Зов предков

Сергей Бодров-старший снимает фильм о Чингисхане и хочет экранизировать Джека Лондона

Лариса Юсипова

Сергей Бодров-старший приступил к работе над новым фильмом по собственному сценарию - "Монгол", о Чингисхане. (Сопродюсер с российской стороны - кинокомпания СТВ.) Перед тем как отправиться в экспедицию в Казахстан и Монголию, Бодров-старший рассказал "Ведомостям" о своем новом проекте, а также о том, какой представляется ему ситуация в современном российском кинематографе.

- Почему вы, живя на дальнем юго-западе, в штате Аризона, вновь делаете фильм про Восток?

- Я родился на Дальнем Востоке, у меня есть восточные корни и вообще я люблю Восток: открытое пространство, степи, лица. Вот картину про русскую деревню снять бы, наверное, не смог.

- "Монгол" - это большой исторический проект?

- В меру.

- "В меру" в том смысле, что не дико дорогой?

- Да, особо дорогим он не будет. Я хочу пока рассказать историю о молодых годах, о детстве - понять, почему этот человек стал тем, кем он стал. Его провозгласили Чингисханом в 1206 г. Тут и кончается моя картина.

- Исторических источников много?

- Есть "Сокровенное сказание монголов", и все исследования так или иначе топчутся возле этого источника. Один из самых гениальных подходов у Гумилева. Он мечтал написать книгу о Чингисхане, не написал, но во всех своих работах о нем говорит, и у него есть потрясающие догадки. В том числе и о годах, о которых ничего не известно.

- Если все кончается в 1206-м, значит, в фильме не будет войны?

- Будут две битвы. Одна - с племенем миркитов. Когда Темучин, будущий Чингисхан, сбежал из рабства, он женился на девочке, за которую его давно просватал отец. А через несколько месяцев ее украли враги - миркиты. Потому что отец Чингисхана когда-то украл из их племени свою будущую жену. И они ждали 20 лет, чтобы отомстить.

- "Месть - это блюдо, которое надо подавать холодным".

- Когда я увидел, что он (Квентин Тарантино - "Ведомости") это уже использовал, подумал: вот гад! Но у меня фильм будет начинаться с другой цитаты: "Не обижайте слабого детеныша, он может оказаться сыном тигра".

- Это действительно цитата, или вы сами придумали?

- Я считаю, что это народная монгольская пословица.

- Получается, что фильм вообще не касается русской истории?

- Ну как? Русская история уже в том, что родился этот человек. Что у него появились дети и внуки. Кстати, американцы провели недавно исследования по группе крови и обнаружили во всем регионе: от Венгрии до Ирана и Индии - огромное количество людей, связанных между собой родством. Предполагается, что это все потомки Чингисхана.

А русского похода - нет, не будет. Но, возможно, у фильма появятся еще вторая и третья части. Третья тоже очень интересная - старость и смерть.

- Этот фильм - ваша давняя идея?

- У меня есть список того, что я хочу сделать, - приблизительно из 20 пунктов. Естественно, со временем что-то изменяется, что-то становится неинтересным. Начинаешь уже считать, сколько картин тебе остается снять, и с каждым годом отбор становится жестче. Сейчас есть несколько интересных предложений, но приходится отказываться.

- Вы поэтому отказались снимать фильм "Статский советник"?

- В том числе и поэтому. Хотя это было действительно очень заманчиво. И мы встретились с Акуниным, который, конечно, феномен в русской литературе… Ну я думаю, со "Статским советником" и так все будет хорошо. Способный режиссер. Отличные актеры…

Жаль, но мне сейчас - если не удастся сдвинуть его по срокам - придется отказаться от большого американского проекта: "Зов предков" по Джеку Лондону. Хотя там продюсер Терренс Малик - мой Бог. (Терренс Малик - знаменитый американский режиссер, сценарист, продюсер. В России известен по фильму "Тонкая красная линия". - "Ведомости"). Он совершенно удивительный человек, я счастлив, что мы знакомы и дружим. Это все после "Кавказского пленника" началось: он позвонил, поздравил. У него, кстати, восточные корни - из семьи иранских евреев, которые жили в Азербайджане.

- Если бы вы сейчас снимали "Кавказского пленника", ваше отношение к этой войне как-то изменилось бы?

- Я бы сейчас не снимал. Эта война еще слишком близко.

- То есть вы считаете, что после глобального исторического катаклизма и художественной рефлексии по его поводу должно пройти больше времени?

- Думаю, да.

- Возвращаясь к "Монголу" - это международный проект?

- Конечно, у нас самих просто не хватит сил. Кстати, в мире сейчас несколько проектов, связанных с Чингисханом. Стивен Сигал уже давно собирается снимать о нем фильм - и сам играть главную роль. Но наша картина на монгольском, казахском, татарском, китайском языке, и это уже выводит ее за круг конкурентов. Был, конечно, соблазн - не соблазн даже, а первая мысль: делать на английском. Но это неправильно и неинтересно.

- То есть у вас будет, как у Мэла Гибсона, фильм на древних языках? Или все-таки на современном монгольском, современном китайском?

- На современном. Сейчас, я думаю, никто и не знает, каким был древнемонгольский.

- А актеры?

- Начинаем искать - в Монголии, в Бурятии.

- Вы были сопродюсером и соавтором сценария "Шиzы" - тоже восточной картины, где снимались в основном непрофессионалы. Идея фильма была ваша - или режиссера Гульшад Омаровой?

- Это была идея Гуки, и я ее поддержал. Мы друг друга давно знаем, а на определенном этапе жизни мне просто захотелось помочь молодым людям. Ну не всем молодым подряд, а талантливым. В том, что она талантлива, я не сомневался. Несколько лет назад мы вместе написали сценарий, из которого потом вышел фильм "Сестры". Изначально сценарий был совсем другим, но мы отдали его Сереже, и он переписал под себя. Потом я подумал, что ей все-таки надо что-нибудь снять самой, и мы начали писать "Шиzу".

- То, что в фильме рассказано о Казахстане, правда?

- Абсолютно. Это фильм о Казахстане 90-х: бои без правил - все это тогда процветало, есть и сейчас, но в более подпольном варианте.

- Но при этом в фильме говорят по-русски. Дубляж?

- Нет. Это картина о тех казахах, которые говорят по-русски. Я там жил и все это хорошо знаю: много казахов не говорит по-казахски. В Казахстане произошла русификация гораздо больше, чем в остальных республиках Средней Азии; язык сохранился только в каких-то аулах.

- Говорят, фильм очень хорошо прошел на каннском кинорынке.

- Да, и на кинорынке, и в официальной программе фестиваля, и пресса была хорошая.

- Но ведь по своему внутреннему посылу "Шиzа" не очень созвучна западному политкорректному обществу.

- С политкорректностью у нас большая путаница. Это термин, который возник в Америке, и не на пустом месте. У Америки есть проблема вины перед черными. Сегрегация, дети отдельно, автобусы отдельно - все это было совсем недавно. Поэтому сейчас, если скажешь "черножопый", тебя посадят в тюрьму, и это правильно. У нас же "политкорректность" стало любимым словом кинокритиков. Хотя к России оно вообще не применимо: у России нет чувства вины за то, что случилось в стране.

- Но все-таки политкорректность - это не только национальный вопрос. Это терпимость ко всем другим меньшинствам: калекам, гомосексуалистам…

- Ну конечно, конечно. У меня, кстати, произошел однажды забавный случай, с этим связанный. Гостил Сережа, денег было немного, и я его решил отправить из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк на автобусе: дешевый билет, а заодно и страну посмотрит. Дорога занимает пять дней, и существует два маршрута: северный и южный. Ездят на автобусах в основном люди несостоятельные, а билеты продают афроамериканцы. У нас на станции продавцом был молодой черный парень, и я попросил его объяснить что-то про эти два маршрута. Я заикаюсь, а на этот раз заикался больше, чем обычно. Он нехотя отвечает и улыбается. И у меня начинается припадок гнева: "Ты что улыбаешься? Потому что я заикаюсь? Позови сюда менеджера, я не не хочу больше видеть твою улыбающуюся рожу!" Очередь замирает - страшное дело. Приходит менеджер, тоже афроамериканка, и быстро все улаживает.

А вечером у нас были гости, и я рассказал эту историю. Они в шоке: "Ты накричал на афроамериканца! Этого же нельзя делать ни в коем случае!" Действительно, он мог позвонить в полицию, и меня арестовали бы. Но среди гостей был юрист, и он объяснил: "Нет, вы ничего не понимаете. Он заикается, а у заик привилегии по отношению к черным. Потому что их меньше". Это смешно, но в этом есть какая-то справедливость.

- О чем я и говорю. Герой "Шиzы" - умственно отсталый мальчик, который должен вызывать чувство терпимости и сострадания, но он в этот формат явно не вписывается.

- Потому что потом наступает уровень искусства. Тарантино, как известно, не соблюдает нормы политкорректности. И ни один американский критик не напишет: "Фильм неполиткорректный". На бытовом уровне этот термин не произносится.

- Как вы думаете, почему ни "Брат", ни "Бумер" не имели шумного международного успеха, а у "Шиzы" он есть - при очевидной общности их пафоса?

- Про успех "Шиzы" пока рано говорить - посмотрим, каким будет прокат. Хотя картину действительно покупают…

Сложно судить. "Бумер" мне очень нравится - отличная, свежая картина. Я спрашиваю у своих французских прокатчиков: "Вот вы жалуетесь, что ничего нет. А "Бумер" видели?" "Видели, - отвечают, - и не нашли там ничего неожиданного…" Наверное, они чего-то не поняли… Но я всегда говорю: мы живем в мире, и с этим интересно считаться. Во всяком случае, знать об этом. Россия иногда слишком самодостаточная страна. У нас обиды, комплексы, нас не ценят, не любят… Надо просто понимать, что есть другая точка зрения, и спокойно к этому относиться.

- Я, разговаривая со многими нашими продюсерами, поняла, что существует две позиции относительно будущего русского кино. Первая - что добиться успеха можно только через копродукцию. И вторая - что вполне реально обойтись и своими силами. Вы к чему больше склоняетесь?

- Вообще, в мире существуют три модели. Есть индийское кино: самодостаточное, и ничего ему не страшно - огромное количество фильмов, огромное количество зрителей, но нам все это в ближайшем будущем не грозит. Есть американская система, очень жесткая: никакой помощи, никакой поддержки - это бизнес. Есть европейская модель - с сильной государственной поддержкой. Надо выбрать то, что для нас органичнее. Все, что можно сделать своими средствами, надо делать самим, но есть проекты, где не обойтись без международного участия. Очень много значительных произведений русского искусства появилось при поддержке тех же французов: "Урга", "Утомленные солнцем", Алексей Герман, Каневский, Лунгин…

Я, например, никак не могу убедить наших начальников, что необходимо вступить в Eurimages (фонд при Совете Европы, созданный для копродукции, проката и представления европейских фильмов. - "Ведомости"). Это откроет доступ российскому кино в Европу. Деньги, затраченные на вступительный взнос, вернутся - в виде дотаций, льгот. Например, у "Шиzы", если мы сейчас несколько изменим договор с французскими партнерами, появится статус европейского фильма, и тогда при выходе в европейский прокат дистрибьютор сразу получит 100 000 евро. Для небольшого независимого проекта это нормальная сумма, и она значительно снижает риск прокатчиков.

Ко мне в Москве часто обращаются с такими примерно словами: "Вот ты, Сережа, всех знаешь, помоги найти $2 млн на картину". Ну хорошо, предположим, помогу - а как ты будешь отдавать? "А надо отдавать? Нет, мне надо найти спонсоров".

Замечательное слово для русской души - "спонсор". За рубежом не бывает такого - там надо убедить людей, что если они не вернут деньги, то хотя бы не потеряют. Спонсоры могут помогать детям, сиротам. Давать шанс молодым дебютантам или гениям - пусть Герман снимает фильм хоть 10 лет. А нормальное кино должно работать.

Во Франции тоже ведь есть государственная дотация, но она не стопроцентна. Надо, чтобы твоим проектом заинтересовались на телевидении, чтобы появились еще партнеры - то же, что постепенно происходит и здесь.

- Насколько мне известно, вы познакомились с Квентином Тарантино еще до того, как он снял "Криминальное чтиво", получил "Пальмовую ветвь", до того, как с ним заключила контракт Miramax. Поскольку все это происходило на ваших глазах, объясните, пожалуйста, как такое случается.

- Просто. Америка тем и хороша, что такое случается. Появился Лоренс Бендер (тогда совершенно нищий, спал в машине), решил помочь. Они разослали сценарий "Бешеных псов", кто-то прочел, кому-то понравилось, нашли Харви Кайтеля - все. Появился Кайтель, и история завертелась. Как только человек делает что-то хорошее, это замечают.

Нас познакомил один приятель, и Тарантино захотел посмотреть мой фильм "Свобода - это рай". Попросил кассету, а потом говорит: "Черт, а на чем же я буду смотреть?!" Из видеопроката он уже ушел, а собственного магнитофона у него еще не было. Прошло совсем немного времени, и другой мой приятель решил показать ему свою картину, но уже не на видео, а в огромном кинозале дома у Тарантино. И мы прождали его полчаса… Конечно, он изменился - успех и все такое. Но не сошел с ума, а делает отличное кино - вот что главное.

- А как вы относитесь к тому, что в какой-то момент почти все добившиеся признания молодые европейские режиссеры начинают снимать на английском?

- Люди просто себя пробуют. Кому-то хочется поработать в Америке. Это нормально - профессиональный азарт.

- Вы сами снимаете англоязычные фильмы?

- Снял в 1998 г., про лошадей: Running free - и это было разочарование. При том что я очень осторожно выбирал и проект, и студию - и выбрал, казалось бы, самый безопасный вариант: лошади, Африка, начало века. И в фильме почти не было диалогов - лошади же. Но на фокус-группе один мальчик сказал: "Мне картина понравилась. Но почему никто не разговаривает?" И тогда продюсеры решили, что лошадь должна заговорить, потратили на это полгода, шел совершенно изматывающий процесс, шесть писателей создали глупейший текст… В общем, это была самая неприятная история за всю мою карьеру. Но я понял: жаловаться, биться головой о стену, что-то объяснять - глупо. Надо просто снимать следующий фильм.

- Кроме этих лошадей все ваши картины так или иначе касались русской тематики. Почему вы не живете здесь?

- А где, интересно, вы со мной разговариваете? Здесь. Я много бываю в России, в Европе. У себя дома в Аризоне в год провожу от силы месяца три. Я живу там, где я работаю.

- Из Лос-Анджелеса давно уехали?

- Несколько лет назад. По-моему, это не лучший город для жизни. Я люблю тихие, спокойные места. У нас деревня на 700 дворов - все друг друга знают, все доброжелательны. В Мексику можно съездить пообедать. Вот придется учить испанский на старости лет.

- Ваш предыдущий фильм, "Медвежий поцелуй", в нашем прокате был, по-моему, совершенно убит дубляжом. А как он прошел за границей?

- По-разному. Очень хорошо в Японии. Неважно - на Венецианском фестивале, что меня огорчило. Я понимаю, что это специфическая картина, но понимаю также, что по профессии она хорошо сделана. И она давно присутствовала в списке того, что я хотел бы снять.

- Я была на пресс-конференции, когда вы представляли этот фильм в Москве, и поняла, что вы серьезно занимаетесь шаманизмом - не в том смысле, что практикуете, а интересуетесь.

- Да, и не потому, что это стало сейчас модным и популярным. В физике существует string theory; ее разрабатывал еще Эйнштейн - и каждый шаман вам объяснит, что это такое. Что человек - это сгусток вибрирующей энергии.

- И когда вы сделали это предметом кинематографа, то наткнулись на какую встречу?

- Ну на какую… Некоторые люди понимают, другие - нет. Хотя мне по наивности казалось, что все ясно и понятно. Это бродячий сюжет - не я же его выдумал…

- А вы не боитесь всего этого?

- Нет, в этом нет ничего дурного. Абсолютно. У шаманизма, у русских отшельников, у суфистов, буддистов основа одна. Они существуют по единому принципу.

То место, где я сейчас живу, описано у Кастанеды. Он подробно рассказывает о мексиканских шаманах. Это индейцы - очень интересные люди. Они действительно могут помочь. Мне в эти последние два года очень помогли.

- Вы поэтому поселились в Аризоне?

- Нет, не поэтому. Я хотел поселиться в Африке, но это очень далеко. А в Аризоне увидел похожий пейзаж - пустыня, горы…

6.07.2004