Кишлак "Пражская" и Маленький Баку

Дмитрий БУТРИН

Медленно и неизбежно в Москве начинается процесс естественной сегрегации города на территории с характерным национальным и социальным составом. Чем позже мы осознаем и согласимся с этим, тем хуже для нас.

Как ни грустно это звучит, можно с точностью предсказать, какое именно заявление сделают власти Москвы после очередного террористического акта в столице. И совершенно неинтересно обсуждать, что для физической безопасности жителей города принесет введение разрешительного порядка регистрации. Стараниями властей этот порядок и так превратился в разрешительный вместо предписанного Конституцией уведомительного. А затем, будучи скорректирован алчностью сотрудников паспортных столов, вновь стал уведомительным – уведомлением служит комплект купюр суммой от 400 до 2000 руб.

Вопрос, который, по идее, должен занимать Юрия Лужкова на порядок более, чем "прописка", и даже более, чем конструкция ульев, – где именно жители столицы физически проживают.

Очень медленно, но неизбежно Москва, один из крупнейших и разнообразнейших по национальному составу мегаполисов Европы, вновь начинает процесс сегрегации на отдельные территории с характерным национальным составом населения, доходами и социальным происхождением.

И то, что власти Москвы игнорируют это явление, в будущем грозит столице бедами едва ли не более серьезными, чем воровство бетона предприятиями строительного комплекса при сооружении сложных архитектурных сооружений.

Сравнивать Москву с крупнейшими европейскими городами, сопоставимыми по размеру и проблемам (их можно пересчитать по пальцам – Лондон, Париж, Марсель, Берлин, Мюнхен, еще три-четыре "миллионника"), бессмысленно. В первую очередь, потому, что процесс сегрегации города на социально однородные территории-анклавы реально был запущен здесь не 200-250 лет назад, а в середине 80-х.

"Лимитные" районы, целые кварталы работников ЗиЛа и "Москвича", студенческие территории на Юго-Западе столицы – все это следствие пусть и совершенно неестественной, но вполне существовавшей системы сегрегации при распределении жилья "инвесторами" – крупными советскими предприятиями. Ограничения, накладываемые на обмен жилья, очереди в строительных кооперативах, зажатость рынка аренды делали свое дело: всякий москвич, возвращаясь подвыпивши домой, хорошо знал, на какой станции метро обитатель какого из строительных общежитий может попросить у него закурить со всеми вытекающими последствиями.

С появлением квартирного рынка и рынка аренды жилья старая система сегрегации начала рушиться и перестраиваться, тогда как становление системы сегрегации в Лондоне, например, достаточно четко коррелировало со строительным бумом, в том числе с реабилитацией промышленных зон. В Москве, предпочитающей строить на месте промзон боулинги и офисные центры, сегрегация, вероятно, будет происходить не в виде "освоения новых территорий", а в форме "передела старого".

Вторая проблема – характер жилищного рынка столицы. Москва, пожалуй, в минимальной степени приспособлена под процесс сегрегации. Для всех подобных городов низкоэтажная застройка, таунхаусы, пригородные "деревни" – основное место жительства населения. Плотность жилой застройки Москвы намного выше; многоэтажные многоквартирные дома и в Лондоне не редкость, но "башни" и "книжки" Чертанова или Гольянова как основной элемент пейзажа – это родное, московское. Мало того, видимо, нигде в городах-миллионниках не существует и столь разнокачественного жилья на одном квадратном километре площади: "хрущоба" легко соседствует с "элитным монолитным комплексом" и с "кирпичным кооперативом". Де-факто эта проблема решается лишь в Центральном округе Москвы.

Наконец, еще одно обстоятельство, не позволяющее решать проблемы естественной сегрегации, – отсутствие у подавляющего числа московских домов собственников (именно у домов как у единых сооружений, а не у квартир). Если владелец "доходного дома" в Париже может принять решение о том, что при заселении его жильцами он ориентируется на эмигрантов из Мали или студентов Сорбонны, то в Москве сдающие в аренду квартиры граждане предпочитают писать "сдам трехкомнатную на Пражской русским, дорого". И сдают, естественно, дагестанцам или молдаванам дешево – поскольку спрос на этом рынке формируется во многом за счет трудовых мигрантов.

Если проблема "сегрегации по доходам" в Москве в ближайшее время будет решена сама собой (уже сейчас одним из определяющих факторов цены недвижимости является район), то процесс национальной сегрегации, по всей видимости, не будет таким простым.

Конечно, десятилетия воспитания в духе интернационализма дают свои плоды, и проживание на одной лестничной клетке с таджиком выглядит для гордого обитателя Москвы во втором поколении менее оскорбительно, чем 30 лет назад для бура из ЮАР проезд в одном автобусе с негром. Тем не менее большинству людей свойственно желание жить в более или менее однородной социальной среде. И это, заметим, касается не только славянского населения Москвы, для которых "понаехали черные" – вполне общее место, но и для представителей полуторамиллионной азербайджанской диаспоры, не говоря уже о менее многочисленных. Звать из окна домой ребенка на его родном аварском языке, который окружающие, увы, не понимают, – это все-таки морально сложнее, чем говорить по-русски на улицах Парижа.

Сотни тысяч и миллионы жителей столицы России немосковского происхождения уже начали формировать отдельные участки городской среды под себя и под свои – в том числе и национальные – особенности.
При всей справедливости и бессмысленности утверждения "Москва – русский город" не менее 5% в его населении принадлежит азербайджанцам, как минимум 2% – татарам, никак не менее 1,5% – украинцам, и это только если верить данным последней переписи населения. А учитывая, что, по распространенному московскому поверью, в городе обитают не 9 млн жителей, а никак не менее 13-ти, проценты эти могут оказаться и более неприятными для сознания коренного москвича. В утешение ему можно заметить, что именно трудовая миграция в столицу из российских регионов, с Кавказа и из стран СНГ позволяет решить проблему острого дефицита средне- и неквалифицированной рабочей силы. Так, прошлогоднее неожиданно массовое озеленение и облагораживание придомовых территорий в ряде округов – прямое следствие того, что, устав искать непьющих дворников-озеленителей в городе, ряд районных управ выписал рабочую силу из Душанбе.

Мы хотим зелени на улицах? Если нас устраивает, что Москва растет и строится, есть кому водить трамваи и троллейбусы, есть кому вывозить мусор и с четырех утра торговать на вещевых рынках, то нас должен устраивать и тот факт, что весьма скоро часть из нас, в кепках-аэродромах и цветастых шалях, захочет превратить Люблино в Маленький Баку или создать кишлак "Пражская".
Кишлак, кишлак! Вы думаете, слово "деревня" в таждикском менее странно звучит?

И первые следы подобной сегрегации уже видны. Так, юго-восточные районы столицы (Текстильщики, Волгоградский проспект), метро "Петровско-Разумовская" уже пользуются недоброй славой среди московских подростков: получить по шее от кавказских сверстников здесь весьма просто, не то что в родном Конькове или на Октябрьском поле. Но межнациональные мини-конфликты, которые сейчас наблюдаются, – цветочки по сравнению с тем, что процесс "обвальной" сегрегации может принести Москве в будущем. Мы еще не видели ни забастовок мусорщиков-таджиков, которым запретили строить мечеть в их Жулебине, ни поджогов квартиры упертого старика из Текстильщиков, не желающего съезжать и объясняющего окружающим, где он, собственно, видел весь этот ислам. Хотя районы, где русскому небезопасно появляться без дела даже днем, при желании можно найти и сейчас: попробуйте праздно и агрессивно поинтересоваться бытом вьетнамцев на Черкизовском рынке.

И не исключено, что рост в последние месяцы сообщений о национально окрашенных конфликтах с участием пресловутых "скинхедов" и "кавказцев" – как раз одно из следствий начавшейся сегрегации по национальному признаку.

Как избежать грядущих скандалов, склок и трагедий, которыми будет сопровождаться будущая национальная сегрегация Москвы? Разумеется, ни разрешительная, ни какая-либо другая система регистрации, о которой так печется мэрия, даже рядом не стояли с решением этой проблемы. Запретить формировать свои части городской среды по своему вкусу и привычкам невозможно: подобного рода запреты всегда и везде вызывали лишь рост скрытой ненависти и ксенофобии. Никаких типовых решений этих проблем не существует – каждый город-миллионник переживает их по-своему тяжело. Скажите коренному лондонцу, что в столице Великобритании сегрегация на национальные анклавы идет гармонично, и вы услышите неизбежные жалобы на появление всех этих мини-Исламабадов и Маленьких Варшав на землях, где еще два века назад и духу-то неанглийского не было. Интернационализация крупных городов – явление, по историческим меркам, новое, и Москве придется искать свои решения тут самостоятельно.

Ясно одно: то, что в той или иной степени будущее разделение города, который Аристотель характеризовал как "единство непохожих", на более или менее однородные анклавы-деревни-хутора-махалли-кишлаки-улусы неизбежно, должны осознавать все жители города, и в первую очередь – городские власти. Думать о том, как смягчить этот процесс, необходимо, причем желательно именно сейчас: покупая квартиру, открывая магазин, выбирая школу. Иначе рано или поздно об этом вам напомнит окружающая городская среда.