Выбор Путина как выбор России

Виталий ТРЕТЬЯКОВ

1. Все еще демократия или уже авторитаризм?

Ответьте вместе c Виталием Третьяковым на вопросы о целесообразности и соразмерности предложений Путина стоящим перед страной и нацией задачам.

Предложенная Владимиром Путиным радикальная политическая реформа, в отличие от многих других новаций последнего времени, не оставила равнодушным практически никого в кругах, так или иначе связанных с политикой как в России, так и за ее пределами.

По масштабам политических изменений, которая эта реформа - в случае ее реализации - привнесет в общество и государственное устройство России, она сопоставима с ликвидацией Съезда народных депутатов и введением Конституции 1993 года, осуществленных Борисом Ельциным. А до сих пор именно эти два события были главными фундаментальными политическими вехами в наиновейшей (то есть после распада СССР) истории России.

Правы те (как критики, так и сторонники данной реформы), кто утверждает, что после реализации предложений нынешнего президента политическая жизнь страны кардинально изменится. Но дискуссионным остается вопрос: изменится в лучшую или в худшую сторону?

О событиях такого масштаба нужно либо говорить честно и откровенно, либо вообще никак. Просто ангажироваться в пропутинскую или в антипутинскую пропаганду, развернувшуюся в связи с предложениями президента, по большому счету бессмысленно. То есть текущий, практический смысл, конечно, есть. Присоединишься к певцам реформы - можешь получить соответствующий дивиденд внутри страны, отпить лишний глоток из властного административного или финансового ресурса. Солидаризируешься с хулителями реформы - улучшишь свой имидж в западном политическом сообществе, который при определенных обстоятельствах легко конвертируется в статусную ренту.

В общем-то и то, и другое - движение по пути наименьшего сопротивления.

Хотелось бы в меру своих сил профессионально, человечески и гражданственно пойти третьим путем, то есть взглянуть на предложения Путина и не глазами его подчиненных, и не сквозь оптику западных как идеальных, так и спекулятивных представлений о демократии, а с позиции реальной современной политической истории России и реальных национальных интересов нашей страны и нации.

Эта позиция тоже уязвима в публичной полемике, где более всего приветствуются выкрики либо за (неважно, сколь убедительные и честные), либо против (неважно, сколько реально значимые и тоже честные). Но иначе неинтересно, да и не нужно в данной конкретной дискуссии участвовать.

Credo

Сразу, чтоб не туманить свою позицию, хочу зафиксировать в предельно лапидарной форме свою оценку предложенной Владимиром Путиным политической реформы.

1. Это есть безусловный шаг назад от приближения к идеальной модели демократии.

2. Это есть шаг безусловно вынужденный и безусловно связанный с опасением потерять нечто большее, чем демократию в России, а именно - саму Россию.

3. Эффективность этого шага не предопределена и не гарантирована.

Прежде всего мы обязаны сохранить страну и нацию, а затем – желательно параллельно с тем – сохранить в России демократию.

4. Неэффективность чисто демократического (если таковой - в смысле чистоты - вообще есть) сценария решения стоящих перед Россией проблем и брошенных ей сегодня вызовов, увы, можно считать доказанной, причем не теоретическим, а самым убедительным - эмпирическим путем.

А теперь - более подробно, хотя и все равно достаточно бегло, ибо ситуация слишком многогранна, о том же самом.

Что оставим за скобками

Прежде всего - западный опыт. Почему?

В последние дни очень часто можно слышать такой, внешне крайне убедительный аргумент: США тоже пережили чудовищную по масштабам террористическую атаку 11 сентября 2001 года, однако после этого они не отменили выборность губернаторов, сумев не допустить повторение подобных и даже гораздо меньших терактов. Все в этом сравнении вопиет о его абсолютной некорректности, прежде всего научной. Укажу на главное.

Совершенно несопоставимы как история США и России, так и их политическая история, и уж тем более история демократий в этих двух странах.

Географическое (а отсюда и геополитическое) положение США абсолютно уникально и несоизмеримо более выгодно, чем положение России. Два океана; всего две граничащих страны, одна из которых - предельно лояльная Канада, а другая - гораздо более слабая и не амбициозная Мексика; удаленность на тысячи километров от всех до сих пор известных истории театров военных действий - все это в совокупности делают Соединенные Штаты, даже при их масштабах, сопоставимых с российскими, естественной крепостью, почти не нуждающейся в дополнительной обороне. Тем не менее американцы эту оборону, да еще вынесенную на те же тысячи километров от своих стен, все-таки имеют, постоянно укрепляют и совершенствуют.

Более выгодным в военном и геостратегическом отношении, чем нынешнее американское, было бы расположение только на Луне. Соединенные Штаты невозможно победить военным путем. И на 80 процентов это не их заслуга, а объективная характеристика их местоположения на земном шаре.

У России - прямо противоположная ситуация, хотя и ее до сих пор никому не удавалось победить военным путем.

Но сейчас речь идет о партизанских, или сетевых войнах, перед которыми Россия объективно гораздо более уязвима, чем США.

Доказательство тому (и это третий аспект некорректности сравнения США после 11 сентября и России после 4 сентября) - тот самый международный терроризм (термин общепринят, феномен до конца неясен и тем более ясно не описан), который смог нанести по США удар только извне, а в России уже закрепился внутри, на Северном Кавказе, отвоевал себе там пусть не тотально оккупированный, но плацдарм.

Можно только предполагать, каким бы трансформациям подверглась система политической демократии в США, если бы международный терроризм, хотя бы и в дисперсных формах, занял бы плацдарм во Флориде или Техасе.

В Европе (нерусской) нет вообще ни одной страны, схожей по основным своим географическим, историческим и всем иным характеристикам с Россией. Поэтому и сравнивать нельзя.

Евросоюз в целом только сформировался как аналогичное России пока еще протогосударство. И какие испытания ждут его (и его демократические институты) впереди - сказать никто с точностью не может. (Но думаю, что непростые, и гораздо раньше, чем это многим кажется.)

Суммарно: США как демократия гораздо старше России, а Евросоюз как континентальное сверхгосударство гораздо младше России, чтобы сегодня сравнивать реакцию этих стран на одну и ту же угрозу по методу прямой аналогии.

И если уж сравнение с какой-то страной нужно, то я его дам. Но фактически единственный раз в этой статье, ибо развивать его полновесно нет возможности.

Реформы, предложенные Владимиром Путиным, есть переход России от западного сценария развития (точнее, от предложенного Западом, ибо сам Запад шел не совсем так, как предлагает России, главное - медленнее в сотни раз) к китайскому: меньше демократии - больше рынка, но главное - не развалить и не дать уничтожить страну.

Мне всегда смешно слышать, как иронизируют над идеей особого пути России те, кто, как правило, даже на работу ездит иначе, чем большинство своих сограждан и, кстати, большинство своих коллег на Западе, то есть на автомашине с мигалкой.

Общий путь у всех только на помойку или в могилу, а к чему-то более конструктивному у каждого своя дорога, хоть и едиными законами предначертанная.

Разом демократию в России построить можно - если только кому-то удастся разом же отобрать у всех чиновников страны (кроме президента и членов правительства) служебные автомашины со спецсигналами. На этом, грубо говоря, и сломалась резвая (по инфантильности своей) русская демократия. Ельцин пришел к власти под единственным лозунгом - борьбы с привилегиями. Но за время своего правления он лишь присовокупил к советским привилегиям правящего класса массу сословных. Отказался только от одной - продуктовых пайков. К этому казусу я еще вернусь.

В чем я точно согласен с Путиным

В журналистике (в отличие от науки) считается неприличным прибегать к самоцитированию, но все-таки (в очередной раз) рискну.

Еще до первого избрания Путина президентом и сразу после того в ряде своих статей я неоднократно отмечал, что для Владимира Путина как политика высшей ценностью и категорическим императивом является сохранение России, а уж приоритетом второго ранга - демократия в этой стране. То есть, конечно, важно, чтобы в России была демократия, но цель ее построения, укрепления, совершенствования и приближения к брюссельским или вашингтонским образцам обессмысливается, если Россию как страну и нацию сохранить не удается.

Кто и строительством чего (демократии ли деспотии) будет заниматься на территории бывшей России, если сама Россия и русские исчезнут? Этот вопрос, возможно, чисто теоретически тоже волнует Путина. Но практически как глава государства, как определенный народом (пусть с подсказки правящего класса, точнее даже - правящего клана) лидер нации он (и в этом я с ним абсолютно согласен) должен думать прежде всего и даже помимо всего о сохранении России.

Понимают это какие-либо страны Запада или Востока, их лидеры, их эксперты, их политики или нет, хотят понимать или не желают, не понимают или делают вид, что не понимают, вопрос о сохранении России (не только целостности ее, а ее вообще) являлся самым главным, острым и актуальным все последние 15 лет (лишь временами в этот период он чуть терял остроту). В 1991 году Россия распалась в первый раз (но не впервые в XX веке), получив к тому же для оставшейся территории совершенно неестественные и многократно более незащищенные и уязвимые (и большие по протяженности!) в военном отношении границы.

Кто разжег и как (по глупости или, напротив, осознанно умно) пожар в Чечне - тема отдельная, но для любого объективного человека, а тем более русского, ясно, что Чечня - это плацдарм для дальнейшего раскола и уничтожения России.

Стоят ли за этим террористы, исламисты, пантюркисты, империалисты, марсиане или хоть часть самих русских, - неважно. Русское общество и русская власть должны были этому сопротивляться, даже если бы шансов на победу не было вовсе.

Делала это русская власть умно или глупо, демократично или заскорузло-кондово, подворовывая у своего народа и своей армии или бескорыстно, - крайне важно, но в глобальном и историческом масштабе непринципиально.

Да, русские разрушили Грозный (который, между прочим, сами и построили), ну так они и Москву сожгли, оставляя ее Наполеону. И сожгли бы еще раз, если бы вынуждены были оставить Гитлеру. У русских не картезианский ум, они не умеют сначала сдать без боя и в неприкосновенности столицу (Париж, например) врагу, а затем называть себя победителями. Им нужно либо проиграть, либо победить. Это не потому, что русские лучше других. Это потому, что такой их сделала русская история.

Возможно, и она конечна. Даже скорее всего конечна. Но не сейчас! Это и есть категорический императив Русского государства, русской нации и русской власти, живущих друг с другом далеко не в мире и спокойствии (и корень зла здесь - в русской власти, конечно).

Короче говоря, Владимир Путин абсолютно прав, утверждая, что сегодня (и чудовищный теракт в Беслане самое апокалиптическое, но далеко не единственное тому подтверждение), что России кем-то (может быть, марсианами или просто безжалостной историей) объявлена тотальная война на уничтожение. Глубочайший кризис национальной безопасности, наложившийся на глубочайший политический кризис (в этом суть Бесланского холокоста), с неизбежностью поставил перед Путиным, слабый он президент или сильный, вопрос о необходимости принятия чрезвычайных мер по ликвидации и того и другого.

Обоснованность упреков

Упреки реформам, предложенных Путиным, совершенно обоснованы, если даже официально сам Кремль не хочет их принимать и признавать. Политическая квинтэссенция этих реформ - отмена выборности глав субъектов Федерации и замена смешанной системы выборов пропорциональной (по партийным спискам).

Действительно, эта реформа (точнее говоря, один из ее пунктов - отмена выборов губернаторов, ибо переход от смешанной к чисто пропорциональной системе выборов шагом назад от демократии нельзя назвать вовсе) имеет следствием:

- выход за пределы конституционного поля если и не по букве, то по духу;

- трансформацию страны из федерации в унитарное государство;

- ограничение сферы действия демократических выборных процедур и переход от непосредственной демократии (на региональном уровне) к плебисцитарной, то есть наименее демократичной форме демократического устройства.

И в этом смысле данная реформа есть шаг назад в демократическом развитии, если брать его не в историческом (всякий раз довольно запутанном) варианте, а как главу из учебника политологии.

Но я солидарен с Путиным в том, что сначала и прежде всего мы (он в первую голову) обязаны сохранить страну и нацию, а затем (желательно параллельно с тем) сохранить в России демократию.

В этой связи встает вопрос о целесообразности и соразмерности предложений Путина стоящим перед страной и нацией задачам, а именно:

1. Позволят ли эти меры сохранить страну и нацию, выполнить эту императивную (на этом настаиваю) для любого президента задачу?

2. Можно ли, сохранив страну и нацию, сохранить в стране и для нации демократию?

3. (Этот вопрос не задается, а он не менее существен, чем второй) Можно ли, добиваясь первого и второго, не уронить и так скандально низкий уровень материального благополучия основной части населения? Ибо зачем нам страна, где бедность и нищета стали нормой; зачем нам демократия, если более чем половине населения нет дела - и справедливо - до всех архитектурных изысков здания европейских свобод и прав человека, ибо нечего есть и нельзя уберечься от разгула преступности, даже и без всякого терроризма?

4. Можно ли было избрать другой путь, более (условно говоря) демократичный, но дающий тот же результат?

5. Принесет ли выбранный сценарий нужный эффект уже не теоретически, а практически - в реальном его исполнении?

Попытаюсь ответить последовательно на все эти пять стоящих перед Россией и ее народом, перед Русской Демократией в конце концов, вопросов, разобрав все существенные плюсы и минусы предложений президента.

Выбор Путина как выбор России
2. Все еще демократия или уже авторитаризм?

Ответьте вместе c Виталием Третьяковым на вопросы о целесообразности и соразмерности предложений Путина стоящим перед страной и нацией задачам.

В первой части статьи ("РГ", 16 сентября) я попытался, помимо прочего, показать, что окончательно осознанный обществом и властью только после Беслана кризис национальной безопасности России наложился на сильнейший и давно развивающийся (в том числе и под внешней оболочкой стабильности) политический кризис, который официальные лица предпочитают называть кризисом управляемости.

Два эти кризиса усугубляют друг друга - чем больше террористических атак, тем больше неуправляемости; чем больше неуправляемости, тем больше возможностей для действий террористов.

Вопрос стоит так: оптимальны ли предложенные президентом политические реформы для того, чтобы вывести Россию из обоих этих кризисов, не порушив при этом основные институты демократии?

Наша демократия

Она отвратительна, а точнее говоря до сих пор она является скорее псевдодемократией, квазидемократией, парадемократией, но отнюдь не демократией ни в классическом, ни в современном смысле этого слова.

Почему мы не сумели построить более или менее нормальную демократию? Тому есть много объяснений, но они уведут нас в сторону от основной темы. Поэтому сейчас меня интересует скорее не история болезни, а собственно диагноз.

Большинство современных развитых демократий являются, во-первых, представительными (население голосует, а правят от его лица избранные им президенты и парламентарии), во-вторых, элитизскими. То есть народные избранники являются народными лишь по формальному источнику, давшему им власть, но не по своему составу или происхождению. По своему составу это представители элит.

В дурных качествах российских элит и видят многие российские же политологи первоисток всех бед нашей демократии.

Итак, политическими процессами в России (и на Западе) занимаются представители элит. Они есть главные активисты российской политики.

Однажды мне уже приходилось писать, кто конкретно стал главным субъектом российской политики в 90-е годы. Это центральная власть, региональная власть, олигархи (крупнейшие бизнес-группы), КПРФ и оргпреступность. Народ (простые избиратели) был допущен к политическим процессам, во-первых, исключительно во время выборов, во-вторых, только на условиях той агитации, которую выдавали ему российские СМИ (в первую очередь телевидение), принадлежавшие либо власти (центральной или региональной), либо олигархам.

Главные задачи, которые решали основные субъекты российской политики в 90-е годы, состояли в следующем: а) сохранить или захватить власть; б) захватить и сохранить собственность; в) не допустить до власти самый мощный, опирающийся на относительное большинство населения политический субъект - КПРФ.

Этому отводилось 90 процентов времени и усилий. Лишь оставшиеся десять тратились на решение общенациональных и государственных задач.

Соответственно этим интересам складывалась и конструктивно, и практически система политического устройства - ровно настолько демократическая, чтобы иметь возможность властвовать и приобретать собственность самим, ровно настолько недемократическая, чтобы власть не получили коммунисты, а собственность - конкуренты.

Эту конструкцию мы и получили к началу нового века. Плюрализм конкурирующих за власть и собственность и собственность конкретных субъектов придавал этой конструкции видимость демократичности.

Партеобразные (кроме КПРФ) субъекты, плававшие на поверхности политического процесса, довольно быстро были финансово порабощены либо олигархическими, либо властными структурами.

Выборы в Думу

Переход от смешанной системы выборов (выборы и по одномандатным округам, и по партийным спискам), взятой на вооружение исключительно для того, чтобы КПРФ не получила в Думе абсолютное большинство, к выборам только по партийным спискам не является признаком ухода от демократии и в теории, и на практике. Ибо абсолютное большинство одномандатников на выборах всех четырех Дум были лишь выставленными партийными, властными или олигархическими структурами кандидатами, которые сразу же после победы на выборах записывались в соответствующие партийные фракции. Правда, несколько более внимательно относящимися, если хотели, к запросам конкретных избирателей. Но необязательно, ибо никакого реального механизма отзыва депутатов не было и нет до сих пор. Переход к выборам только по партийным спискам положения дел здесь фактически не меняет, но имеет претензию на то, чтобы в стране наконец возникли новые общенациональные партии, скрепляющие снизу доверху общество и страну помимо официальных государственных скреп. Цель более чем благородная.

Однако остается вопрос: а возможно ли сегодня вообще и в России в частности создание новых общенациональных партий? Не является ли эта цель просто утопической?

Крайне дискуссионный вопрос.

Губернаторы как проблема

Главы субъектов Федерации (упрощенно - губернаторы), чья выборность фактически отменяется новым предложением президента, составляли все последнее время не меньшую проблему для центральной власти, чем олигархи и оргпреступность.

Отказ от их выборности прямым народным голосованием, безусловно, является шагом назад от классической да и современной моделей демократии.

При этом важно констатировать то, что практически никто из демократически избранных губернаторов, президентов и глав администрации не правил на своих территориях демократически. Более того, во многих субъектах Федерации они установили прямо деспотические или авторитарные режимы, на фоне которых центральная власть могла бы показаться идеалом демократии. Главы регионов и их команды стали одним из главных тормозов развития демократических процессов и обновления элит в России.

Почти никто из губернаторов не допускал развитие демократии на муниципальном уровне, тем более - местного самоуправления. Зато все они участвовали прямо или косвенно, лично или через родственников и подставных лиц в разделе собственности на вверенных им территориях, не подпуская к этой собственности ни конкурентов, ни тем более народ. Почти все главы субъектов Федерации создавали исключительно подконтрольные себе региональные парламенты и подминали под себя региональные СМИ. Долгое время они фактически контролировали все региональные силовые структуры и спецслужбы, включая и те, что входили в систему МВД и ФСБ. И уж конечно - суды.

Новые фигуры, приходящие к власти в субъектах Федерации, если они не были продавлены административным ресурсом Центра, были прямыми ставленниками либо общефедеральных, либо региональных олигархических групп или даже преступных группировок. В ряде регионов, где соотношение между конкурирующими структурами подобного рода было примерно одинаково, с помощью механизма демократических выборов на самые высокие посты избирались и вовсе неадекватные фигуры.

Подкуп избирателей и использование административного (вплоть до силового) ресурса стали нормой, а не исключением региональных избирательных кампаний.

Почти никто из глав регионов не только не хотел, да и не мог покинуть свой пост, ибо, во-первых, многие из них не успели (или не сумели) расплатиться собственностью по обязательствам финансировавших их приход к власти групп, а во-вторых, уход с поста почти автоматически открывал бы серию уголовных дел, прежде всего связанных с переделом той же самой собственности.

В этих условиях сохранение власти любым путем стало смыслом жизни и деятельности многих глав регионов, а если все поводы для сохранения этой власти исчерпывались, то они готовили и продвигали себе на замену представителей своих же властно-собственнических кланов или просто родственников.

Одновременно многие шантажировали Кремль, отказывавший им в поддержке, национальными и межнациональными взрывами на своих территориях. И Кремль очень часто вынужден был отступать, ибо понимал, что в их руках есть все ресурсы для того, чтобы такое устроить.

Короче говоря, демократически избранные главы субъектов Федерации не были проводниками демократии на своих территориях, в корне душили любое проявление оппозиционности, приватизировали большую часть региональной собственности и перераспределяли в пользу своих клиентов (а часто и хозяев) финансовые потоки, идущие из Центра.

Справедливости ради надо признать, что в отдельные моменты (но, как правило, в обмен на собственность и сокрытие своих грехов) главы субъектов Федерации приглушали региональный или национальный сепаратизм, что помогло не разрушить Россию в начале 90-х годов и в ходе первой чеченской кампании.

Главы субъектов Федерации - одна из самых больших политических проблем современной России. Вот причина, по которой Путин решил самым радикальным образом лишить их легитимности, основанной на прямом волеизъявлении избирателей. Подспудная, не произносимая публично мотивировка (впрочем, Валентина Матвиенко проговорилась): знаем мы, как это волеизъявление формируется.

Данная проблема, между прочим, имеет прямое отношение к борьбе с терроризмом, особенно в некоторых регионах, в первую очередь северокавказских, но не только. И прямое же отношение к борьбе с оргпреступностью, слишком основательно вошедшей во власть именно на региональном уровне, и с коррупцией.

Я абсолютно согласен, что подавление деспотизма, полной неподотчетности избирателям и направленной против федеральной власти активности региональных властно-владетельных кланов являлось и является одной из самых приоритетных задач Кремля.

В этом смысле наиболее неясны следующие моменты. Чем гарантируется то, что назначенцы будут более демократичны, чем прежние "народные избранники"? На какие силы (кроме Москвы) они будут опираться в своих регионах, если новых региональных элит им никто не даст, а старые будут руководствоваться указаниями прежних хозяев? Продуман ли механизм формирования новых региональных элит? На кого будет теперь направляться протест народных масс в случае крупных катастроф или экономических провалов в регионах - только на Москву? Наконец, если снижение легитимности глав субъектов Федерации в обычных обстоятельствах блокирует спонтанные проявления сепаратизма, то как этот же фактор скажется в обстоятельствах форс-мажорных, например, в случае внезапного оставления своего поста (или иных сходных случаев) президентом страны, избранным прямым голосованием? Премьер-министр, заступающий на его место по Конституции, в глазах региональных парламентов столь же легитимным не будет. Не вышлют ли тогда некоторые региональные законодательные собрания "ставленников Москвы" за пределы своих территорий и не изберут ли других?

Федерация или унитарное государство?

Тоже крайне дискуссионный вопрос. Многие склоняются к тому, что унитарная форма государства в настоящих условиях гораздо предпочтительней для России, включая и ее так называемые национальные регионы. Но многие ли считают так (или решатся произнести это вслух) в самих национальных регионах? Сохранить вид Федерации при фактическом назначении из Москвы глав ее субъектов будет крайне затруднительно. Не получится ли, что главы краев и областей, назначенные по новой системе, окажутся менее легитимными, чем президенты некоторых республик, если население этих республик откажется переходить на новую систему? В этом случае Федерация вновь станет опасно асимметричной.

Плебисцитарная демократия

Как уже отмечалось в первой части статьи, предложенная Владимиром Путиным система более всего напоминает плебисцитарную демократию, то есть самую недемократичную форму демократии. Это уже проблема, ибо исключительно как отступление назад от "настоящей демократии" предшествующего этапа этот шаг будет рассматриваться и уже рассматривается и на Западе (в тонкости, за исключением нескольких десятков неангажированных экспертов, там никто вдаваться не будет), и многими у нас.

Плебисцитарная демократия, упрощенно говоря, основана на том, что избранного прямым всенародным голосованием и обязательно харизматического главу государства общество наделяет самыми широкими властными полномочиями, выходящими за рамки демократических условностей. Просто потому, что общество устало от груза нерешенных проблем и произвола бюрократии, который, как это общество понимает, не остановить никакими демократическими процедурами, ибо и эти процедуры бюрократия (или олигархи, или преступность) используют против народа.

При этом для реализации всей позитивной программы такого харизматического лидера требуется достаточно длительный срок, в нашем случае явно выходящий за пределы 2008 года. Кроме того, обществу потребуются зримые и частые доказательства положительных результатов такого правления.

Наконец, возвращение из плебисцитарной демократии в "нормальную" всегда крайне затруднительно и редко проходит без эксцессов.

Юридические проблемы

То, что Конституция России далека от совершенства, скроена во многом на скорую руку, подогнана под политические задачи власти периода 1993 года и уже во многом расходится с реальными политическими процессами в стране, в том числе и самыми объективными, это очевидно. Но все-таки она есть, и вопрос о ее изменении, который, несмотря на все эти несовершенства, до сих пор фактически консенсусно ни одна из политических сил или фигур не ставила, может теперь возникнуть. А кроме того, есть ведь и конституции республик в составе Российской Федерации.

План есть, но изложен не весь

Множество весьма острых вопросов, возникающих при знакомстве с планом политических реформ, изложенных Владимиром Путиным, показывает как минимум следующее:

- президент взваливает на себя слишком большую ответственность, что может быть мотивировано, конечно, не властолюбием, а только чрезвычайностью вызовов, брошенных стране;

- но далеко не всеми эти вызовы воспринимаются с той же серьезностью, что и самим президентом;

- изложен не весь план политических реформ, а лишь его часть, ибо не предложено достаточного набора мер, компенсирующих убытие демократических процедур по крайней мере в столь очевидном пункте, как ликвидация прямых выборов глав регионов; кроме того, не объяснено, откуда и столь стремительно возьмется новая элита, способная на всей территории страны, а не только при голосовании в Думе, руководствоваться новыми установками президента.

Компенсирующие меры

Их, как мне представляется, должно быть довольно много, и я уверен, что их полный список президенту нужно изложить.

Со своей стороны, я вижу в качестве части этих мер (далеко не всех) следующее:

- возвращение Думе части изъятых у нее функций, прежде всего в сфере публичной политики;

- переход к выборности членов Совета Федерации прямым голосованием в регионах;

- дебюрократизацию выборов в региональные собрания, прекращение третирования не экстремистских оппозиционных сил и политиков в регионах;

- всемернейшее укрепление реального местного самоуправления;

- выведение судебной системы из-под фактического административного контроля региональных руководителей что старых, что новых;

- конституирование Общественной палаты, функции которой еще надо прояснить, в статусе, никак не принижающем статус Думы и Совета Федерации, и, естественно, не в виде органа, собирающего записных членов всех и всяческих советов, одобряющих все, что им не предложат;

- прекращение дошедшей до опасного предела деполитизации федеральных телеканалов.

Ответы на вопросы

В конце первой части этой статьи я поставил пять вопросов, обещав дать на них ответы. В сущности я это уже сделал в разных местах данного текста, но чтобы не создавалось впечатления манкирования своим обещанием, приведу эти ответы в предельно краткой и ясной форме.

1. Позволят ли меры, предложенные президентом, сохранить страну и нацию перед лицом угрозы международного терроризма и глубокого политического кризиса? - Да, если будут дополнены рядом иных мер и проработаны с учетом всех возникающих сомнений и имеющихся неясностей.

2. Можно ли, сохранив страну и нацию, сохранить в стране демократию? - Да, с той лишь оговоркой, что фактически эту демократию у нас нужно строить заново и растить снизу.

3. Можно ли, добиваясь первого и второго, не уронить и так скандально низкий уровень материального благополучия населения? - Да, причем не только можно, но и необходимо, ибо в конечном итоге только бедность и нищета, воспринимаемые как прямое следствие реформ 90-х годов, и отвратили большинство населения и от реформ, и от любых реформаторов, и от демократии.

4. Можно ли было избрать другой, более демократический путь, чем тот, что предложен президентом Путиным, но дающий тот же результат? - Не знаю, тут очень много сомнений и неясностей. Ясность только в одном: нельзя дальше идти ни путем 1990-х годов, ни путем умеренной корректировки того, что было в 1990-х. В остальном - нужна общенациональная экспертная дискуссия.

5. Принесет ли выбранный сценарий нужный эффект уже не теоретически, а практически - в реальном исполнении? - Самый трудный вопрос. Не могу дать однозначного ответа. Но знаю, что и Путин лично, и вся страна очень рискуют, если в реальности ответ будет отрицательный.

Заключительные замечания

Новая кавказская политика, разработка которой долгое время, кстати, блокировалась как раз региональными элитами Северного Кавказа, на сей раз должна быть предельно точной и исключительно эффективной. Ибо лимит времени для безынициативности России в этом регионе уже исчерпан. Владимир Путин, собственно, и сам сказал это в несколько иных выражениях в своем выступлении 13 сентября.

За скобками остался вопрос о новом курсе внешней политики России в сложившихся условиях. Здесь я по-прежнему остаюсь при своем старом мнении, что целый ряд своих внутренних проблем России невозможно решить без реинтеграции по обновленной модели значительной части постсоветского пространства. Решительной реинтеграции. Радикальной.

Последнее. Что-то очень важное Владимир Путин в своем выступлении 13 сентября недоговорил. Что-то, что он собирается сказать или сделать в ближайшее время.

Эта смысловая лакуна, лично мною ощущаемая, должна быть заполнена. Тогда и удастся точно ответить на вопрос из подзаголовка этой статьи, волнующий, конечно, не всех, но очень и очень многих: все еще демократия или уже авторитаризм?

16,17 сентября 2004