В ожидании звонка от президента Дмитрий Рогозин не ел три дня
Изгнав из "Родины" Глазьева, Рогозин может есть спокойно.

Ольга ВАНДЫШЕВА
06 июля 2004 г.

Мода на женские политические мемуары набирает обороты. Вслед за Еленой Трегубовой, нашумевшей "байками о кремлевских мутантах", разразилась книжкой бывшая пресс-секретарь Дмитрия Рогозина Ольга Сагарева. Действие разворачивается во время предвыборной кампании в Госдуму, когда рождалась новая политическая единица под названием "Родина". В это смутно-горячее время она его и полюбила...

Главное - не шутить!

Книжка должна появиться к осени. Но отрывки из 580-страничного опуса уже гуляют в политической тусовке.

Мнения о прочитанном разные. Кто-то находит сие смешным и забавным, кто-то морщится, резюмируя "бред", а кто-то считает, что автору не дают покоя лавры Трегубовой.

Сагарева действительно пытается подражать своей предшественнице, щедро живописуя собственное "я". Но ее книжка еще более женская, а основной рефрен - безответно-мучительное чувство автора к главному герою. Он же оказался старомодно влюбленным в собственную жену и еще... в президента.

В общем, там, где Путин ведет Трегубову в ресторан, Рогозин всего лишь катает Сагареву на джипе, демонстрируя ей кем-то подаренный платиновый телефон за 28 тысяч долларов.

Несмотря на все это, в книжке есть немало любопытных наблюдений по поводу той самой политической авантюры, в результате которой была "состряпана" "Родина" и в Госдуме появилась одноименная фракция.

Пикантность повествованию придает и тот факт, что девушку отрядили на парламентские выборы, несмотря на то, что последние 7 лет она прожила в США, была в абсолютном неведении относительно последних событий в нашей стране и совершенно не знала, кто такие Глазьев с Рогозиным. Но это ничуть не смутило ее "куратора" - небезызвестного галериста и политтехнолога Марата Гельмана, стоявшего у истоков создания "Родины"...

- Главное, ни в коем случае не шути, - напутствовал меня Марат. - У него нет чувства юмора!

- Что, совсем?! - ужасалась я. Перспектива совместной работы с Сергеем Глазьевым уже начинала казаться адом.

Глазьев - "подкаблучник"...

- Я понимаю, конечно, что вы - наш человек, - поспешил заверить меня Глазьев при встрече. Он говорил как-то через полусжатые губы, с рассеянной улыбкой. На его лице было выражение легкой паники, смешанной с очевидным пониманием того, что я совсем не "наш человек". Тогда мне казалось, что передо мною самый скучный человек на свете. Он говорил монотонно, нескончаемо и в общем-то умно, хотя часто не в ответ на поставленный вопрос, а сам по себе. Словно кнопку какую нажали, и из динамика пошел заранее запрограммированный текст. У хозяина кабинета все время звонил мобильный телефон, и он косился на него с некоторой опаской. Несколько раз он брал трубку. В первый - когда в ней раздался раздраженный женский голос - настолько раздраженный и громкий, что его было слышно на всю комнату. "Я сейчас не могу, у меня сейчас интервью" (шквал протестов в трубке). Глазьеву стало явно неудобно: "Ну скоро. Что значит когда? Ну когда интервью закончится. Не знаю. Через полчаса! Ну правда, интервью". Оправдываясь перед невидимой, но очевидно недовольной собеседницей, Глазьев даже слегка покраснел, ему явно было неприятно, что я застала этот разговор... "Подкаблучник", - брезгливо подумала я. И была, как потом оказалось, не права. Все обстояло гораздо интереснее...

...или многоженец?

- Марат, меня вот что волнует. Когда мы вчера сидели у Глазьева, ему по телефону позвонила какая-то баба и кричала так, что стекла дрожали. Он покраснел, чего-то там оправдывался перед ней... При этом крику было столько, что уши завяли. Это может быть проблемой. Если это у нас такая жена, то, как говорится, неизвестно, "сможет ли вся эта фигня взлететь". Поговорите с ним, хорошо?

- Конечно. - Марат задумался. - Что-то сложно себе представить, однако... Я знаком с его женой. Мы отдыхали вместе. Дети там маленькие. Она вроде нормальная, все понимает. Не могу поверить, что это она так кричала.

- А кто еще это мог быть?

- Может, любовница?

Мне почему-то тогда сложно было себе представить Сергея Юрьевича в роли донжуана. Видимо, потому, что на меня лично он как мужчина особого впечатления не произвел. Но ради справедливости я не стала отметать предположение, что какие-то женщины могли думать иначе.

"С какой же из его жен я тогда знаком?"

Между тем на "глазьевском" фронте продолжались обнаруживаться пикантные подробности. Моя далекая от политики приятельница, которой я по секрету рассказала о своей тогда еще высокосекретной работе, отреагировала неожиданным для меня образом - ее коллега, как мне было объяснено, дружит с женой Глазьева. Потом приятельница мне перезвонила - это была, оказывается, не жена, точнее, "не совсем" жена. "У него что, гражданский брак?" - спрашиваю я с некоторым даже восхищением, но реальность превзошла ожидания. У него, объясняют мне, две семьи. Так, мол, вышло. У "второй жены", казашки по национальности, двое детей, они почти ровесники и вместе уже

Бог знает сколько лет. "Первая жена" все, мол, знает - лидер коалиции народно-патриотических сил практически открыто живет на два дома. Причем, как подозревает вторая жена, у него есть еще и третья квартира, в которой он отдыхает от обеих. "Но он же суперправославный!" - только и выговорила я.

Выбирая между Глазьевым и Рогозиным, Ольга Сагарева (на фото в центре) быстро разобралась, что последний ей нравится гораздо больше. (Крайняя справа - депутат Госдумы Наталия Нарочницкая, на заднем плане - сотрудники избирательного штаба блока "Родина".)

У меня тут же заболела голова и появилась некая апатия к происходящему - первые признаки серьезной, настоящей паники. Сексуальные связи и многочисленные дети Глазьева мне были совершенно безразличны - в силу своих собственных убеждений я считаю, что каждый имеет право спать, с кем хочет, а чем больше детей, тем вообще лучше. (Кстати, коллеги Глазьева по Думе, подсчитывая его детей, уже сбились со счету. По разным источникам, у него их от четырех до девяти. - Авт.) Ни святость института брака, ни вообще святость меня не особо волнует. Однако весь мой политологический опыт последних лет, набранный, не забудем, в Америке, говорил о том, что к публичным политикам такие стандарты применять нельзя. По американским понятиям личная жизнь Глазьева, даже если верить моим информаторам наполовину... в состоянии перечеркнуть всю нашу кампанию. Я в панике стала звонить Гельману, однако на мои разведданные он отреагировал скорее с любопытством, нежели с тревогой. Он оценил мою историю как классную сплетню и даже порассуждал о том, с какой именно из глазьевских жен он в таком случае знаком. Однако никакого особенного скандала в этой связи Гельман тоже не предвидел - по его словам, он сомневался, что личная жизнь кандидата будет иметь какое-то значение. "Это Россия", - резюмировал он довольно вяло.

Гена и Чебурашка

...- Вчера у Глазьева познакомилась с Рогозиным, - заметила я в тишине.

- Ну и как? - Марат не отрывался от текста.

- Ну и парочку вы подобрали! Что же мы, Чебурашку и Гену будем в Думу выбирать?

- Никому не говори только. - Гельман рассмеялся, откладывая статью в сторону.

- Нет, правда. Этот Глазьев, он такой, вроде постарше и умудренный, умные слова говорит, но на вид плюгавенький такой, с меня ростом. А Рогозин, наоборот, высокий, статный, но при этом на охранника похож, на вид ему лет меньше, чем мне...

Сергей Глазьев: "Моя особо ценная кровь пользуется повышенным спросом!"

Сравнение наших лидеров с Чебурашкой и Геной в штабе, заправляемом консервативными и всего боящимися людьми Глазьева, звучало как полная крамола. Я в жизни не могла бы сказать такое в глаза Сергею Юрьевичу... А Рогозину я потом, поближе с ним познакомившись, радостно об этом рассказала. Он смеялся. В этом основная разница между этими людьми. Именно эта разница и станет причиной того, что ближе к выборам из альянса Чебурашки и Гены наша компания превратится в нерушимый блок "Заяц - Волк" из незабвенного "Ну, погоди!".

Рогозин и смертная казнь

...Я, однако, знала другого Рогозина - обаятельного молодого человека, образованного и остроумного. Его основной проблемой, казалось мне, было то, что он говорил прежде, чем думал о последствиях. Он шел на провозглашение идей, в которые сам не верил, в надежде поймать конъюнктуру и запомниться людям. Потом я поняла, что у него есть проблемы с политической позицией - они заключаются в отсутствии позиции по многим вопросам. Однажды он признался мне, что раньше вроде бы был "против" смертной казни, но теперь думает, а не быть ли ему лучше "за".

Как Чубайс испортил Рогозину поход в ресторан

Накануне записи дуэли с Рогозиным в программе "К барьеру!" Чубайс подготовился по полной программе - на созванной СПС пресс-конференции они объявили "Родину" национал-социалистами.

- Вот если бы можно было заплатить денег, чтобы еще и Чубайс нас поругал, - мечтали мы летом. Теперь было непонятно, радоваться ли неожиданному подарку. "Поругал" за стремление к переделу собственности - это одно, а вот фашистами обзываться - это уже другое.

- Я вчера лег спать в два часа ночи, - признался шеф наутро, но его состояние не было похоже на столь уже знакомое мне рогозинское похмелье. Тут был, конечно, и недосып, но было что-то еще. На лице Рогозина не было ни обычного веселья, ни задора. Явный юмор обычных баек Дмитрия Олеговича в последовавшем рассказе сменился горькой иронией.

- Вчера где-то в час ночи прихожу я в ресторан "Марио". Это такой крутой ресторан для некрутых, - пояснил он, чтобы я грешным делом не подумала, что он в час ночи после заветной дуэли с Чубайсом ходил куда попало. Я, впрочем, знала о ресторане "Марио", хотя, конечно, сама обычно хожу в те места, где можно "просто поесть". Это Рогозин ходит только в "Пушкин", "Националь", "Марио" и пару ресторанов на Рублевке.

- Так вот, захожу, там все так круто, сидят все эти дорогие б...ди со своими сутенерами, и вдруг - знаете, как бывает, когда банда заходит в ресторан, - я вхожу, и наступает гробовая тишина. Ни звука, музыка затихает, все замолкают и смотрят друг на друга испуганно. А потом они все хватают свои тарелки и раз-раз, давай тихонько, на цыпочках отползать от меня подальше.

Рогозин не смеялся, а грустно улыбался с некоторым глубоким сарказмом.

- Как будто я, ну вот я не знаю кто! Ну чего они от меня ждали? Что я сразу прямо там начну кричать "хайль" и расстреливать всех, что ли?

Дмитрий Олегович помолчал какое-то время, и я не нашлась, что сказать. Ему было явно обидно - до этого он считал, что все обвинения в нацизме - это игра, это общая шутка. Теперь он понимал, что почти дошутился.

Любовь к президенту отбивает аппетит

Трепетное - не просто уважительное, а именно трепетное, с примесью некоторого даже отчаяния, будто все поставлено на одну карту, - отношение Дмитрия Олеговича к президенту Путину меня всегда удивляло. Не потому, что я не согласна, что президент заслуживает этого отношения. Но я никогда не видела, чтобы Рогозин относился так, причем заочно, к кому-то еще.

Вспоминается момент в начале кампании, когда пытавшийся дозвониться до президента и очень хотевший добиться с ним встречи Рогозин не получал обратного звонка несколько дней. На третий день я заметила, что он уже три дня ничего не ест - проводя с ним почти все время, я знала, что он делал в каждую минуту дня.

- Дмитрий Олегович, давайте я принесу что-нибудь поесть, - попыталась настаивать я.

- Да как-то нет аппетита у меня. Не хочется ничего.

- Какая у вас любимая еда?

- Seafood, суши, - ответил он автоматически...

- Давайте я пойду куплю суши.

- Да я не хочу, не надо. Я сейчас так нервничаю из-за всего, а когда я напряжен, надо сосредоточиваться, мне трудно есть. - Он отвечал как можно более уклончиво.

- Нет, ну человек же не может без еды!

- Может... Ну я поем рано или поздно, ну чтоб не помереть. Не волнуйтесь.

На следующий день я опять безрезультатно уговаривала начальника поесть, когда дверь в кабинет распахнулась. На пороге стояла секретарша Наташа.

- Дмитрий Олегович! - произнесла она взволнованно. - Приемная Владимира Владимировича по первой!

Я вышла из кабинета и села в приемной на диван... Минут через десять из двери выбежал Рогозин, состояние которого этот звонок преобразил в окрыленную, гиперактивную стадию, когда мы волнуемся теперь уже потому, что все именно так, как мы хотели.

- Я пойду пожру чего-нибудь! - крикнул он мне на ходу и побежал к лифту. У меня было ощущение, что он наконец выдохнул воздух, который вдохнул еще четыре дня назад.

P.S. Главный "фигурант" будущей книжки Дмитрий Рогозин эти отрывки тоже читал. Говорят, даже веселился. Когда же я попросила его сказать что-нибудь в качестве комментария, ответ был таким: "Я счастлив, что удостоился наконец целой книжки".