виделся более десяти лет. По этому поводу я пошутил, если бы моя жена была кыргызка, ее близкие сказали бы: такой родственник, который нас не навещал десять лет, нам не нужен. Появилось время для общения с семьей, с внуком. Я приобрел много новых друзей, значительно расширился круг единомышленников, вот что приятно.

Корр. - По горячим следам "бархатной революции" в Грузии "Вечерний Бишкек" провел параллель с аксыйскими событиями. В статье тогдашний премьер–министр Бакиев прямо обвиняется в том, что он ничего не предпринял для урегулирования кризиса, в самый ответственный момент отправился на курорт. Вот и пришлось президенту предпринимать все возможное, чтобы остановить беспорядки и остановить кровопролитие. Что вы можете сказать по поводу публикации?

К.Б. - Откровенно говоря, мне было очень неприятно. Я могу сказать с полной уверенностью, что так, как я знаю об аксыйских событиях, наверное, мало кто знает, как это все развивалось и произошло. Неприятно и обидно, когда некомпетентные люди пытаются все свалить с больной головы на здоровую.

Корр. - Некомпетентные или получившие заказ вылить очередной ушат грязи на неугодного политика?

К.Б. - Может быть, и так, но утверждать не берусь. Такими сведениями не располагаю. Но что касается аксыйских событий, то я в самый критический момент дважды был там. Первый раз сразу после трагедии, когда народ бушевал, когда на площади в райцентре собралась 15–тысячная толпа, готовая растерзать любого чиновника, который там появится. Кто тогда поехал в Аксы? Бакиев поехал. Когда пролилась кровь, другие не отважились встретиться с кербенцами. Я встретился с ними, попытался успокоить их, найти контакт с этими людьми. Я благодарен судьбе, что мне удалось это сделать. Люди поняли меня и разошлись. Но когда они ушли, то на площади остались тысячи и тысячи камней. Они предназначались тому, кто будет стоять у микрофона, если он поведет себя не так или скажет что–то не то. Этих людей ничто бы не остановило. Но, слава Богу, контакт состоялся. Сегодня я могу без лишней скромности сказать, что мне удалось успокоить аксыйцев.

Кстати, вот еще один урок, вынесенный мной. В политике излишняя скромность ни к чему. Нас так воспитывали. Я никогда себя не выпячивал. Но после того, что случилось, и отвечая на ваш вопрос, я вынужден говорить об этом прямо: я успокоил возбужденную толпу.

Второй раз я поехал в Аксы по просьбе президента. Я собирался ехать в Талас, но Аскар Акаевич попросил еще раз съездить в Аксы, поговорить с людьми. Я посетил каждый дом, где потеряли человека. В книге "Дорогу осилит идущий" я описал, каково было мне встречаться с родителями, женами, детьми погибших людей. Я выслушивал такое, что не обязан был выслушивать. Правительство никоим образом не было замешано в аксыйских событиях. Но я все принял на себя. Кое–кто пытается объяснить аксыйские события тяжелым экономическим положением. Это все ерунда. Когда я встречался с жителями села Кара–Суу, родного села Бекназарова, они мне прямо сказали: у нас нет экономических претензий, мы понимаем, что сейчас в республике жизнь тяжелая. Мы единственно возмущены тем, что нашего депутата посадили.

В статье, о которой вы говорите, пытаются найти некоего закулисного человека, который управлял этим делом. Боже мой, это так примитивно. Вот говорят: политика - грязное дело. Я считаю, политика зависит от того, кто ею занимается. Если люди делают ее с чистой совестью и чистыми руками, эта политика прозрачная и чистая. Но если политику ведут грязные люди, то и она будет грязная. Поэтому, откровенно говоря, было неприятно все это читать. И больно. Но пусть это останется на совести тех, кто стоит за всем этим. Моя совесть чиста. И то, что я решил баллотироваться именно в Кербене, хотя была возможность выдвигаться и в Кара–Кульдже, и в Оше, говорит о моем стремлении посмотреть, как относятся ко мне аксыйцы. И мне очень приятно, что я победил именно в этом округе.

Корр. - Но, видимо, вам важно было не только понять отношение аксыйцев, но и как бы заявить кыргызстанцам: меня пытаются обвинить в причастности к аксыйским событиям, смешать с грязью, но посмотрите, как относятся ко мне сами аксыйцы?

К.Б. - Да, безусловно, сказалось и это.

Корр. - Помнится, покидая пост премьер–министра, вы в сердцах сказали, что вашей власти хватало только на то, чтобы распоряжаться своим водителем. В связи с этим вспомнилось, как в свое время Акаев также жаловался на то, что у него власти не больше, чем у английской королевы. Но путем ряда референдумов с поправками в Конституцию президент сконцентрировал в своих руках всю полноту власти. Я живу в этой стране и вижу, что у правительства реальной власти нет. Но хоть что–то изменилось после вашего ухода, стало ли у премьер–министра больше полномочий?

К.Б. - Нет, ничего не изменилось. Думаю, все премьер–министры, которые работали до меня, быть может, за исключением покойного Джумабека Ибраимова, у которого были определенные полномочия по формированию кабинета, могли бы сказать, что реальной власти у них не было. Ну посмотрите сами: министры, губернаторы, акимы, судьи - все назначаются и освобождаются президентом. Их заместители назначаются премьер–министром, но по согласованию с администрацией президента. Пока там не завизируют, ни одно распоряжение правительства по кадровым назначениям не выйдет.

Корр. - Но ведь едва ли не все эксперты отмечают, что в современной системе управления у нас одно из наиболее слабых звеньев - кадровая политика. Если посмотреть за перемещением кадров в пирамиде власти, нетрудно заметить отсутствие даже намека на системность. Какое–то броуновское движение. У меня сложилось стойкое впечатление, что ни один министр не уверен в том, что его в любой момент не освободят от должности без объяснения причин. К сожалению, примеров тому достаточно.

К.Б. - Однако новая Конституция уже действует, и дай Бог, чтобы следующее правительство было сформировано с участием парламента. Я сторонник того, чтобы каждый член правительства проходил через чистилище парламента.

Корр. - Опять–таки вернемся к неприятному для вас моменту. Уходя с поста премьер–министра, вы с гордостью заявили, что покидаете пост со спокойной совестью и оставляете своему приемнику неплохое наследство. Что вы имели в виду?

К.Б. - Почему я так сказал? Прежде всего наше правительство было первым, которое сполна заплатило по внешним долгам 41 млн. долларов. Второе. Я не сторонник бумажной статистики, которая может хорошо преподноситься статорганами. Будучи премьер–министром, я стремился к тому, чтобы цифры были реальными, чтобы не было дутых отчетов, фальсификации. Должен сказать, что с развалом Союза у нас система учета и отчетности стала хромать на обе ноги. При существующей сегодня методике оценок мы можем получить любую устраивающую нас цифру. И по росту ВВП, и по другим показателям. Сегодня система оценки состояния экономики имеет, к сожалению, двойной подход. Есть так называемая официальная и есть реальная экономика. Ту экономику, которую нам рисуют статданные, можно подвергнуть сомнению.

Третье. Думаю, что за свою непродолжительную бытность премьер–министром я кое–чему научил в работе отдельных членов правительства, министров. Мы подняли исполнительскую дисциплину среди министров, губернаторов, акимов. Хотя я не мог освободить их от должности, но я мог прилюдно показать отдельного руководителя, что он из себя представляет. Мы смогли повысить ответственность руководителей за порученное дело. Это немаловажно. Когда у руководителя нет чувства ответственности, начинается бардак. Безответственность порождает все остальное. Повысив ответственность, мы добились заметных подвижек в экономике.

Корр. - Быть может, я заблуждаюсь в своих наблюдениях со стороны, но мне кажется, что Акаев ревниво и настороженно относится к ярким и неординарным личностям рядом с собой из опасения, что они могут затмить его, оказаться в чем–то значительнее, составить ему здоровую конкуренцию. Поэтому одних он старается задвинуть с политической арены в тень, других, как Феликс Кулов, упрятать куда подальше.

Но ведь без здоровой конкуренции, благотворного духа состязательности с достойными соперниками нельзя продвигаться вперед, невозможно добиться прогресса. Или это не так?

К.Б. - У меня принцип: кем бы я ни работал - директором завода, руководителем города, двух областей, премьер–министром, всегда был один. Я старался подбирать в замы, помощники, советники людей компетентных, которые могут помочь, чем–то дополнить меня. Это очень много в работе значит. А руководитель, который, как вы говорите, боится яркого, неординарного окружения, пытается избавиться от таких личностей, неважно, чем он руководит, обречен. Руководимый им орган развиваться должным образом не будет.

Аскар Акаевич человек очень умный, интеллектуально высоко развитый. Он ведь сам пришел к власти на волне демократии. И он первые пять лет, даже где–то до 97 года относился с пониманием к таким вещам. Но потом (не зря же говорят: восток - дело тонкое) вокруг него в администрации появились люди, которые стали ему докладывать: вы знаете, растет рейтинг у премьер–министра, набирает политический вес такой–то. Так вот постепенно, исподволь стали влиять на президента, на его отношение к способным политикам.

Корр. - Курманбек Салиевич, надеюсь, мы успеем проскочить с нашей беседой в последнем номере "МСН" этого года. Ваши новогодние пожелания кыргызстанцам.

К.Б. - Говорят, семья - ячейка общества. Государство сильно, когда крепки ячейки, из которых оно состоит. Я желаю, чтобы в Кыргызстане каждая семья была крепкой и процветающей. Чтобы у каждого мужчины и у женщин тоже была работа, позволяющая обеспечивать семью, чтобы дети могли получать хорошее образование, чтобы в каждом доме царили мир, согласие и достаток, чтобы мы как можно быстрее избавились от такого ужасного и унизительного явления, как бедность. Ну и, конечно, желаю, чтобы все были здоровы и благополучны!

Беседовал Вячеслав ТИМИРБАЕВ.

30.12.03