Кто в столице вкалывает за такие деньги
ДВА ДОЛЛАРА В ДЕНЬ

Гамзат АМИНОВ

Корреспондент "Огонька" стал на три дня гастарбайтером, чтобы понять, как и за что работают они в столице и Подмосковье
С гастарбайтером заключается договор, грубо противоречащий трудовому кодексу. Например, рабочий день - 11 часов

Служба в стройбате и многократный опыт по укладыванию плитки помогли мне смело отправиться к пересечению МКАД и Ярославского шоссе на знаменитую строительную биржу. Там толчется, кажется, весь Советский Союз: кавказцы, молдаване, таджики, украинцы... Рано или поздно на вас здесь выйдет покупатель. На меня вышел через полдня.

И вот я приезжаю на стройку, бригадир показывает объем работ: "Так будешь плитку ложить, так ровнять будешь. Остальное, стяжку, раствор, это - другие. Ты чисто плитку... Разметь только и скажи людям, что надо делать. Мы тебе комнату отдельную дадим. Будешь сидеть, как босс. Идет?"

Вот так он мне расписал все это. Так, значит, бригадир думает, что мне и ночевать негде. Я, конечно, вижу, что он врет насчет работы, но вроде у него физиономия не настолько хитрая, не обманет же настолько, что не даст здесь жить. А еще он меня подкупил тем, что сказал: "Хочешь, сейчас начинай. Инструмента с собой нет? Хочешь, я тебе денег дам на такси инструмент привезти? Сколько тебе хватит? Двести хватит?"

И я поехал якобы за инструментом. Но в этот день я не вернулся: я, конечно, пропил эти деньги. Это было по совету мудрых людей, так сказать, окончательным и бесповоротным вхождением в образ. Без этого по-большому счету нельзя, и я отправился к другу, строителю, русскому парню из Ростова. Мы с ним летом познакомились, я подрабатывал кладкой каминов, а он у знакомых таджиков зависал, которые снимали дом в Подмосковье. Инструмент мне мой друг по-любому обещал дать.

...Эти таджики, их ямы приглашают копать. Я однажды сам видел человека, который вырыл тридцать кубов за день. Начал рыть и вырыл. Тридцать кубов! Да, лопатой, вот так. Непрерывно, не курил, ничего не делал. Это не человек даже, с ним как с человеком и разговаривать нельзя было. Такой вот механизм, руки специально под черенок сделаны. Может или копать или не копать, третьего не дано.

У таджиков, кстати, отработана своя система. Есть человек, который сюда перебрался уже давно. Он теперь как бы Главный Таджик. И земляки, все кто приезжает, все они приходят к Главному. Главный играет в какого-то крутого хулигана, может быть, на земляков это и действует, но я смотрел на него: ну нет в нем даже кавказской спеси! Ее-то я сразу вижу, а Главный ведет дело чисто по-азиатски. Он говорит земляку примерно следующее: "Ты приехал. Ты гость. Живи, вот кушай. Что у меня есть, твое. Я тебе работу найду". Потом, через несколько дней, Главный говорит: "Я нашел работу. Вместе будем работать. Я отведу тебя завтра с утра, ты там начинай, а я подойду". Он же сам не придет, а вот когда деньги будут делить, то он их поделит пополам. Его же земляк не скажет: "Ты не работал!" Он тогда лишится всего, и так получается, что у них все строится на недомолвках: тот вопрос не поднимает, этот отмалчивается.

...Значит, приезжаю я к своему другу, и мы начинаем с ним пропивать сначала те двести рублей, потом я лезу уже за своими, потом приходят таджики, приходит и Главный Таджик, выясняется, что у друга тоже деньги есть. Он расчет получил. И все, что он заработал за месяц, он выпил за вечер с такой торопливостью, как будто ему нужно было обязательно, чтобы у него к утру ничего не осталось. Он поил всех, всех, лишь бы потратить быстрее. Я попытался его сначала остановить, но потом махнул рукой. Каждому, кто входил, он говорил: "Вот двести, сто, триста рублей. Принеси две бутылки, три, четыре". Уже не пил сам, уже кемарил, но к нему подходили, он давал деньги, говорил: "Принеси мне еще". Просыпался и говорил: "Принесите еще". И спал дальше.

Пока мы там выпивали, один таджик мне рассказывал, что если у тебя есть сто долларов, в Таджикистане ты многое себе можешь позволить. Но он три года ездит, и ни разу не повезло. Три года! "Я каждый раз, чтобы вернуться, - говорил он, - прошу, чтобы мне денег выслали". Вроде сто долларов здесь вовсе не большие деньги, но что-то он проедает, "ментам" оставляет, подрядчики кидают. Основная же тема в том, что кидают. Это я и раньше знал, я и сам с этим сталкивался, но тут просто существует, так сказать, "общественная установка" не платить за сделанную работу, а если платить, то меньше, чем договаривались, да еще так растягивать выплаты, что работяга и забудет про свои деньги. Тут можно эксперимент провести, остановить любого прохожего и сказать ему: "Я пригласил людей. Обещал заплатить, и они мне построили дом. Я решил им ничего не платить. Хватит, что они жили в доме, который строили. Этого достаточно, как ты думаешь?" И практически каждый прохожий ответит: "Правильно! Кто они такие? Таджики, что ли? Да кому они нужны! Понаехали тут! Не плати, конечно!" Когда, скажем, на рынке кидают человека - это одно: рынок сам по себе криминален, там покупатель, если он не окончательный лох, как минимум предполагает, что его могут кинуть. А строитель - это все равно что пекарь. Это работа ведь очень добрая. Пекарю-то не заплатить - большой грех. За хлеб все платят...

Ладно, наутро мой друг проснулся и говорит: "Чем бы похмелиться? Налейте кто-нибудь". А ему никто не наливает... Я тогда оставил ему на опохмелку, взял у него инструмент и поехал на стройку.

...Но поразительно, что работодатель, даже если он и не собирается кинуть, все равно хочет подешевле. Когда он идет на рынок, кофе подешевле купить не хочет. Он все-таки будет выбирать какой-то более или менее кофе, искать знакомую марку, не будет покупать кофейный напиток. А на строителях работодатели непременно хотят сэкономить. Поэтому и сложился такой миф, что лучшие мастера - молдаване. Как же, то, что стоит двадцать пять долларов, они могут сделать за два доллара. Причем все эти элитные дома, которые так усиленно рекламируются, будто там супер-пупер качество, строят именно молдаване, и никто иной. Но молдаване это и есть кофейный напиток! Они ходят большой толпою, представляются строителями, и им все абсолютно все равно. Как было в советских стройбатах. Им бы только халтурить, избегать работы, всячески ее не доделывать, но вокруг разводить самые разные понты: мол, мы такие, мы такое умеем...

Примеров их художеств масса, но я доподлинно знаю такой. Их бригаде надо было собрать навесной потолок. Делается это, в общем-то, так: уголок надо прикрутить по периметру, и конструкцию собрать уже наверху. А они собрали ее на полу! Потом решили втроем поднять... В комнату заглянул один мой знакомый парень, закрыл дверь, подошел к бригадиру и спросил: "Хочешь, хохму покажу?" Бригадир посмотрел, как эти мастера кочевряжатся с потолком, но ему стало не до смеха: он им выдал тысячу рублей и сказал, чтобы ноги их больше на стройке не было...

...Итак, я приезжаю с инструментом, и тут бригадир дает мне молдаван! Причем таких, которые к стройке в жизни не подходили. Их человек пять там, и среди них уже определился лидер, который всем говорит: "Вот, я все знаю". Я его быстренько поставил на свое место и сказал, кто здесь главный... Начинаем мы работать, и до меня постепенно доходит, что всю работу буду делать я, а деньги получат и они тоже. Они же вообще ничего не знают! Получается: я все сам должен сделать! Но главная проблема оказывается впереди. Деньги - это цветочки, а вот то, что у нас там вышло, - это вообще настоящая жуть!

Представьте себе дом. Прямоугольник. Длина сто пятьдесят метров, ширина пятьдесят. По всей его длине идет коридор, который мои дорогие работнички и выложили плиткой. Начали с двух краев, а когда приблизились, поняли, что ровно не сойтись. Разница в высоте - шестнадцать сантиметров.

Собирается настоящий консилиум. Вариант ската сразу отвергается: это же плитка, будет видно, да и люди начнут скользить, падать. То есть полный провал. Понятное дело, что заказчик не примет такую работу, что бригадир скажет, что в этом виноват я как мелкотравчатый начальничек, и уж мне никаких денег не заплатят. Хотя, с другой стороны, ясно, что работу надо доводить до конца. Вот только как? Дело тем временем идет к ночи, никто мне, конечно, никакого помещения отдельного не дает, и я ложусь со всеми на нары: здесь и мужики, и женщины.

Молдаване мои так вымотались, что им сюда хоть табун проституток заведи, они только на другой бок перевернутся. А девушки со стройки - это отдельная песня. Они сразу начинают играть в какую-то давно заведенную игру. Там никакой гигиены, никаких условий, если мужчине еще можно там хоть как-то жить, то как эти молодые женщины там находятся, мне трудно представить! А они знай себе рассказывают друг другу о том, какие у них были жутко красивые романы, какие романтические истории с ними приключались и, понятное дело, громко, так, чтобы кто-то обязательно слышал. А все же отвернулись, спят. Я, наверное, один лежу и думаю: что делать с коридором?

В довершение всего примерно в час ночи появляется некий армянин... Толстый, с жутким акцентом... Главный человек на этой стройке - армянин. У него есть мастер, тоже армянин. И вот этого армянина армянина армянин приходит и сразу начинает домогаться одной из девушек. Куча мужиков; три девушки; он домогается одной, а две другие слушают. Больше никто это слушать не хочет. Она зажигает свет, чтобы всех разбудить, чтобы хоть кто-то ей пришел на помощь, а мужики кричат: "Выключи свет!" Тут за нее начинают вступаться подруги, говорят: "Вы бы! Вы бы хоть встали! Вы бы этого человека выгнали отсюда. Видите, человек хочет ее изнасиловать!" Мужики тогда нехотя начинают с ним препираться. Он же доказывает им, что у него здесь все схвачено. "Я, в общем-то, не строитель. Я вообще очень крутой парень!" - говорит он и поигрывает желваками, пугает, наверное, и старается показать, что просто так у него в жизни сложилось, что он на стройке оказался. Случайность, мол, иначе - только белый "мерин" да костюм от Бриони. Тогда все вокруг говорят: "Ну, ладно, ладно...", и он продолжает к той девице приставать. Единственное, что меня тогда успокаивало, так что один парень рядом со мной рассказывал интересные анекдоты, очень длинные. Я пытался переключиться на него, но в конце концов не выдержал, встал и хотел дать этому человеку "крутому" по морде. Меня быстро остановили: "Сейчас, парень, ты его выгонишь, но завтра этот человек тебя обломает. Это племянник заказчика!" Я же громко так сказал, чтобы он слышал: "Плевать мне на завтра. Завтра я вообще здесь работать не буду!" Тут-то я не врал. Значит, я в одном углу, "крутой" - в другом, комната метров тридцать. Он на какое-то время притих и внимательно за мной наблюдал. Мне шепчут: "Не связывайся!", а я смотрю ему в глаза. Ну, почти в глаза, я не концентрировал взгляд. Мне тут же рассказали историю, когда именно этот человек спокойно после "наезда" очередного "рыцаря" вышел, потом приехали какие-то бандиты, лысые и здоровые, с бейсбольными битами и всех измолотили. То ли угроза получить бейсбольной битой, то ли что-то иное на меня подействовало, но я вдруг успокоился. Пусть это и очень цинично звучит, но, может быть, ей самой хочется быть изнасилованной несостоявшимся владельцем шестисотого "мерседеса". Я лег на свое место, а потом у армянина с той несчастной девушкой все как-то само собой прекратилось, ему, наверное, все надоело, и он уснул. И все уснули. Даже я, несмотря на навязчивые мысли про тот злосчастный коридор...

Утром же меня осенило, и я им говорю: "Ребята, это можно сделать так-то и так-то". Подходит один, второй. Их собралось много. Какую-то очередную комиссию привели, не только бригадир, но и русские, москвичи, один из них в галстуке. Я же говорю: "Нужно вот в том месте, длинном, сделать пандус. Типа ступеньки... А по краям провести скат". В общем, как говорят некоторые, решил вопрос. Предложил изъян оформить как достоинство. Комиссия послушала и вынесла вердикт: "О! Этот парень умно говорит!" Принесли нивелир, поставили, посчитали и пришли к тем же результатам.

Но тут появляется мастер. Он спросонья исподлобья смотрит на все это и говорит: "Вы со мной это согласовывали? Э, вы кто такие вообще?!" И начинает "разводить". Пока причем разбирается не со мной, а с этим, в галстуке. Медленно так его давит: "Ты кто такой, ты почему за это взялся, какое право ты имеешь?" И потихоньку подбирается ко мне, но я-то уже понял, к чему все идет.

И вот он ко мне подходит: "Хорошо, ты это сделай, я тебе заплачу". - "Сколько ты мне заплатишь... теперь?" - "Как мы договорились, так и заплачу". Я же думаю: "Ни фига! Такую работу я буду выполнять за два доллара, что ли?" Только что я видел такие глаза восхищенные, что я почувствовал себя героем, и тут мне говорят: "Делай, парень, делай. Мне за это десять долларов платят, я тебе два дам, я как раз выйду из положения". Тут я совершаю такой поступок, на который на наших стройках практически никто не решается: "Я думаю, что нам надо передоговориться. Это ведь очень сложная работа", - говорю я. Конечно, мастер сразу разбушевался, начал кричать: "Я тебе говорю: "Делай, вот тебе работа". А ты у меня спрашиваешь: "Сколько это стоит? Ты вообще наглый тип!"

И все эти люди, вся комиссия, даже человек в галстуке вдруг поддержали его сторону. Я, склонив голову, слушал-слушал, и вдруг тишина: все они ждут, что я отвечу. А я одно слово сказал из трех букв. Опять тишина. Мне даже показалось, что они не расслышали, и хотел было повторить, но повернулся и ушел. Первые сутки мои гастарбайтерские давно кончились, уже вторые кончались, и моих запала, умений и энергии было уже недостаточно.

...Потом я, правда, туда вернулся. Я искал заказчика, чтобы с ним поговорить. Я знал, что эти "мастера" попали в задницу. Я хотел сказать ему: "Дай мне денег, и я это сделаю нормально. Они это не смогут сделать". Он же заказчик! Что мне с ними разговаривать? Но я его найти не смог. Как и тот инструмент, что мне дал мой друг из Ростова. И самое главное, я, пока его искал, обломался. Я вдруг понял, невзирая ни на какие редакционные задания, тут я всего лишь какой-то рабочий, которого наняли за два бакса... И к такому человеку отношение соответствующее. Это всегда обидно понять, понимаете? Обидно...
№42 (4821), Ноябрь 2003