Аудит России: Нормальная страна ("Foreign Affairs", США)

Андрей Шлейфер и Дэниел Трейсман / Andrei Shleifer and Daniel Treisman, 12 марта 2004

За последние 15 лет в России произошли невероятные изменения. Из коммунистической диктатуры страна превратилась в многопартийную демократию, в которой должностные лица избираются на регулярных выборах. Ее централизованная плановая экономика превратилась в капиталистический заказ, основанный на рынках и частной собственности. Ее армия была мирно выведена как из Восточной Европы, так и из бывших советских республик, что позволило последним стать независимыми государствами. Вместо воинственного противника с направленными на него тысячами ядерных ракет Запад получил партнера, готового к сотрудничеству в сфере разоружения, борьбы с терроризмом и сдерживания гражданских войн.

Подобное новое открытие России может показаться поводом для радости. Двадцать лет назад на подобные метаморфозы могли надеяться только самые наивные идеалисты. Однако настроение западных наблюдателей весьма далеко от радостного. Россию воспринимают опасным неудачником, а 1990-е годы - десятилетием катастроф для ее народа. Журналисты, политики и ученые описывают Россию не как страну со средними доходами, пытающуюся преодолеть коммунистическое прошлое и найти свое место в мире, а как разваленное государство, населенное преступниками и грозящее заразить остальные страны различными "болезнями".

В конце 1990х правые и левые в Соединенных Штатах сходились в этом мнении. Для республиканца Дика Арми (Dick Armey), в то время лидера большинства в Палате представителей, Россия к 1999 году стала "разграбленной и обанкротившейся зоной ядерной анархии". Для его коллеги, председателя банковского комитета Палаты Джеймса Лича (James Leach) Россия была "самой опасной клептократией в мире", более коррумпированной, чем даже Заир при Мобуту Сесе Секо (Mobutu Sese Seko). Что же касается левых, социалист Бернард Сэндерс (Bernard Sanders), конгрессмен от штата Вермонт, описал российские экономические показатели в 1990х как "трагедию в исторических масштабах". Десятилетие реформ в стране заслужило лишь такие эпитеты, как "экономическая разруха", "массовая безработица" и "ужасающая нищета".

Позже во мраке ненадолго появился проблеск оптимизма. Экономика быстро развивалась, на смену хворому Борису Ельцину пришел молодой, дисциплинированный президент, и некоторые увидели в этом намек на зарождающуюся в России стабильность. В конце 2003 года президент Джордж Буш похвалил усилия Президента Владимира Путина превратить Россию "в страну, где процветает демократия, свобода и верховенство закона". Однако радостные разговоры продолжались недолго. Когда в октябре 2003 г. российская прокуратора арестовала нефтяного магната Михаила Ходорковского, бросила его в тюрьму и заморозила его акции, казалось, что худшие опасения критиков, предсказывавших авторитарный реванш, начали сбываться. Россия, по словам обозревателя New York Times Уильяма Сэфайра (William Safire), теперь управлялась "изголодавшейся по власти мафией" бывших чинов КГБ и военных, которые схватили "народ за горло". Когда было объявлено, что про-путинская партия Единая Россия получила более 37% голосов на парламентских выборах в декабре 2003 г., Сэфайр сокрушался о возвращении в Россию "однопартийного правления" и заявлял, что эксперименты страны с демократией "практически закончились".

Однако данные о росте экономики, макроэкономической стабильности, неравенстве доходов и корпоративных финансах - а также о выборах, свободе прессы и коррупции - наводят на мысль, что существует огромный разрыв между чрезвычайно негативными оценками страны и фактами. Хотя перемены в России во многом были болезненными, страна продемонстрировала значительный экономический и социальный прогресс со времени окончания коммунистической эпохи.

Россия вступила в 1990е как страна с деформированной и дезинтегрированной плановой экономикой, с огромным дефицитом товаров массового потребления и многочисленными военными. Она закончила десятилетие нормальной капиталистической страной со средними доходами. Несмотря на то, что экономическая производительность после распада Советского Союза сильно сократилась, убедительные расчеты показывают, что к 2003 году эта тенденция изменилась на противоположную. Политически Россия начинала как репрессивная диктатура, над которой доминировала коммунистическая партия и секретные службы. Прошло десять лет - и ее политические лидеры избираются на в общем-то свободных (пусть и с недостатками) выборах, граждане могут без страха выражать свое мнение, а в стране зарегистрировано более 700 политических партий.

Экономическая и политическая системы России по-прежнему несовершенны. Но их недостатки такие же, как у стран на том же уровне экономического развития. В 1990 Россия была, и остается по сей день, страной со средними доходами, ее ВВП на душу населения, по данным ООН, равняется около 8000 долларов (с паритетом покупательной способности), что сравнимо с Аргентиной в 1991 г. и Мексикой в 1999 г. Почти все демократии с подобными доходами имеют свои острые углы: их правительства страдают от коррупции, их судьи политизированы, а пресса почти никогда не бывает полностью независимой. У них большое неравенство доходов, концентрированная корпоративная собственность и бурное экономическое развитие. Во всех этих отношениях Россия вполне нормальна. Нельзя также сказать, что недостатки капиталистических демократий со средними доходами несовместимы с будущим экономическим и политическим прогрессом - если бы это было так, Западная Европа и Соединенные Штаты никогда бы не вышли из 19-го века.

Сказать, что Россия стала "нормальной" страной со средними доходами, не означает не замечать беспорядка в ее политике и экономике или извинять ошибки ее лидеров. Среднестатистическая страна со средними доходами - далеко не безопасное или социально справедливое место для жизни. Нельзя также сказать, что подобные страны совершенно идентичны. Ни у одной такой страны, за исключением России, нет ядерного оружия или ключевой роли в международных делах. Тем не менее и другие страны с доходами, как у России - от Мексики и Бразилии до Малайзии и Хорватии - сталкиваются с одинаковыми экономическими проблемами и политическими вызовами. Попытки России побороть эти вызовы удивительно схожи с опытом подобных ей стран.

Расхожее мнение о России напоминает отражение в кривом зеркале: черты узнаваемы, но они непропорционально изменены и искажены. Чтобы увидеть четкий образ России, придется обратиться к фактам.

ВНИЗ, НО НЕ СОВСЕМ

Практически все считают, что в 1990х российская экономика катастрофически сократилась. Например, в докладе, подготовленном для британской Палаты общин в 1998 году, утверждалось, что уровень жизни в России "упал до уровня, наблюдавшегося только в послевоенные годы". Согласно Госкомстату, государственному органу, который публикует официальную статистику страны, российский ВВП на душу населения упал на 24% в реальном выражении в период с 1991 (когда Михаил Горбачев ушел в отставку) и 2001 (второй год Путина у власти). С 1991 по 1998, до выхода из кризиса, этот показатель сократился на 39%.

Тем не менее, существует три причины предположить, что реальные экономические показатели России в 1990х годах были лучше, чем показывают приведенные цифры. Во-первых, продукция Советского Союза во многом состояла из военных товаров, незаконченных строек и низкокачественных потребительских товаров, на которые после 1991 года почти или вообще не было спроса. При рыночной экономике у компаний уже не было повода производить товары, которые они не могли продать. И хотя сокращение ненужного производства уменьшило показатели ВВП в краткосрочной перспективе, оно улучшило общую эффективность российской экономики. Более того, при советской системе руководители регулярно раздували показатели, чтобы получить премии. Когда же плановой экономике пришел конец, они оказались более заинтересованы в сообщении заниженных данных о производстве, чтобы сократить налоги. Таким образом, ВВП России до реформ был, вероятно, значительно ниже официального, а его последующее сокращение, следовательно, было гораздо меньше.

Во-вторых, в 1990х годах в России быстро развивалась неофициальная экономика. Оценить масштабы неофициальной деятельности непросто, однако поскольку даже подпольным фирмам нужна электроэнергия, одним из способов оценить весь экономический продукт страны является подсчет потребления электроэнергии. Ниже приводятся данные о тенденциях в официальном реальном ВВП с 1990 по 2001 и данные о потребление электроэнергии. Хотя официально ВВП за этот период сократился на 29%, потребление электроэнергии снизилось лишь на 19%. Это дает повод предположить, что сокращение производства в России было не таким значительным, как показывает официальная статистика. Поскольку в рыночных условиях компании скорее всего используют электроэнергию более экономно, вполне возможно, что реальное сокращение производства было еще меньше, чем сокращение потребления электричества.

В-третьих, другие статистические данные позволяют предположить, что средний уровень жизни в 1990х ухудшился не так сильно или, возможно, даже улучшился. Например, по данным Госкомстата конечное бытовое потребление в 1990-2001 сократилось всего на 4% (в постоянных ценах). Розничная торговля в этот период выросла на 4%. А среднее количество жилой площади на человека увеличилось с 16 кв.м в 1990 до 19 кв.м в 2000. Процент семей, имеющих радиоприемники, телевизоры, магнитофоны, холодильники, стиральные машины и пылесосы за этот период тоже увеличился. А количество личных автомобилей почти удвоилось, поднявшись с 14 машин на 100 семей в 1991 до 27 машин на 100 семей в 2000. Количество россиян, побывавших в туристических поездках за границей увеличилось с 1,6 млн в 1993 до 4,3 млн в 2000.

Несомненно, в России увеличилось неравенство, как в отношении доходов, так и в отношении потребления. Однако данные говорят о том, что даже у подножия социальной пирамиды произошли улучшения. С 1993 года (первый год, за который существуют внятные данные) процент домов с проточной водой в России увеличился в 66 до 73%; с горячей водой - с 51 до 59%; с центральным отоплением - с 64% до 73%. С 1990 года, количество квартир с телефонами в стране выросло с 30 до 49%.

При более близком рассмотрении приведенных выше цифр зарождается сомнение в правдивости расхожих заявлений о спаде в России. Согласно распространенной теории, спад в российской экономике был вызван неправильным курсом правительства в 1990х. Особенно разрушительной, утверждает теория, была Ельцинская программа приватизации и его схема "займы в обмен на акции". Программа приватизации проводилась в 1993-1994 годах и заключалась в передаче акций большинства государственных компаний их руководителям, работникам и обществу. Это означает, что к середине 1994 года почти 70% российской экономики оказалось в частных руках. Схема "займы в обмен на акции" была начата в 1995 году и заключалась в передаче крупным бизнесменам акций в некоторых государственных естественных монополиях в обмен на займы правительству. Это ускорило консолидацию нескольких крупных финансовых групп, возглавляемых так называемыми олигархами, которые таким образом получили значительное политическое и экономическое влияние.

Однако, как показывают цифры, результаты приватизации и схемы займов не могли вызвать спада в российской экономике. Большая часть падения официального ВВП и потребление электроэнергии приходится на период до 1994 года, до того, как была завершена значительная часть программы массовой приватизации и была разработана схема займов в обмен на акции. После 1994 г. - когда результаты приватизации уже могли быть ощутимы - экономический спад в России замедлился, а в 1999 начался быстрый рост.

Сравнение российских показателей в 1990х годах с показателями других пост-коммунистических стран в тот же период еще более ослабляет веру в заявления, что экономическое недомогание России было чем-то исключительным. Официальное производство упало во всех пост-коммунистических странах Восточной Европы и бывшего Советского Союза. Оно сократилось и в новых демократиях, например, в России и Польше, и в сохранившихся диктатурах, например, в Белоруссии и Таджикистане, и в странах, быстро проводивших реформы - в Чехии и Венгрии, и в тех, которые делали это медленно - на Украине и в Узбекистане. Универсальность спада предполагает общую причину. Одна из возможностей - сокращение военной и экономически бесполезной деятельности, которая прежде включалась в ВВП. Еще одно возможное объяснение - временный беспорядок, с которым столкнулись эти страны, когда их плановая экономика распалась. Оба объяснения подтверждаются тем, что через несколько лет официальный ВВП начал расти почти во всех этих странах.

Структура относительного спада в пост-коммунистических странах ставит под сомнение еще одну распространенную теорию о сокращении производства в России. Некоторые заявляют, что чересчур быстрые реформы усилили экономический кризис и указывают на то, что "постепенность" экономического курса Китая предпочтительнее "шоковой терапии", примененной в России. На самом деле, в Восточно-европейских странах и бывших советских республиках не существует очевидной связи между скоростью реформ и изменениями официального производства. Группа стран, в которых, по официальным данным, спад был наименьшим, включает как быстрых реформаторов (Эстония, Польша, Чехия), так и медленных и даже нереформаторов (Белоруссия и Узбекистан). Страны с наибольшим спадом также включают как нереформаторов (Таджикистан, Туркменистан), так и тех, кто пытался проводить реформы (Молдавия).

Особенно поучительно сравнение России с Украиной. До переходного периода Украина была страной с большой численностью населения (около 52 млн. в 1991), индустриальной экономикой, значительными запасами природных ресурсов и политической культурой, похожей на российскую. В отличие от России, она сохранила бывшее коммунистическое руководство, хотя и переименованное, и проводила реформы более осторожно, оставив значительную часть экономики в руках государства. Однако ее официальный ВВП на душу населения в 1991-2001 сократился на 45% - в два раза больше, чем российский.

Эта сравнительная перспектива показывает, что российские показатели были приблизительно такими, как и можно было ожидать. Наилучшая оценка показывает, что реальное сокращение производства в России между 1990 и 2001 было небольшим и что к 2003 тенденция сменилась на противоположную, вслед за двумя годами быстрого роста. Учитывая искаженный спрос, раздутую отчетность и бесполезность значительной части производства дореформного периода, можно сделать вывод, что в среднем россияне сегодня живут лучше, чем в 1990.

"БРАТСКИЙ КАПИТАЛИЗМ"?

Девяностые стали для России десятилетием крупных макроэкономических потрясений. В период между декабрем 1991 и декабрем 2001 года курс российского рубля по отношению к доллару падал более, чем на 99 процентов. В 1998 году, спустя три года после того, как правительству удалось стабилизировать уровень инфляции, разразился спекулятивный финансовый кризис, который прорвал оборонительные укрепления Центрального банка и заставил правительство провести девальвацию национальной валюты. Многие тогда решили, что попытки России реформировать свою экономику провалились.

Однако кризис в России не был единственным в то время, он был лишь звеном в цепочке мировых финансовых кризисов. 99-процентное снижение курса рубля - это впечатляющий показатель. Однако по данным Международного валютного фонда курсы валют таких стран, как Беларусь, Бразилия, Турция и Украина, упали еще ниже в тот период. Хотя курс рубля в 1998 году всего за два месяца упал сразу на 61 процент, подобные или еще более резкие скачки случились в течение такого же периода времени 34 раза еще в 20 странах в период между январем 1992 года и декабрем 2001 года. Последствия девальвации рубля также не были такими радикальными, как считалось в то время. По сути, за девальвацией последовал рывок в экономическом развитии и усиление стремления провести либеральную экономическую реформу.

Также считается, что способ проведения реформ способствовал усилению социального неравенства в России. Приватизация часто преподносится как основная причина раскола общества. Европейский банк реконструкции и развития, например, утверждал, что приватизация по формуле "кредиты в обмен на акции", осуществлявшаяся в середине девяностых, способствовала резкому росту благосостояния одних и нищете других. Конечно, неравенство возросло после падения социалистического строя. По официальной статистике, коэффициент Джини (the Gini coefficient), показатель, характеризующий степень отклонения фактического распределения доходов от абсолютного равенства (0) или абсолютного неравенства (1), вырос с 0,26 в 1991 году до 0.41 в 1994 году, а затем остановился на цифре 0.40.

Тем не менее, приватизация не могла привести к усилению неравенства по одной простой причине - неравенство стало более заметным еще до приватизации. Значительный рост коэффициента Джини в России приходится на период между 1991 и 1993 годами, а его пик на 1994 год, т.е. когда результаты приватизации, например, реструктуризация или доходы от дивидендов, не стали еще реальностью. Безработица также не несет ответственности за увеличение неравенства. В 1992 и 1993 годах уровень безработицы был ниже 6 процентов. После 1994 года безработица стала расти и в 1998 году достигла своего максимального уровня в 13,2 процента. Однако, в течение этого времени неравенство несколько нивелировалось.

По утверждению Бранко Милановича (Branko Milanovic), экономиста управления развития Всемирного банка, рост неравенства в России на 77 процентов объясняется растущей несоразмерностью заработных плат, а не приватизацией, безработицей или увеличивающимися прибылями предприятий. Часть россиян работают в процветающих фирмах, которые успешно воспользовались преимуществами свободного рынка и открытой торговли, другие продолжают работать в неприбыльных компаниях или в государственных предприятиях. Этот печальный факт, как и рост неравенства, в большой степени является неизбежным результатом конкуренции в экономике.

Считается, что реформы российской экономики привели к возникновению узкого класса олигархов, которые приобрели крупные компании по смехотворно низким ценам на аукционах, проводимых по принципу "кредиты в обмен на акции", и которые затем обобрали свои компании. Этот "грабеж" считается причиной низких инвестиций и слабого экономического роста.

Несколько олигархов, безусловно, доминируют в российском бизнесе. В этом отношении Россия походит на большинство развивающихся стран, начиная с Мексики и кончая Бразилией, от Израиля до Южной Кореи, Малайзии и ЮАР. Даже в развитых странах, например, Италии и Швеции, крупными фирмами обычно владеет или государство или семьи, и несколько семей часто контролируют солидную долю национального производства через финансовые и промышленные группы. Крупные бизнесмены обязательно имеют связи в правительстве, получают от него кредиты и субсидии (как, например, в Италии и Южной Корее), участвуют в приватизации (в Мексике и Бразилии) или занимают ключевые правительственные посты, одновременно поддерживая связи со своими фирмами (Италия. Малайзия). Олигархические модели также характерны и для других стран с переходной экономикой, например, для Латвии и многих центрально-азиатских государств.

После финансового кризиса в Азии такая система собственности, основанная на политических связях, получила название "дружеского капитализма". Следует отметить, что такая "форма" отношений способствовала небывалому экономическому росту некоторых стран и легла в основу быстрого восстановления Малайзии и Южной Кореи. В случае с Россией, резкий спад производства, как уже отмечалось, предшествовал появлению олигархов в 1995 году. Последующие несколько лет упадка сменились бурным экономическим ростом.

Компании, контролируемые олигархами, имели очень неплохие показатели, намного лучшие, чем аналогичные государственные компании или компании под началом функционеров советского периода. Рассмотрим три самых известных случая. В период правления Ельцина, Ходорковский (который теперь находится в тюрьме) приобрел крупный пакет акций в нефтяной компании Юкос по схеме "кредиты в обмен на акции". Борис Березовский (ныне в изгнании) получил в управление другую нефтяную компанию, Сибнефть, вместе со своим партнером Романом Абрамовичем, а Владимир Потанин купил компанию Норильский никель. Прибыли и производительность этих компаний, а также стоимость их акций значительно увеличились с 1996 года. В период между 1996 и 2001 годами прибыли Юкоса, Сибнефти и Норильского Никеля до налогообложения выросли соответственно в 36, 10 и 5 раз. Их рыночная стоимость также взлетела. Рыночная стоимость акций Юкоса и Сибнефти в реальном исчислении увеличилась в более чем 30 раз. Аналогичные показатели государственного концерна Газпром и РАО ЕЭС или частной компании Лукойл, которая управлялась теми же людьми, что и до приватизации, несопоставимы их конкурентами из частного сектора. Присваивали ли олигархи фонды своих компаний или вкладывали их в развитие?

Проверенная финансовая отчетность этих компаний показывает, что их прибыли значительно увеличились, особенно начиная с 1998 года. Активы Юкоса оценивались в 4,7 миллиарда долларов после приватизации. К 2001 году их стоимость возросла до 11,4 миллиардов долларов. Активы Норильского никеля также поднялись в цене в период времени, за который есть данные. Стоимость акций Сибнефти поначалу падала, но, начиная с 1999 года, они стали расти в цене. Каждый год олигархи вкладывали сотни миллионов долларов в развитие своих компаний. В 2001 году, например, Юкос потратил 945 миллионов долларов на приобретение недвижимости и оборудования, а капитальные затраты Сибнефти составили 619 миллионов. Следует отметить, что самые крупные скандалы из-за незаконного присвоения денег связаны с государственными компаниями. Бывшее руководство Газпрома обвинялось в присвоении акций через запутанную сеть торговых компаний. Государственная авиакомпания Аэрофлот сообщала о растрате в период между 1998 и 2001 годами.

Все вышесказанное не свидетельствует в пользу олигархов, не говорит о них, как людях, движимых заботой об интересах общества, не связанных с политической элитой или заботящихся об интересах мелких акционеров. Наоборот, они использовали связи в правительстве для личного обогащения, нивелировали ценность мелких акций с целью усиления своего контроля над компаниями. Механизмы защиты инвесторов и корпоративного управления по-прежнему плохо работают в России. Однако, и здесь Россия повторяет путь развивающихся стран, где экспроприация мелких акций - это обычное явление. Правовые реформы, в какой то степени, помогают решить эти проблемы, но это происходит, как правило, на более позднем и высоком уровне экономического развития, нежели на котором Россия находится сейчас.

Утверждение о том, что олигархи приватизировали компании для того, чтобы их ограбить, нелогично. На самом деле олигархи присвоили акции государственных компаний, для того чтобы купить еще больше компаний, когда представится возможность. Они стремились, как можно меньше заплатить за государственную собственность, и использовали различные юридические (иногда незаконные) схемы для увеличения своих пакетов акций. Однако, став владельцами, они действовали как все владельцы компаний, инвестируя в их развитие с целью увеличения производительности. Тем самым, они следовали примеру олигархов всех стран - американцев Моргана (J. P. Morgan) и Рокфеллера (John D. Rockefeller) и итальянца Сильвио Берлускони ( Silvio Berlusconi).

Таким образом, из разваливающейся страны с плановой экономикой, какой Россия была в девяностых, к началу нового тысячелетия она превратилась в государство с быстро развивающейся рыночной экономикой. Российская экономика, безусловно, не является моделью идеального капитализма. Как и другие среднеразвитые страны, Россия сталкивается с проблемой неравенства, финансовых кризисов, теневого сектора и переплетения экономических и политических интересов. Однако было бы чудовищной несправедливостью утверждать, что в России все эти проблемы приняли особенно отвратительную форму.

СТЕПЕНЬ КОРРУПЦИИ

В конце 90-х, председатель комитета палаты по делам банков г-н Лич писал, что он изучил наиболее коррумпированные режимы мира, в том числе режим Фердинанда Маркоса (Ferdinand Marcos) на Филиппинах, Мобуту (Mobutu) в Заире и Сухарто (Suharto) в Индонезии. Какими бы плохими ни были эти страны, убеждал он, любую из них превзошла "всепроницающая, политически допустимая коррупция" в посткоммунистической России. Другие определения коррупции в России были так же беспощадны. В ежегодной классификации, проводимой Всемирным банком и Transaparency International (TI), которая оценивает "ощутимую коррупцию" стран на основе ряда бизнес обзоров, Россия занимала место ближе к концу списка. По статистике Всемирного банка, в 2001 году Россия значилась 142-ой в списке из 160 стран. А в 2002 году TI поставила российскую коррупцию на 71-ое место из 102.

А что же говорят источники, менее зависящие от оценки неспециалистов? Летом 1999 года Всемирный банк и Европейский банк реконструкции и развития провели опрос бизнес руководителей в 22 бывших коммунистических странах. Опрашиваемых просили оценить долю ежегодных неофициальных отчислений "из аналогичных фирм" государственным служащим "для того, чтобы дела спорились". В анкете говорилось, что такие отчисления могли делаться для доступа к муниципальным предприятиям, получения лицензий или разрешений, регулирования отношений с налоговыми службами, таможней. Опрашиваемых также просили оценить в какой степени продажа парламентских законов, указов президента или решений суда отражалась на их бизнесе, в попытке оценить то, насколько высшие должностные лица были связаны с бизнес кругами.

По размерам "взятки" и "государственных сборов" Россия находилась прямо в середине списка своих бывших коллег по коммунистическому лагерю. Сообщалось, что, в среднем, российские компании платили 2,8 процента доходов в качестве взяток, что меньше, чем на Украине и в Узбекистане, и намного меньше, чем в Азербайджане (5,7 процентов) и в Киргизии (5,3 процента). Доля тех, кто ответил, что "иногда", "часто", "зачастую" или "всегда" их компаниям приходилось неофициально платить государственным органам для того, чтобы повлиять на содержание новых законов, указов или постановлений тоже была средней - 9 процентов по сравнению с 24 процентами в Азербайджане, 14 процентами в Латвии и Литве, и двумя процентами в Беларуси и Узбекистане. В обоих случаях, ответы россиян были близки к ожидаемым, если учитывать относительный уровень экономического развития России.

Какое отношение имеет коррупция к физическим лицам? ООН проводит опрос жертв преступлений в разных странах. В период с 1996 по 2000 она задала городским жителям в ряде стран следующий вопрос: "В некоторых странах существует проблема коррупции среди членов правительства и госслужащих. Просил ли вас (или ожидал от вас) какой-нибудь госслужащий, например таможенник или полицейский в вашей стране, заплатить взятку за свои услуги за прошлый год?" Процент положительных ответов в России был средним по сравнению с опрошенными в развивающихся странах и в странах со средними доходами. Почти 17 процентов россиян сказали, что их просили заплатить или ожидали взятку за прошлый год. Этот показатель ниже, чем в Аргентине, Бразилии, Литве или Румынии. Все же, относительное положение России оказалось ожидаемым, учитывая доходы на душу населения.

НЕСВОБОДНО ИЛИ НЕЧЕСТНО?

Оценки Западом российских политических институтов за последние десять лет были язвительными. В июне 2000, журнал Экономист объявил Россию страной "липовой демократии". В противоположность этому, журнал недавно назвал Иран, где ученые подлежат смертному приговору за религиозное отступничество и где религиозный невыборный совет устанавливает все законы, - страной с "псевдодемократией".

"Freedom House" оценил политическую свободу в России на пять баллов и поставил столько же баллов ее гражданским свободам за период с 2000 года по шкале от единицы (высшая) до 7 (низшая). Результат предполагает, что политический режим в России менее свободен, чем военная хунта в Бразилии конца 70-ых, и оценивает ее приверженность гражданским свободам ниже нигерийской, когда там правил диктатор Генерал-майор Ибрагим Бабангида (Ibrahim Babangida) в 1991. Кувейт, который является наследуемым эмиратом, в котором политические партии нелегальны, причем женщины не имеют права политического голоса, а за критику эмира можно попасть в тюрьму, получил большую оценку за политическую свободу.

Критики российской демократии обращают внимание на несколько пунктов. Российские лидеры обвиняются в манипуляциях на выборах посредством контроля над средствами массовой информации, гонений или цензуры независимой прессы и в использовании юридических и административных рычагов для запугивания или выведения из строя соперников. Электорат изображается безразличным и доверчивым. В то же время, большой бизнес, якобы, подрывает демократические процессы, оказывая финансовую поддержку предпочтительных кандидатур. По язвительному, но вполне представительному мнению журналиста Нью-Йорк Таймс, комбинация "апатичность электората + средства манипуляции" означает, что за последние десять лет в России "новые лидеры не выбирались по-настоящему демократично".

Насколько плоха российская демократия? Насколько несвободна пресса в России? Конечно, политические институты России и ее гражданские свободы во многом несовершенны. А политика Путина вызывает опасения и может ухудшить ситуацию. По объективно сравнительному критерию, тем не менее, осуждение Западом институтов государства в России за последние десять лет было явно раздуто. Российские политики - самые демократичные в регионе. А изъяны российской демократии напоминают несовершенства многих других стран со средними доходами.

С 1991 выборы в стране проводились часто - семь раз (четыре раза в парламент и три раза выбирался президент) с 1991 по 2003. В каждых выборах принимали участие кандидаты, представляющие весь политический спектр. За небольшим исключением, партии и предвыборные блоки имели свободу организации, и многие смогли зарегистрироваться.

Международные наблюдатели, пусть и критикуя неравномерное освещение событий и некоторые неприличные случаи, в общем-то, высоко оценили российские выборы по сравнению с оценкой ситуации в соседних странах и в других демократических странах мира со средними доходами. ОБСЕ, например, оценила выборы 1993-го и 1995-го годов как "свободные и справедливые". Позже, делегации отзывались о выборах в 1996 и 1999, как о "консолидации представительной демократии". Подсчет голосов как в 1999 г., так и в 2000 г. был "прозрачным, контролируемым и точным, что полностью отвечало международным стандартам". ОБСЕ сдержанно отреагировала на парламентские выборы 2003г., отметив "широкое использование средствами массовой информации и гос. аппаратом политики предпочтения" в отношении пропрезидентской партии Единой России, но оценила и "профессиональную организацию" выборов Центральной Избирательной Комиссии.

Российский электорат, который в принципе считают довольно апатичным, принимает более активное участие в выборах, чем американские избиратели. В России явка никогда не опускалась ниже 54 процентов, а в 1991 году поднялась до 75, тогда как в США в президентских и парламентских выборах участвует обычно около 50 процентов граждан с правом голоса.

В "дутой демократии" естественно было бы предположить, что официальные результаты голосования всегда соответствуют интересам тех, кто в данный момент у власти. В России, однако, исход выборов иногда был настоящим ударом для политической элиты. Так, например, на президентских выборах 1991 года аутсайдер Ельцин побил фаворитов Горбачева и других руководителей Советского государства, получив 57 процентов голосов. А в 1993 году Кремль ужаснулся тому, как много голосов получил Владимир Жириновский, политик националистского толка со стилем клоуна. Коммунистическая партия сильно удивила наблюдателей на выборах в 1995, получив самый высокий процент (22%) в голосовании по партийным спискам. Коммунисты повторили трюк и в 1999 году, когда выиграли 24 процента голосов. Про-Кремлевские силы побеждали на парламентских выборах только в 1993 году (15%) и в 1995 (10%)

Нелепо было бы утверждать, что выборы в России всегда проходили без каких бы то ни было нарушений и фальсификаций. Например, выборные комиссии в регионах не раз придирались к техническим погрешностям для того, чтобы дисквалифицировать неугодных кандидатов. Расходы на предвыборную агитации часто превышали лимиты, хотя, даже по самым нескромным подсчетам, они были намного меньше, чем те суммы, которые обычно тратятся кандидатами в Штатах или в Бразилии. А для избрания на очередной срок кандидатами часто использовался так называемый "административный ресурс".

Российская пресса подверглась особенно суровой критике. В 2002 году Россия получила 30 баллов по шкале Freedom House, которая оценивает уровень "политического давления, контроля и насилия" в стране, с градацией от 0 (наилучший) до 40 (наихудший). Таким образом, Россия оказалась даже ниже Ирана, правительство которого запретило 40 газет всего за два года, бросило в тюрьму больше журналистов, чем любая другая страна, и приговорило других журналистов к порке.

Критика ситуации с российской прессой имеет две не совсем совместимые формы. На протяжении 1990-х основной проблемой считался контроль олигархов над ведущими газетами и телеканалами. Позже, однако, критики начали обвинять уже государство в попытках преследования и запугивания журналистов и закрытия СМИ, принадлежащих олигархам.

Оба варианта имеют некоторое реальное обоснование. Однако у заявления, что пресса в России чрезвычайно несвободна, подобного обоснования нет. Практически в любой стране крупнейшие телеканалы, радиостанции и газеты принадлежат либо нескольким семьям, либо правительству. Во всем развивающемся мире пресс-бароны освещают политические новости так, как это выгодно их кандидатам. Во многих странах со средними доходами журналистов и их начальство обвиняют в искаженной подаче информации в обмен на взятки или льготы при приватизации СМИ. Даже в таких богатых странах, как Италия и США, журналисты стараются, чтобы их репортажи совпадали с точкой зрения медиа-магнатов, таких, как Сильвио Берлускони (Silvio Berlusconi) и Руперт Мердок (Rupert Murdoch).

Как насчет недавнего государственного гонения на прессу? Очевидно, что одного случая репрессий уже больше, чем достаточно. Однако вмешательство государства в дела СМИ - это, к сожалению, общее явление для практически всех стран со средними доходами, и наблюдается даже в некоторых развитых странах. Международный институт прессы в Вене собирает данные о различных видах вмешательства государства в журналистику в странах ОБСЕ. В 1999-2000 году институт проводил мониторинг 48 стран, и в 26 из них был выявлен хотя бы один случай, когда СМИ подвергались цензуре, а журналисты оказывались в тюрьме или приговаривались к "непомерным" штрафам. И хотя послужной список России за этот период никак нельзя назвать примерным, ей очень далеко до главного нарушителя группы, Турции. За указанные два года российские журналисты приговаривались к тюремному заключению или "непомерным" штрафам 6 раз, по сравнению с 22 случаями в Турции и 7 в Венгрии и Белоруссии. В России было зарегистрировано 19 случаев применения цензуры, тогда как в Турции их было 62.

Если изучить структуру государственных гонений в других странах со средними доходами, Россия окажется до обидного нормальной. В 2000 и 2001 годах, когда правительство Путина пыталось вытеснить магнатов Березовского и Гусинского из медиа-бизнеса, западная пресса забила тревогу. Однако она уделила гораздо меньше внимания удивительно похожей кампании, разворачивавшейся в Южной Корее. Расследование, предпринятое корейской национальной налоговой службой и комиссией по честной торговле относительно 23 медиа-компаний, и многомилионные штрафы, наложенные на эти компании, многими были восприняты как попытка президента Ким Дэ Чжуна (Kim Dae Jung) наказать газеты, которые критиковали его правительство. Прокуратура арестовала руководителей трех консервативных газет, настроенных наиболее критично по отношению к президенту и держала их в одиночных камерах. Помощник Ким Дэ Чжуна Ро Му Хен (Roh Moo Hyun), который затем сменил его на посту президента, заявил, что газеты "ничем не отличаются от организованной преступности" и сообщил журналистам, что планирует национализировать их.

ПУТИНСКАЯ ПЕРСПЕКТИВА

Критика российской демократии особенно усилилась в последние месяцы, так как различные события, казалось, подтверждали мрачные предсказания. За последние два года Президент Путин умножил попытки запугать прессу и, кроме того, использовал экономические рычаги с тем, чтобы закрыть критикующие его СМИ и отпугнуть потенциальных политических соперников. Арест Ходорковского, если его целью - как многие полагают - было наказать нефтяного магната за спонсирование либеральных политических партий, дал понять, что Путин будет пользоваться своими официальными полномочиями для нападения на тех, кто опрометчиво бросает ему вызов. Тем временем выборы, проведенные в октябре 2003 года в Чечне, на которых 81% избирателей отдали голоса за поддерживаемого Путиным президента, были достоверны настолько, насколько могут быть достоверны выборы, проводимые в тени танка.

Эти события, наряду с недостатками парламентских выборов в декабре 2003 г., вызвали панику на Западе. Сэфайр, к примеру, сокрушался по поводу возвращения "однопартийного правления" и "возрождения автократии". Единственным проявлением демократии на выборах, по его мнению, был косвенный общественный протест, проявившийся в "низкой явке избирателей". На самом деле, выборы 2003 года не были чем-то исключительным. Конечно, имело место давление чиновников на СМИ, предубежденное освещение новостей и агрессия против соперников, однако уровень этого не превышал уровня предыдущих выборов в России и других демократиях со средними доходами. Довод, что подобное давление повлияло на избирателей больше, чем на предыдущих выборах, тоже весьма сомнителен: официальный процент голосов, набранных партией Единая Россия (37,6%) практически равен сумме голосов, набранных в 1999 году двумя блоками (Единство и Отечество - Вся Россия), которые позже и сформировали Единую Россию.

Хотя в некоторых регионах использование фальшивых бюллетеней, возможно, и изменило результаты голосования на несколько процентных пунктов, вероятно, вытеснив либеральные Яблоко и Союз Правых Сил за пределы 5-процентного барьера, официальные результаты были близки к результатам независимых опросов, проводимых на выходе с избирательных участков. Более того, высокий процент голосов, полученный Единой Россией, не должен считаться неопровержимым доказательством нечестной игры. Учитывая, что с момента прихода Путина к власти реальные доходы населения росли в среднем на 10% в год (и сделали значительный скачок на 17% с октября 2002 по октябрь 2003), было бы удивительно, если бы про-путинские партии не были популярны. Что же касается явки избирателей, то даже самая низкая цифра по России - 53-54% - выше, чем средний показатель на недавних выборах в США.

И хотя эти события толкают Россию к нелиберальному концу спектра, они не выносят ее за пределы политического диапазона, обычного для стран со средними доходами. Конфликты между местными журналистами и региональными мэрами или губернаторами часто происходят в таких странах, как Аргентина, Бразилия и Мексика, где репортеров, критикующих местных политиков, периодически избивают или убивают. От Малайзии до Венесуэлы оппоненты нынешних политиков в последние годы оказываются в тюрьме, становясь жертвами сомнительных преследований. В Мексике несколько представителей оппозиции были убиты. На всех спорных территориях, от Чьяпас в Мексике до восточной Турции и филиппинского Минданао, выборы проводятся под пристальным наблюдением военных. История России, может, и незавидная, но и не выдающаяся.

ШАГОМ МАРШ В СЕРЕДНЯКИ

В марте 2004 российский избиратели в четвертый раз пойдут на президентские выборы в условиях, которые никто из них не мог предвидеть еще 20 лет назад. Российская экономика уже не та, что в 1990 году - дефицитная, военизированная, ослабленная и бюрократичная. Она преобразовалась в рынок, большей частью, для частных компаний-производителей товаров и услуг на благо потребителей, а не плановиков. Несколько олигархов бизнеса контролируют большую часть колоссальных сырьевых ресурсов страны и неблагополучную банковскую сферу. И они активно пытаются лоббировать нужные им законы. Мелкий бизнес обременен коррупцией и госконтролем. И все же экономика продолжает расти поразительными темпами.

Политический строй в стране до неузнаваемости изменился. На смену диктатуре одной партии пришла выборная демократия. Влиятельные в прошлом коммунисты России уже не руководят всеми сферами социальной жизни и не могут приговорить диссидентов к лагерному труду. Вместо этого, они проводят кампании за место в парламенте. Все еще борясь против тяжелой руки политического вмешательства, печать, по сравнению с задушенной пропагандистской машиной середины 80-ых, стала профессиональнее и независимее. России потребовалось немного более десятка лет, чтобы стать типично капиталистической страной со среднеразвитой демократией.

Так зачем темные, зачастую параноидальные тона? К чему преувеличивать клептократию, экономические катаклизмы и наследие КГБ? Ряд психологических, идеологических и открыто политических факторов привел западных наблюдателей к единодушному унынию. Многие западные обозреватели отреагировали, в общем-то, бездумно на очевидные страдания россиян, оттесненных переменами. Помимо эксцессов в случае новых супер-богачей, положение обнищавших пенсионеров казалось вдвойне шокирующим. Но имелись и не столь явные мотивации для того, чтобы отметить только темные стороны жизни в России. Во-первых, сенсационность. Редакторы газет и телевизионные продюсеры поняли, что можно делать деньги, играя на беспокойстве западного общества и хладнокровно изобличая российскую мафию. Во-вторых, интеллигенция покинула Россию на подобие того, как в рекламе ребенок уходит в крестовый поход против глобализации. В то время как российские лидеры осваивали рыночную риторику и реформы, первоначальные трудности в стране можно было представить доказательством опасности чрезмерного либерализма. В-третьих, в конце 90-ых Россия стала футбольной ареной для американских политиков. В то время как президент Билл Клинтон с энтузиазмом поддерживал Ельцина, а вице-президент Альберт Гор был поставлен у руля американо-российских отношений, атака на Москву позволила республиканцам завоевать голоса избирателей на выборах 2000 года.

Преувеличенное отчаяние по поводу России подогревалось, по сути, широко-распространенным заблуждением. Многие западные обозреватели представляли себе Россию начала 90-ых как сильно развитую, если не богатую страну. Со своими умнейшими физиками и шахматистами, космическими программами и всемирным военным господством, Россия весьма отличалась от Аргентины или, скажем, Северной Кореи. Веря в то, что Россия начинала с весьма развитой базы, эти люди видели в ее постепенном приближении к среднеразвитым странам ужасное отклонение от нормы. То же неверное представление было положено в основу научных анализов. Недавно в одной публикации нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц (Joseph Stiglitz) и Карла Хофф (Karla Hoff) сделали удивительное высказывание касаемо правовых институтов: "{в 90-ых} существовала качественная разница между Россией и большинством других развитых капиталистических стран". Действительно, разница была: Россия никогда не была "развитой капиталистической страной".

Что же ожидает Россию в будущем? Некоторые усматривают в неожиданном скачке в экономическом росте за последние 4 года показатель того, что произошли значительные улучшения и ожидают, что в скором времени Россия примкнет к таким слаборазвитым странам как Венгрия и Польша. Они придают особое значение улучшению благосостояния народа, реформе ее налоговой системы и особенно открытой экономике. Другие видят в бюрократических правилах и политическом вмешательстве (о чем явно свидетельствует дело Юкоса) серьезную преграду, которая сможет загнать в угол развитие России. В политике оптимисты ожидают усиление демократической конкуренции и появление еще более энергичного гражданского общества. Пессимисты предсказывают откат к авторитарному режиму, которым будут руководить профессионалы из служб безопасности, прикрываясь фиговым листом формально демократических процессов.

Ни одно из этих предсказаний нельзя исключить. Но мысли о России как о нормальной среднеразвитой стране позволяют отложить экстремистские прогнозы на далекое будущее. Многие страны этой категории оказываются где-то между школьным определением демократии и полноценным авторитаризмом. Их демократия неполная, непредсказуемая и подвержена временному реверсированию, в то время как исполняющие обязанности чиновники стремятся манипулировать происходящими процессами, для того чтобы остаться у власти. Если такая демократия и растет в среднеразвитых странах, то это происходит скачками, которые интерпретируются как финансовые кризисы. Очевидно, что Россия поломала уже достаточно из того, что осталось от центрального планирования, для того чтобы продолжать быть рыночной страной, даже несмотря на порочные институты и нездоровую долю государственного вмешательства.

То, что с Россией все в порядке, может расстроить тех, кто ожидал большего, и мало утешит тех, у кого нет выбора, и кому приходится терпеть нестабильную жизнь в стране. Но для страны, которая всего лишь 15 лет назад была "империей зла", угрожала собственному народу и другим странам, это само по себе является знаменательным успехом, достойным восхищения.