Константин Казенин: Крепок ли тыл России на Северном Кавказе?
18.09.2004

Казенин Константин Игоревич, шеф-редактор по Северному Кавказу информационного агентства "Regnum". Родился в 1971 году. Кандидат филологических наук, доцент филологического факультета МГУ. Автор публикаций по проблемам Северного Кавказа изданий Вести.Ру, Политбюро, Газета.Ру и др.

Предисловие
Дагестан
Ингушетия
Карачаево-Черкесия

Часть 1. Предисловие. Дагестан

Предисловие

Чечня остается одной из ключевых проблем для российской государственности. Очередной успех Кремля на выборах нового президента Чеченской Республики вряд ли эту проблему решит – выборы и референдумы в Чечне не первый год дают результат, нужный "федералам", но к радикальному улучшению ситуации в республике это не приводит.

Перед началом Второй чеченской войны в 1999 году имела место серьезнейшая попытка врагов России включить в зону конфликта соседние с Чечней республики Северного Кавказа. Дело не ограничивалось вторжением боевиков в Дагестан: очаги международного терроризма были тогда обнаружены – и частично погашены – также и в других северокавказских республиках.

Однако, пока в Чечне сохраняется напряженность, сохраняется и риск вовлечения в чеченскую "орбиту" других частей Северного Кавказа. События последних месяцев подтверждают это в полной мере. Вторжение боевиков в Ингушетию имело место 21-22 июня 2004 года. Практически одновременно операция по обезвреживанию группы боевиков проходила в Дагестане. Вскоре после этого новый глава МВД Карачаево-Черкесии заявил, что события, подобные ингушским, могут произойти и в его республике. Несмотря на все грозные сигналы, трагедия в североосетинском Беслане застала власти региона врасплох.

В нашу задачу не входит определение степени военной угрозы для республик, соседствующих с Чечней – ясно, что в той или иной степени эта угроза сохранится, пока в самой Чечне идет война. Наша цель – выявление основных внутренних проблем северокавказских республик. Очевидно, что, каковы бы ни были собственные возможности противников российской государственности на Кавказе, обострить обстановку в любом регионе удастся лишь в том случае, если там есть к этому внутренние предпосылки. Практика показывает, что таковые бывают особенно весомыми в период смены власти, независимо от того, проходит он путем всенародных выборов или по какой-то другой процедуре (здесь уместно напомнить, что вооруженный мятеж 1998 года в Дагестане, в ходе которого над зданием республиканского правительства взмыло зеленое знамя газавата, происходил как раз тогда, когда в республике готовилась смена руководства, хотя она тогда и не предусматривала всенародного голосования). Очередной выборный цикл на Северном Кавказе не так далек – 2006-2007 гг. Впрочем, не все риски, о которых мы будем говорить, напрямую связаны с выборами.

Мы остановились на проблемах трех республик Северного Кавказа – Дагестана, Ингушетии и Карачаево-Черкесии. Такой выбор обусловлен тем, что именно в них, не считая самой Чечни, в последние годы наблюдались наиболее серьезные внутренние противоречия. Для каждой из трех республик мы пытаемся обозначить наиболее важные, "системные" проблемы. Мы считаем целесообразным, с определенной периодичностью, продолжать мониторинг по этим проблемам в будущем.

Дагестан

Из всех национальных республик в окрестностях Чечни Дагестан имеет наибольшее политическое и военное значение и скрывает в себе наибольшие риски. Причины этому следующие:

1. Геополитическое положение республики – выход к Каспийскому морю, граница с Азербайджаном (Дагестан – единственная из Северо-Кавказских республик РФ, через которую можно проехать в Закавказье по равнинной трассе);

2. Большое количество национальностей, сложная система межнациональных "сдержек и противовесов";

3. Наиболее развитая на Северном Кавказе исламская традиция.

ИСЛАМ

Следует прежде всего прокомментировать третье обстоятельство, редко упоминаемое в СМИ – особую роль ислама в Дагестане. Как минимум со времен позднего средневековья, Дагестан стал центром мусульманского просвещения на Кавказе – своеобразным аналогом Ирландии в средневековой Европе. В 19 веке, при значительном количестве рядовых бойцов-чеченцев в отрядах антироссийского сопротивления, идейно-политическое руководство ими неизменно осуществляли дагестанцы. Основная идейная борьба внутри современного кавказского ислама и сегодня идет именно в Дагестане.

Многовековая укорененность ислама в жизни народа периодически приводила к спору ислама "традиционного", связанного с народными религиозными устоями и практикой, и ислама "чистого", декларирующего свою свободу от "примесей" народных традиций. При этом, в исторической перспективе, одно и то же направление ислама могло играть то роль "традиционного", то роль "чистого". Именно так случилось с суфизмом – тем мистическим направлением ислама, которое сейчас в Дагестане практически открыто называют "официальным". Во внутрикавказской перспективе, война горцев против России в 19 веке была именно "суфийской революцией". Имам Шамиль и его непосредственные предшественники, будучи учениками наиболее авторитетных и образованных дагестанских приверженцев суфизма, боролись прежде всего за утверждение в Дагестане и Чечне исповедуемого ими ислама, за очищение местного ислама от "народных" традиций и верований (что привело в первую очередь к гражданской войне, в которую Россия вмешалась уже позднее). В 90-е годы 20-го века практически под этими же самыми лозунгами "борьбы за чистоту" приверженцы ваххабизма боролись в Дагестане уже с суфийским исламом.

В связи с новейшими религиозными конфликтами в Дагестане необходимо, на наш взгляд, иметь в виду два обстоятельства:

1. Отраженное российскими СМИ деление дагестанского ислама (с проекцией на всех северокавказских мусульман) на "пророссийский" и "антироссийский", или ваххабитский - не изначально существующее противопоставление, а результат сложной динамики последних лет. Поэтому данное деление никак нельзя считать статичным и неизменным.

2. Ситуация внутри "неваххабитского" ислама остается достаточно сложной, серьезные конфликты могут в обозримом будущем выйти наружу и вновь оказаться политичски востребованными, в том числе со стороны антироссийских сил.

Внутриисламские конфликты 90-х годов

Для подтверждения первого тезиса необходимо сделать краткий экскурс в историю. В 1990 году прекратило существование Духовное управление мусульман Северного Кавказа, находившеся в Буйнакске (Дагестан). Падение этой целиком подконтрольной КГБ СССР структуры сопровождалось выходом из полуподпольного положения большого числа образованных и амбициозных исламских активистов. Единого, общепризнанного лидера среди них не было. Достаточно быстро образовалось два центра влияния. С одной стороны – это шейх Саид-Эфенди Чиркейский (Ацаев) и его ближайшее окружение. С другой стороны – исламский богослов Багаутдин Магомедов, его брат Аббас Кебедов и близкие им люди. Одним из основных предметов противоречия между ними был вопрос об управлении мусульманами. Люди шейха Саида-Эфенди настаивали на возрождении духовных управлений – административных структур, решающих организационные вопросы жизни мусульман и регулирующих их взаимоотношения с властью. Багаутдин Магомедов в ответ напоминал, что "в Коране ничего не сказано о духовных управлениях", что эта структура навязана мусульманам извне (первое "Магометанское духовное управление" было создано указом Екатерины II) и что верный путь – избрать всем верующим эмира, единоличного духовного лидера с широкими полномочиями. При этом за сторонниками Саида-Эфенди уже тогда закрепился ярлык "тарикатистов" ("тарикатами" называют направления внутри суфийского ислама; Саид-Эфенди является одним из шейхов накшбандийского тариката), а сторонников Багаутдина лишь изредка называли ваххабитами, и это слово в начале 90-х еще не приобрело отрицательного (и шире – оценочного) звучания.

В первой половине 90-х отношения между "тарикатистами" и "багаутдиновцами" были достаточно напряженными, иногда даже балансировали на грани силовых эксцессов, но они принципиально находились вне парадигмы "пророссийский – антироссийский". Более того – как вспоминает один из мусульманских активистов Дагестана той поры, основатель Исламской демократической партии РФ Абдурашид Саидов, до первой чеченской войны именно тарикатисты поддерживали режим Джохара Дудаева. Что касается Багаутдина, то до конца 1994 года он жил довольно бедно и, скоре всего, не получал никакой поддержки извне.

Поддержку тарикатистами Дудаева вряд ли можно рассматривать как антироссийскую линию с каким-либо дальним прицелом. В ту пору, при крайней слабости молодой демократической России, еще совершенно неясно было, как на Кавказе "ляжет карта" - и даже первый советский поэт Дагестана Расул Гамзатов счел возможным получить в подарок от Дудаева "Мерседес". И все же не следует забывать – сам Дудаев уже в то время абсолютно открыто выступал за отделение Северного Кавказа от России. Тем не менее, например, журнал "Наш Дагестан", главным редактором которого был один из наиболее активных сегодня борцов с ваххабизмом и сторонник нынешних властей Дагестана Муртаза-Али Дугричилов, в 1-м номере за 1992 год так комментировал реакцию Турции на происходящее в Чечне: "Обстоятельно освещала события в Чечне и турецкая пресса. "Чеченцы просят помощи", "Русские танки у наших дверей", "Кавказ – наш", "Победа чеченцев", "Внимание мира приковано к Чечено-Ингушетии" - вот далеко не полный перечень публикаций, заголовки которых свидетельствуют о симпатиях турков к чеченцам, добивающимся независимости. Возможно, эти симпатии объясняются тем, что в свое время все (за исключением одного) семь президентов Турции также, как и Джохар Дудаев, имели военное прошлое." Через две страницы в том же номере помещен "гимн единства" Конфедерации горских народов Кавказа: "Слетайтесь, горные орлы, Зовет нас к жизни клич свободы… Родной Кавказ, ты – наше тело, Ты – кровь, пролитая в боях, Мы за тебя погибнем смело, Как повелел нам сам Аллах".

Однако с началом первой чеченской войны серьезную поддержку от зарубежных фундаменталистских организаций получил именно Багаутдин Магомедов и его сторонники. Одна из существенных причин такого выбора могла состоять в том, что у "багаутдиновцев" был шанс создать более ясную и дееспособную организационную структуру. Выбранный сторонниками Саида-Эфенди путь создания духовных управлений к началу первой чеченской войны в 1994 году демонстрировал свою неэффективность. Связано это было с тем, что духовные управления стали размежевываться по национальному признаку. Наряду с "аварским" духовным управлением, где определяющую роль играли сторонники Саида-Эфенди (аварца по национальности), возникли кумыкское, лакское и некоторые другие духовные управления, отношения между которыми зачастую были напряженными. При едином "эмире", за избрание которого ратовал Багаутдин, была надежда избежать подобных проблем, а декларированная Багаутдином цель "очищения" ислама давала возможность освободиться, вместе с народными традициями, и от межнациональных противоречий – так, по крайней мере, могли рассуждать зарубежные "спонсоры".

Примерно в 1994-95 годах в Дагестане была также зафиксирована серьезная активность проповедников из арабских стран. Они основали в нескольких селах общины, некоторые из которых сами называли себя ваххабитскими (как, например, в селе Кванада Цумадинского района Дагестана), а также способствовали поездкам дагестанских юношей на учебу в мусульманские учебные заведения арабских стран, в которых проповедовался ислам, далекий "тарикатизму". Все это обостряло внутриисламский конфликт. Однако дагестанские власти сохраняли в нем нейтралитет.

Нынешняя конфигурация "пророссийского" и "антироссийского" ислама (с безграничной поддержкой первого республиканскими властями) сформировалась лишь в 1998 году. К тому времени произошло два заметных события. Во-первых, "аварское" Духовное управление постепенно завоевало позиции общедагестанского. При этом руководивший им муфтий Саидмухаммад-хаджи Абубакаров был сыном человека, наиболее близкого шейху Саиду-Эфенди как минимум с начала 90-х. Саид-Эфенди получил реальный статус "фигуры номер один" в дагестанском исламе и уже с этих позиций он и его сторонники могли вести диалог со светскими властями.

Во-вторых, ваххабизм стал развиваться и в Чечне, причем там он противостоял Масхадову, с которым Москва как раз тогда пыталась договориться. Все это давало шанс сторонникам "тарикатизма" наконец привлечь власти Дагестана на свою сторону. "Момент истины" наступил в августе 1998 года, когда ваххабитская община сел Карамахи и Чабанмахи объявила эти села "независимой исламской территорией", а через три дня в Махачкале был убит муфтий Абубакаров. Убийство муфтия так и не было раскрыто (не раз высказывались предположения об его экономической подоплеке), однако сторонники Духовного управления тут же обвинили в произошедшем ваххабитов и потребовали отставки руководства Дагестана, как не способного с ними эффективно бороться. Возможно, впервые увидев в Духовном управлении серьезную силу, председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов выступил на его стороне. Однако мгновенно сделался "старшим братом" по отношению к своему новому союзнику – новым муфтием стал значительно менее авторитетный и харизматичный, чем его предшественник, Ахмед Абдуллаев. При нем быстро закрепилась зависимость Духовного управления от светских властей республики. Одновременно в 1999 году Народное собрание Дагестана приняло Закон о запрете ваххабизма.

Так в результате довольно сложных метаморфоз, происшедших за исторически короткий отрезок времени, сформировалась общепризнанная в сегодняшнем Дагестане дихотомия: ислам "официальный", мирный и подконтрольный светским властям vs. ислам экстремистский и настроенный антироссийски.

Современные внутриисламские конфликты

Как таковые "багаутдиновцы" к началу 21 века окончательно криминализовались и маргинализовались. Но внутри "официального" ислама в Дагестане происходят довольно странные процессы. В сентябре 2003 года появились сообщения о массовых (по 40 и более человек) задержаниях верующих во время молитвы в различных мечетях Махачкалы. В официальном комментарии МВД Дагестана по этому поводу было сказано, что "аресты в мечетях связаны с работой экстремистского подполья, идеологов ваххабизма, которые продолжают вербовать в свои ряды неустроенную и неидеологизированную молодежь". На прошедшей 31 октября 2003 года расширенной коллегии прокуратуры РД , однако, отмечалось, что эффективность таких действий проблематична из-за неопределенности самого понятия "ваххабизм" в Дагестане. Вместе с тем существенно, что мечети, в которых проводились такие мероприятия, не находятся под полным контролем Духовного управления.

Еще более напряженной обстановка стала весной 2004 года, когда имела место попытка создать "альтернативное" духовное управление мусульман Дагестана. Она была зафиксрована в апреле на сходе мусульман возле мечети на окраине Махачкалы, в Редукторном поселке. Данные о количестве участников схода приводятся разные, информация о лидерах данной акции тоже достаточно противоречивая. Тем не менее публичная полемика, развернувшаяся вокруг данного события в конце апреля – мае 2004 года, позволяет выявить основные характеристики конфликта.

Прежде всего, очевидно, что часть мусульман Дагестана недовольна политикой, проводимой Духовным управлением. "На поверхности" основная претензия к ДУМД – недочеты в организации хаджа (паломничества в Мекку). Однако "на заднем плане" в ходе полемики всплывают и более принципиальные противоречия: по мнению оппонентов ДУМД, данная структура находится под тотальным контролем шейха Саида-Эфенди Чиркейского, при том, что в Дагестане достаточное количество других шейхов, сравнимых с Саидом-Эфенди по уровню религиозного образования и авторитета в исламском мире.

Отчасти присутствует во внутриисламском противостоянии и национальный подтекст. Саид-Эфенди и его ближайшее окружение – аварцы по национальности, однако среди авторитетных в Дагестане шейхов и имамов (настоятелей) мечетей есть, в частности, и даргинцы, и кумыки. О национальном подтексте говорят требования, которые выдвинули представители оппозиционного ДУМД духовенства на встрече с руководителями Комитета по делам религий Правительства РД 17 мая 2004 года. Среди этих требований было избрание нового состава Совета алимов (мусульманских богословов) по принципу пропорционального делегирования их от всех народов Дагестана.

Представители ДУМД не раз заявляли, что нынешний конфликт "заказан" определенными политическими силами. Однако до сих пор это остается лишь предположением – прямых свидетельств контакта оппозиционного духовенства с кем-либо из политиков на сегодня нет. Считается, что к мечети в Редукторном поселке Махачкалы – одному из "центров" оппозиционного духовенства – близок мэр Махачкалы Саид Амиров, однако по поводу происходящего конфликта он никак не высказался. Независимый дагестанский еженедельник "Черновик" - как считается, близкий видному представителю "аварской оппозиции", депутату Госдумы Магомеду Гаджиеву (см. о нем ниже) – подробно освещая противостояние ДУМД и оппозиционных алимов, соблюдает при этом "нейтралитет".

"Что есть ваххабизм?"

Одной из опасных черт современного внутриисламского противостояния является активное использование в нем термина "ваххабизм", преимущественно представителями ДУМД. Оппоненты ДУМД при этом утверждают, что в наши дни, в отличие от 90-х годов, сам этот термин неактуален, поскольку ваххабитом не является ни один представитель духовентства, вовлеченный в противостояние. Эту позицию выразил, в частности, член Президиума Союза Мусульманских журналистов Дагестана Ясин Расулов на страницах еженедельника "Черновик" (N19 от 14.05.2004): "Все алимы Духовного управления, включая самого муфтия, являются мюридами [духовными учениками – К.К.] шейха Саида Афанди Ацаева. И вся трагедия заключается в том, что после принятия Закона "О запрете ваххабизма" именно эти люди получили исключительное право определять, "что есть ваххабизм?", отличать "истинный" Ислам от "неистинного". А "истинный" Ислам они видят только через призму тарикатского учения шейха Саида Афанди и нескольких книг по старому шафиитскому фикху [мусульманскому правовоедению, основанному на традициях шафиитского масхаба (направления) суннитского ислама, доминирующего в Дагестане – К.К.]… В силу того, что в законе нет четкого и ясного определения религиозного экстремизма, ярлык "ваххабита" так называемые алимы или эксперты навешивают на всякого, кто выходит за границы их узкого понимания Ислама, на всякого инакомыслящего, идеологического противника ДУМД и суфийского конкурента аварского шейха Саида Афанди… Все это приводит к тому, что борьба с ваххабизмом… выливается в острое религиозное противостояние, в которое вовлекаются силовые структуры."

Отвечая на эти обвинения, муфтий Дагестана Ахмад-хаджи Абдуллаев признал, что ваххабизм – "это устаревшая проблема, которая как таковая на сегодняшний день отсутствует". Однако некоторые шаги духовных и светских властей Дагестана говорят о том, что "антиваххабитский" маховик – возможно, по инерции 90-х – продолжает совершать довольно опасные движения. Достаточно сказать, что главный редактор подконтрольной ДУМД газеты "Нур-уль-ислам" ("Свет ислама") Магомед Гаджиев, отвечая на публикации уже упомянутого Ясина Расулова, назвал их "отравленной лапшой адвоката ваххабизма". Симптоматично и принятое в апреле 2004 года решение Совета алимов ДУМД о запрете распространения на территории Дагестана большого количества религиозной литературы, получившей ярлык "экстремистской". В ее число попали все русские переводы Корана, а также, например, книги имама мечети на Поклонной горе в Москве Шамиля Аляутдинова, который в симпатиях к экстремизму никогда раньше не обвинялся.

Особого внимания заслуживает вопрос о вовлечении в религиозное противостояние силовых структур. На республиканском уровне этот процесс к весне 2004 года явно "затормозился" - судя по информации о различных совещаниях руководителей силовых структур Дагестана, они жалуются на недостаток информации о происходящем среди мусульман республики и не готовы предпринимать каких-либо активных действий. Однако на районном уровне ситуация иногда оказывается иной. Так, интернет-издание dagpravda.ru сообщила об аресте в мае 2003 года нескольких жителей Цумадинского района были арестованы на 15 суток за то, что они не приняли участие в ежедневной послеобеденной молитве в пятницу – в отказе от нее (мотивируемом тем, что в пятницу днем происходит совместная молитва верующих в мечети, и она "накладывается" по времени на послеобеденную молитву) усмотрели проявление "ваххабизма".

Итак, противостояние внутри дагестанского ислама носит сейчас гораздо более сложный характер, чем во второй половине 90-х. По обе стороны "баррикад" люди, в действительности достаточно далекие от экстремизма и ваххабизма, однако зачастую делаются попытки приложить к новым реалиям старые понятия. Принципиально важно, чтобы федеральная власть преодолела инерцию 90-х и не солидаризовалась полностью с "антиваххабитской" стороной конфликта – результатом этого, в частности, может стать национальное противостояние. Борьба против ислама, нелояльного России, может неожиданным образом переплетаться с борьбой против ислама, нелояльного отдельно взятому Духовному управлению, и такой результат будет вовсе небезопасным.

Из предложенного выше краткого анализа новейшей истории дагестанского ислама следуют два вывода:

1. Не следует абсолютизировать лояльность России того или иного направления ислама. Отношение исламских лидеров к России обусловлено прагматическими соображениями текущего момента.

2. Ведя борьбу с реально экстремистским и реально антироссийским исламом, светским властям – и федеральным, и региональным - важно не слишком "плотно" связывать себя союзными обязательствами с теми или иными исламскими лидерами. Дело не в абстрактной опасности "предательства" со стороны последних, а в том, что их поведение имеет свою собственную логику и свои локальные задачи. Априори поставить знак равенство между этими задачами и задачами сохранения территориальной целостности России и стабильности на Северном Кавказе было бы, при всех условиях, несколько рискованно.

ПОЛИТИКА И ЭКОНОМИКА

Перспективы экономического и политического развития Дагестана серьезным образом завязаны на национальные проблемы.

Экономика и национальный фактор

В экономическом плане сейчас республика в основном зависит от дотаций из Москвы. Только 17% расходной части бюджета на 2003 год складывались из собственных поступлений, остальную часть составили дотации федерального бюджета.

В Дагестане есть четыре основных источника доходов: нефть, рыба и морепродукты, морской и железнодорожный транзит, газ (таким "джентельменским набором" не может похвастаться никакая другая республика Северного Кавказа). Запасы нефти на дне Каспийского моря оцениваются в 500 млн тонн. Несмотря на это, реальный уровень нефтедобычи держится на достаточно скромной отметке 300 тыс. тонн в год. Прогнозируемый Минпромнауки Дагестана рост нефтедобычи до 2019 тыс. тонн в год (это было бы приближением к уровн Чечни) в 2015 году возможен при вводе в эксплуатацию 134 новых скважин, значительная часть которых должна быть пробурена на дне моря (пока степень освоения дагестанской части каспийского нефтяного шельфа оценивается в 1%). Запасы газа скромнее, добыча в последние годы держится на уровне 600-800 млн. кубометров в год, что примерно соответствует собственным потребностям республики. Прогнозируемый Минпромнауки выход через 10 лет на уровень добычи 2254 млн. кубометров возможен лишь при вводе 27 новых скважин. Что касается рыбы и морепродуктов, то здесь реальная статистика недоступна, поскольку огромная часть добычи ведется нелегально.

Распределение основных "угодий" идет по национальному признаку: управление той или иной отраслью дается влиятельному клану определенной национальности, пропорционально "весу" национальностей в республике. Сейчас, при некоторой доле огрубления, этот расклад выглядит таким образом: нефть (ОАО "НК "Роснефть – Дагнефть"") – аварцы, газ (ОАО "Даггаз", 100-процентная "дочка" Газпрома) – кумыки, железная дорога (Дагестанское отделение Северо-Кавказской железной дороги) – лакцы, морской транзит (ГУП "Махачкалинский морской торговый порт") – аварцы. Примечательно, что ни одну крупную, системообразующую экономическую структуру не возглавляет даргинец, хотя этот народ можно считать сегодня "правящим", т.к. даргинцами являются председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов и мэр махачкалы Саид Амиров. Однако их вряд ли можно назвать "проигравшими" и в экономике. И совсем не только потому, что гендиректор Махачкалинского торгового порта аварец Абусупьян Хархаров считается человеком, максимально приближенным к Магомедову. Гораздо важнее то, что именно правящая верхушка Дагестана сформировала нынешнюю систему межнациональных "сдержек и противовесов" (отчасти скопировав некотрые негласные "наработки" советского времени) и обеспечила себе контроль за ней. Однако система эта является тормозом для выхода Дагестана из положения безнадежной дотационности как минимум по двум причинам:

1. Противоречия между отраслями экономики годами не разрешаются во имя сохранения межнационального мира. Наиболее серьезное противоречие – между нефтяниками и морскими промысловиками. Оно однажды даже вышло на страницы местной прессы: в 2001 году официозная "Дагестанская правда" написала о том, как корабль, оснащенный дорогостоящими приборами для нефтяной разведки, вынудили покинуть каспийскую акваторию, не закончив разведку, поскольку этот корабль мешал ловле рыбы. Широкомасштабная промышлено-ориентированная разведка нефтяных запасов дагестанского шельфа Каспия по сути так и не начата – не в последнюю очередь потому, что она мешает морским промыслам.

2. Клановая модель экономики делает ее закрытой для внешних инвестиций – они слабы даже в нефтедобычу.

Политика. Будущие президентские выборы

Национальные проблемы традиционно считаются наиболее важными и при оценке политических перспектив Дагестана. Вплоть до 2002 года руководство Дагестана всеми силами сопротивлялось идее введения поста всенародно избираемого президента республики. Это мотивировалось неизбежным обострением межнациональных отношений "под выборы". В 2003 году неожиданно и без каких-либо внятных объяснения позиция республиканских властей перевернулась на 180 градусов: в июле Конституционное Собрание приняло новый Основной Закон республики , в соответствии с которым вводится пост президента. Первые президентские выборы главы Дагестана должны пройти в 2006 году. По какой бы процедуре они ни проводились, уже сейчас необходим серьезный анализ возможных рисков на этих выборах. Ниже предлагается краткий анализ нынешнего межнационального расклада в дагестанских "верхах". Даже если глава исполнительной власти Дагестана будет избираться республиканскими законодателями по представлению президента РФ, для выбора оптимальной кандидатуры необходимо будет учитывать позиции и взаимоотношения национальных элит.

Даргинцы

Сейчас даргинцы и занимают в республике основные командные высоты. Однако по численности они почти в полтора раза уступают аварцам. Поэтому у даргинских кланов, стоящих за председателем Госсовета Магомедали Магомедовым, перед выборами 2006 года будут два возможных сценария поведения: либо инициировать передачу власти новому лидеру-даргинцу, либо лоббировать выдвижение кого-то из аварских лидеров, который одновременно является "своим" для нынешних республиканских властей. И при том, и при другом сценарии выбирать, скорее всего, придется из очень узкого круга лиц.

Среди даргинцев практически единственный кандидат на "наследство" - 50-летний мэр Махачкалы Саид Амиров. В "активе" Амирова – большой опыт руководящей работы, повсеместно утвердившееся в республике мнение о том, что при нем городская инфраструктура Махачкалы сделала существенный рывок вперед. Пост мэра Махачкалы гарантирует и солидный финансовый базис с борьбе за президентство. Кроме того, целый ряд даргинских кланов ориентируются непосредствтенно на Амирова. Проблема с его кандидатурой, однако, заключается в другом: Амиров приобрел себе славу слишком "конфликтного" лидера. Проявилось это даже во внутридаргинских конфликтах. Так, в 1998 году, во время противостояния дагестанского руководства с даргинским кланом, контролировавшим город Каспийск, наибольшую активность проявлял именно Амиров (главную роль в "каспийском" клане играл бывший руководитель Дагестанского отделения Пенсионного фонда РФ Шарапутдин Мусаев, один из родственников которого осужден за соучастие в организации направленного против Амирова теракта в Махачкале в сентябре того же года). Известен также конфликт Амирова с лидерами лакцев – покойными братьями Магомедом и Надиршахом Хачилаевыми. Против Амирова направлены наиболее острые публикации и в "аварской" оппозиционной газете "Дагестанцы" (см. о ней ниже).

Кроме того, у Амирова нет безоговорочной поддержки в исполнительной власти республики. В частности, у него весьма непростые отношения с министром внутренних дел Адильгиреем Магомедтагировым. Аварец по национальности, Магомедтагиров был в 1998 году назначен на свой пост в ознаменование компромисса между главой республики Магомедали Магомедовым и рядом политиков, враждовавших в первую очередь именно с Амировым: Магомедов пошел им на уступку, "сдав" предыдущего главу МВД. Появившиеся весной 2004 года слухи об отставке Магомедтагирова (которые он лично вынужден был опровергать в эфире республиканского телевидения) многими наблюдателями были расценены как свидетельство растущих политических амбиций Амирова.

Еще один достаточно влиятельный даргинский клан Омаровых (мэр Каспийска Джамалутдин Омаров, его братья – заместитель министра внутренних дел Магомед Омаров, начальник Управления образования РД Камалутдин Омаров) вряд ли сможет начать самостоятельную политическую игру после того, как Магомед Омаров проиграл выборы в Госдуму в декабре 2003 года.

Аварцы

Аварская "старая гвардия"

В марте 2004 года о намерении бороться за президентский пост заявили два известных в республике аварских политика - председатель совета директоров ОАО "НК "Роснефть-Дагнефть"" Гаджи Махачев и член Совета Федерации Рамазан Абдулатипов. Совершая совместную поездку по районам республики , Махачев и Абдулатипов заявляли на встречах с земляками, что в борьбу вступят они оба, но будут действоать "в связке", страхуя друг друга на случай, если все другие кандидаты снимут свои кандидатуры.

Махачев выдвинулся в свое время как аварский лидер-"неформал", однако с середины 90-х твердо следовал в "форватере" дагестанского руководства. Оно отвечало Махачеву "взаимностью". Во-первых, сохраняло фактический монополизм ОАО "НК "Роснефть-Дагнефть"" в нефтяном секторе. Во-вторых, позволяло Махачеву легко переизбираться в Госдуму. На выборах в декабре 2003 года в Махачкалинском одномандатном округе кроме Махачева выдвинулось всего два малоизвестных кандидата. Однако в марте 2004 года появились первые признаки конфликта между Махачевым и мэром Махачкалы Амировым. В эфире дагестанского телевидения имела место интенсивная, хотя и довольно ничтожная по своему поводу, полемика Амирова и Махачева. Многими она была расценена как свидетельство того, что в республиканской "верхушке" началось размежевание в связи с грядущими выборами. Махачев имеет сильный экономический "базис", однако реальный уровень его популярности в республике определить сложно. "Выходец из неформальных структур" - ярлык для довольно консервативного дагестанского общества не лучший. Возможно, неслучайным является следующий симптом – в Махачкалинском одномандатном округе, где Махачев баллотировался без серьезных конкурентов, 7 декабря был зарегистрирован необычайно высокий для Северного Кавказа процент голосов "против всех" - более 15%.

Что касается Рамазана Абдулатипова, то, имея чрезвычайно редкий для дагестанских политиков имидж интеллектуала, он пользуется авторитетом у республиканской интеллигенции. Абдулатипов присутствовал в дагестанской политике вплоть до второй половины 90-х годов, а после этого утратил взаимопонимание с республиканским руководством и не проявлял политических амбиций у себя на родине. Его появление "в связке" с Махачевым поможет последнему избавиться от образа политика, слишком близкого "первым лицам" республики – Абдулатипов давно и часто критикует политику нынешнего руководства Дагестана и потому способен привлечь оппозиционный электорат. Важными для предстоящей борьбы за власть в Дагестане могут оказаться и московские связи Абдулатипова, которых Махачеву явно недостает. У Абдулатипова, наоборот, сейчас практически отсутствуют серьезные "работающие" контакты среди дагестанской бюрокартии и силовиков. (Он сам косвенно признал это в одном из недавних интервью: "Когда я приезжаю в Дагестан, вижу только спины убегающих чиновников".)

Аварская оппозиция

Оппозиционный Магомедову "проект", скорее всего, также будет аварским. Основу оппозиционной аварской группы составляют мэр Хасавюрта Сайгидпаша Умаханов , депутат Госдумы 4-го созыва Магомед Гаджиев и глава ГТРК "Дагестан" Тайгиб Абдусамадов. С 2003 года они выступают единым фронтом, что проявилось, в частности, на последних выборах в Госдуму. Тогда Магомед Гаджиев одержал победу по Буйнакскому одномандатному округу, значительно опередив кандидата, имевшего поддержку официальной Махачкалы. Заметные события той предвыборной кампании (в том числе нападения на штабы кандидатов) проходили именно в Хасавюрте – городе, администрацию которого возглаляет Сайгидпаша Умаханов, открыто критикующий дагестанское руководство. В "группу поддержки" Гаджиева на выборах входили и люди из команды Абдусамадова.

"Связка" Умаханов – Гаджиев – Абдусамадов имеет достаточно влиятельных сторонников в Москве. Именно это позволяет Абдусамадову, несмотря на протесты республиканского руководства, сохранять пост главы республиканской ГТРК, подчиняющейся исключительно Минпечати РФ. По имеющимся данным, как минимум с начала 2003 года поддержку этим политикам оказывает крупный московский бизнесмен, депутат Госдумы от ЛДПР Сулейман Керимов (сам по национальности лезгин). Керимов – один из самых успешных и известных за пределами республики дагестанцев, и его присутствие в группе поддержки аварской оппозиции не только обеспечит ей хороший финансовый "тыл", но и будет некоторым "плюсом" к имиджу. Интересно, что если ранее имя Керимова в дагестанской прессе фактически не упоминалось, то с весны 2004 года о нем регулярно, хотя и вскользь, стали писать аналитики республиканских газет, размышляя о грядущих выборах (см., напр., газету "Молодежь Дагестана" от 26.03.2004).

По-видимому, поддержка со стороны некоторых московских кругов, а также авторитет Умаханова в Хасавюрте остаются на сегодняшний день едва ли не главными ресурсами аварской оппозиции. Доступа к крупным источникам средств в самой республике (нефти, газу, морепродуктам) указанные политики и их сторонники, судя по всему, не имеют. Ни Умаханов, ни Гаджиев, ни Абдусамадов не являются также лидерами каких-либо традиционно влиятельных аварских кланов. Гаджиев длительное время работал в федеральных структурах за пределами Дагестана и вплоть до последних думских выборов не был широко известен в республике. Абдусамадов имеет определенный авторитет в Кизилюрте, где работал в администрации, однако своим карьерным ростом обязан Москве (интересно, что в марте 2003 года, только возглавив ГТРК "Дагестан", Абдусамадов баллотировался в Народное Собрание Дагестана от Кизилюрта, где местный избирком признал его победу, однако республиканский избирком объявил выборы по тому округу недействительными). Абдусамадов, как и Гаджиев, не имеет серьезного опыта в публичной политике. Имеет такой опыт лишь Умаханов, выдвинувшийся в 90-е годы как неформальный лидер хасавюртовских аварцев. "Контр-пиар" против Умаханова, однако, может строиться на его тесных связях с покойными братьями Хачилаевыми, которых мнгие в республике считают "ваххабитами" и чуть ли не "близкими друзьями Шамиля Басаева".

В течение 2004 года – если, конечно, не произойдет какого-либо непредвиденного обострения ситуации в республике – аварская оппозиция вряд ли открыто заявит о своих претензиях на власть. Однако ее "вызов" уже достаточно внятно прозвучал для руководства Дагестана – особенно на думских выборах. Вызов был принят – в декабре 2003 года, вскоре после выборов, глава правительства Дагестана подписал распоряжение о создании альтернативной телерадиокомпании республиканского подчинения . Еще более острой ситуация стала в июле, после волны митингов в поддержку Умаханова и ряда жестких ответных мер руководства республики (в частности, увольнения начальника Хасавюртовского ГОВД). События июля-августа показали не только мощь административного ресурса Магомедова, но и способность Умаханова выводить на улицы тысячи сторонников.

Вместе с тем, нельзя исключать и сценария "замирения" кого-то из молодых аварских лидеров с нынешним руководством республики. Готовность к компромиссу с Магомедали Магомедовым в своих интервью неоднократно подчеркивал Абдусамадов. Поэтому нельзя исключать, что покушение на него в июне 2004 года организовано теми, кому развитие политического процесса в Дагестане в духе компромисса невыгодно.

Основным "рупором" аварской оппозиционной группировки является газета "Дагестанцы" (по имеющимся данным, редакция газеты близка мэру Хасавюрта Умаханову; главный редактор – Алисултан Газимагомедов). Газета жестко критикует Магомедали Магомедова и особенно Саида Амирова за создание в Дагестане "мафиозного режима", много критикует МВД Дагестана, создает позитивный образ Умаханова. Газета пользуется значительной популярностью в Дагестане – автор этих срок наблюдал, как ее единствтенный экземпляр, случайно попавший в одну из махачкалинских больниц, за три дня "обошел" буквально все палаты. Это вполне объяснимо: даже такие внешне независимые дагестанские газеты, как "Новое дело" или "Молодежь Дагестана", не позволяют себе открытой жесткой критики руководства республики.

Другая оппозиционная газета, "Черновик", по нашим данным, близка депутату Госдумы Магомеду Гаджиеву. Еженедельник рассчитан на массового читателя и не ограничивается политической тематикой. Газета критически освещает деятельность руководства Дагестана, однако прямой "раскруткой" оппозиционных фигур на данном этапе не занимается (если не считать опубликованные в ней интервью с Абдулатиповым, Абдусамадовым и Умахановым).

Позиция нынешнего главы Дагестана

Председатель Госсовета Дагестана Магомедали Магомедов пока никак не обознчил своей позиции по президентским выборам 2006 года. По-видимому, при любой процедуре выборов закон никак не мешает ему в них участвовать, "естественным" препятствием будет разве что возраст (в случае избрания, к концу президентского срока Магомедову будет 80 лет – в этом случае он бы вполне оправдал закрепившееся за ним в республике прозвище "вечный дед"). Поскольку Амиров и Магомедов – явные политичесике союзники и представляют один народ, трудно предположить, что выдвинутся они оба. Так что если по мере приближения выборов начнется серьезная подготовка к президентству Амирова, это будет означать, что Магомедов от президентских амбиций, скорее всего, отказывается.

Однако если Магомедов хочет сохранить за собой место высшего руководителя Дагестана, то ранний старт борьбы за президентство (публичная полемика Амирова и Махачева, активизация "аварской оппозиции" на думских выборах, обозначение своих президентских амбиций Абдулатиповым и Махачевым) играют ему на руку. Опытный политический тактик, Магомедов умеет извлекать для себя выгоду, в нужный момент оказавшись "над схваткой" и показав федеральному центру свой уникальный статус арбитра в межклановых взаимоотношениях. Это ему удавалось не раз, особенно удачно – во время обострения борьбы за власть в республике весной 1998 года, когда после мятежа братьев Хачилаевых Магомедов выступил не как пострадавшая или победившая сторона, а как арбитр.

НЕРЕШЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ ЧАСТНОГО ХАРАКТЕРА

Среди таковых заслуживает упоминания проблема Новолакского района Дагестана. До 1944 года этот район назывался Ауховским и был населен преимущественно чеченцами. После депортации чеченцев в 1944 году Ауховский район был расформирован, а на его месте создан Новолакский район, жителями которого стали несколько тысяч лакцев, фактически насильственно переселенных со своих исконных земель в горах. В начале 90-х чеченское население Дагестана выдвинуло требование восстановить Ауховский район. В июне 1991 года это требование поддержал третий съезд народных депутатов Дагестанской АССР. Одновременно было принято решение о воссоздании Новолакского района на новой территории - неподалеку от столицы Дагестана Махачкалы. Однако до сих пор эти решения не были исполнены. Их выполнение тормозилось недостаточным финансированием программы переселения лакцев на новые земли. При этом на спорной территории в течение 90-х годов проживали как лакцы, так и чеченцы. Характерная для начала 90-х острота национального противостояния в районе сейчас спала, однако если процесс переселения лакцем будет "тормозиться" и впредь, она легко может вернуться под действием тех или иных внешних факторов.

В заключение следует отметить еще некоторые крайне негативные следствия нынешней системы кланового управления республикой:

1. Неравномерность развития социальной инфраструктуры. Это особенно видно в горах. Дагестан – единственный северокавказский регион, где горы в целом достаточно густо населены, и положение дел в горах влияет на общереспубликанскую атмосферу (в горах проживает примерно 25% дагестанцев). Принятая в начале 90-х программа "Горы", направленная на развитие (в т.ч. газификацию) прежде всего наиболее отсталых частей горного Дагестана, осталась в основном невыполненной. Однако ряд горных районов развивается с явным опережением – это Левашинский район, откуда родом глава Дагестана Магомедали Магомедов, Гунибский район, где родились многие представители республиканской бюрократии аварской национальности. Разительный контраст с соседними районами виден невооруженным глазом и взрывоопасен.

2. Разрастание бюрократической сферы. Дагестан здесь выделяется потому, что часто создаются дублирующие друг друга структуры. Причина проста – представителю какой-либо национальности или клана необходимо "для равновесия" предоставить должность, а вакансии надлежащего уровня нет. Так, например, наряду с Управлением Минюста по РД возникло Министерство юстиции РД. (Интересно, что в точности такой "параллелизм" существовал в Ингушетии в последние годы правления Руслана Аушева, и его устранение стало одним из первых решений Мурата Зязикова после вступления в должность президента. Дагестанское общество, однако, имеет слишком сложную внутреннюю организацию, чтобы принять "привозного" генерала ФСБ.)

*****

Часть 2. Ингушетия

Возникшая в 1992 году в буквальном смысле между двух огней – дудаевской Чечней и зоной осетино-ингушского конфликта в Северной Осетии, Республика Ингушетия в первую очередь столкнулась с проблемой элементарного закрепления собственной государственности. Через 10 с лишним лет можно констатировать, что эта задача республикой решена. Победа на президентских выборах 2002 года Мурата Зязикова, во время предвыборной кампании поддержанного значительной частью федеральных структур, повысило готовность федеральных чиновников различного уровня сотрудничать с республиканским руководством.

Хотя Ингушетия часто объединяется с Чечней и Дагестаном в зону повышенных рисков даже на фоне остальных субъектов Северо-Кавказского региона, одно "гуманитарное" обстоятельство делает ситуацию в ней более благоприятной, чем в двух названных республиках. А именно, в исламской среде Ингушетии практически не закрепился ваххабизм (на территории республики не было создано ни одной массовой, открыто действующей ваххабитской общины – что имело место и в Дагестане, и в Чечне). Вовлеченность части ингушского населения в чеченскую войну на стороне боевиков не вызывает сомнений – ингуши, например, составляли большинство в отряде известного полевого командира Хайхароева, в 1995 году противостоявшего федералам в Бамуте. Однако этот факт, равно как проявления экстремизма в самой Ингушетии – теракты, случаи вооруженного сопротивления федералам – часто списывают на простую территориальную близость к Чечне. Не солидаризуясь с это точкой зрения и не опровергая ее, мы в данном докладе сосредоточимся на наиболее серьезных проблемах, которые безусловно носят для Ингушетии внутренний характер, то есть не связаны напрямую с чеченской войной.

Как мы постараемся показать, обострение ситуации в Ингушетии весной-летом 2004 года было усугублено внутренними проблемами республики, хотя и вряд ли было бы возможно, если бы не территориальная близость к Чечне.

Внутреннее положение в республике и перспективы Мурата Зязикова

Зязиков и "партия Аушева" в 2002 году

Выборы президента Ингушетии весной 2002 года носили предельно конфликтный характер. Часто приписываемый им "сюжет" - борьба кандидата местной элиты и кремлевского кандидата. Досрочно сложив с себя полномочия главы республики, первый президент и фактический "основатель" Ингушетии Руслан Аушев стремился передать власть одному из своих сторонников (его кандидатом номер один был министр внутренних дел Ингушетии Хамзат Гуцериев, после снятия которого с выборов "на замену" вышел тогдашний депутат Госдумы от Ингушского одномандатного округа Алихан Амирханов). Основным соперником "аушевцев" стал Мурат Зязиков, который был поддержан рядом федеральных структур, особенно активно – аппаратом полномочного представительства Президента РФ в Южном Федеральном округе, и который был для республики человеком в достаточной мере чужим (последние шесть лет перед выборами он работал за пределами Ингушетии).

И все же изображать события 2002 года в Ингушетии как борьбу ставленника "кремлевских" и "местных" было бы значительным упрощением. Во-первых, "партия Аушева", скорее всего, также имела определенную поддержку в федеральных структурах – иначе крайне трудно объяснить то обстоятельство, что рассмотрение вопроса о снятии с выборов Хамзата Гуцериева уже в судебных инстанциях за пределами Ингушетии шло с огромным трудом, хотя нарушение закона Гуцериевым было очевидно (он не ушел на время предвыборной кампании в отставку с поста главы МВД). На стороне Аушева и его ставленников "играло" также большинство столичных СМИ. Во-вторых, в группе поддержки Мурата Зязикова весомой была и "местная", ингушская составляющая. Фактическим координатором его предвыборной кампании стал тогдашний главный федеральный инспектор по Ингушетии, ранее - крупный бизнесмен Мусса Келигов, мобилизовавший для обеспечения победы Зязикова значительные ресурсы внутри республики.

В экономическом плане, поражение на выборах обернулось для "наследников" Аушева катастрофой. Контролируемые братьями Гуцериевыми бизнес-структуры (в частности, БИН-банк) потеряли все, что до весны 2002 имели в Ингушетии. В политическом плане, однако, "акции" самого Руслана Аушева в республике сейчас не слишком низки.

Выборы в Госдуму в 2003 году: первые контуры конфликта

Между выборами президента Ингушетии и выборами в Государственную Думу в декабре 2003 года ни сам Руслан Аушев, ни его сторонники не проявляли в Ингушетии какой-либо заметной активности. Однако на выборах в Госдуму по партийным спискам, в Ингушетии наилучший по стране результат показал блок "Великая Россия – Евразийский союз", в "тройку" которого входил Аушев. Из 17 мест, распределяемых в Народном собрании между партиями, 3 места получили представители возглавляемой Аушевым Российской партии мира.

И все же политическим капиталом сторонников Аушева после 7 декабря стали не столько реально полученные места в Народном собрании, сколько разошедшиеся, как круги по воде, слухи о фальсификации выборов. По версии Российской партии мира, озвученной в N 12 (51) за декабрь 2003 года оппозиционной республиканской газетой "Ангушт", в действительности именно эта партия одержала на выборах в Народное собрание победу, опередив, в частности, "Единую Россию", однако стала жертвой крупномасштабных фальсификаций, произведенных с ведома властей. Проверка заявлений о фальсификациях (проводившаяся, например, прокуратурой г.Малгобека) не обнаружила оснований для возбуждения уголовных дел. Тем не менее, ряд фактов – которые в действительности вполне могут быть результатом чисто случайного стечения обстоятельств - придают заявлениям "аушевцев" дополнительный вес в глазах заинтересованного избирателя. Так, результаты выборов в Народное собрание по каким-то причинам были озвучены Избиркомом Ингушетии только 10 декабря, когда уже давно были известны, например, предварительные результаты общероссийских выборов Госдумы. Податель одного из исков по нарушениям в процессе выборов – вице-спикер Народного собрания предыдущего созыва Магомед Тумгоев – во второй половине декабря 2003 года назначается вице-премьером республиканского правительства и отзывает свой иск. Эти и другие факты еще долго могут служить питательной средой для версии о том, что новые республиканские власти "украли" у сторонников Руслана Аушева победу.

В связи с предполагаемыми нарушениями, допущенными на выборах 7 декабря, Верховный суд Ингушетии рассмотрел и отклонил ряд исков. В июне 2004 года один из исков был отклонен и в Верховном суде РФ. Его подавал депутат Народного Собрания Ингушетии, лидер ингушского отделения "Народной партии РФ" Муса Оздоев. На данный момент он является основной (и едва ли не единственной) "говорящей головой" ингушской оппозиции. Интересно, что в 2002 году Оздоев не был сторонником Руслана Аушева – более того, он играл видную роль в предвыборном штабе Зязикова, а после его победы на выборах работал советником президента.

Помимо нарушений на выборах, в своей критике Зязикова Оздоев указывает на рост коррупции в республике. По его версии, имело место нецелевое использование федеральный средств, полученных республикой во время наводнения летом 2002 года. Кроме того, в числе "коррупционеров" Оздоев называет родного брата президента – Рашида Зязикова, который занимает должность руководителя аппарата Правительства Ингушетии. Именно он, по данным Оздоева, контролирует кадровую политику в республике.

О влиянии в республике Мусы Оздоева и его сторонников делать выводы пока преждевременно. С одной стороны, Оздоев представляет известный в Ингушетии тейп, и ряд влиятельных выходцев из этого тейпа поддерживают выступления Оздоева. С другой стороны, у оппозиции пока нет серьезной финансовой базы. Единственным "рупором" является газета "Ангушт", выходящая небольшим тиражом, а также интернет-сайт Ingushetiya.Ru с посещаемостью около 1000 чел. в сутки. Доступа на республиканское телевидение и в официальную печать (газеты "Ингушетия", "Сердало") представители оппозиции не имеют. Кроме того, открытым остается вопрос о том, консолидируются ли сторонники Аушева и представители "новой" оппозиции, отошедшие от Зязикова после 2002 года (впрочем, для "аушевцев" такая консолидация почти неоходима для политического выживания, поскольку у них в данный момент нет собственного лидера – за исключением самого Аушева, деятельность которого ограничивается интервью различным СМИ за пределами республики).

Весна-лето 2004 года: обострение конфликта перед лицом криминала и внешней угрозы

Весной 2004 года в Ингушетии остро встала проблема исчезновений людей. Особенно "знаковым" стало похищение 11 марта старшего помощника прокурора республики Рашида Оздоева. Данное преступление до сих пор не раскрыто, как и ряд других похищений, имевших место в республике в конце 2003 – первой половине 2004 года. Для оценки ситуации в республике, однако, важно не только установить реальных виновников и мотивы похищений, но и те социально-политические последствия, которые они имели. Таковых последствий можно выделить, как минимум, два:

1) Рост претензий населения к руководству республики. Он выразился в студенческих митингах по поводу гибели нескольких студентов Ингушского госуниверситета от обстрела неустановленным вертолетом в станице Троицкая (встречи с Зязиковым студенты не добились). Непростой для президента Ингушетии была и встреча с родственникми похищенных, состоявшаяся в мае. Зязиков, по свидетельству СМИ, во время этой встречи жаловался на правоохранительные органы Ингушетии, но при этом признавался, что не может гарантировать качества их работы, и даже констатировал, что вынужден начать "собственное" расследование покушения на себя, имевшего место 6 апреля. Отметим, что руководство республики отчасти само осложнило свое положение: до того, как вопрос о похищениях встал усилиями неправительственных кругов республики и ряда московских газет, официальные республиканские СМИ никак не реагировали на это событие, причем, по нашим данным, это была сознательная установка ряда сотрудников президентского аппарата. В результате была упущена инициатива в создании общественного мнения: о похищениях Зязиков заговорил лишь тогда, когда ему пришлось защищаться от обвинений в бездействии. Вряд ли набрал себе Зязиков "очков" и после того, как вступил в открытый конфликт с республиканскими силовиками и добился отставки министра внутренних дел Василия Кукушкина: ведь заинтересованные наблюдатели помнили, как за полгода до этого пресс-служба Президента Ингушетии распространяла сообщения о назначении Кукушкина "по предложению" Зязикова.

2) Рост противоречий между силовыми структурами – если не реальных, то кажущихся населению. После похищения Рашида Оздоева в республике упорно ходили слухи о причастности к нему ряда сотрудников ФСБ. Затем появились сообщения о том, что один из них даже дал признательные показания старейшинам тейпа Оздоевых. Однако следователь прокуратуры Ингушетии, ведущий данное дело, сначала долго не мог допросить этого сотрудника, а потом он отказался от своих показаний на допросе.

Именно проблема взаимоотношений между силовыми структурами стала особенно актуальной в глазах населения Ингушетии после нападения на республику боевиков 21-22 июня . Задокументирована оказалась только одна, но достаточно красноречивая деталь: во время задержания для проверки на причастность к нападению обитателей пункта временного размещения чеченских беженцев в с.Альтиево Назрановского района сотрудники МВД Ингушетии неоднократно высказали к ним следующую "претензию": "Почему вы напали на нас, а не на ФСБ?" Об этом информационным агентствам сообщила комендант пункта. Ярко выраженная "адресность" нападений боевиков на руководителей ряда силовых структур Ингушетии подогревала слухи о том, что причиной трагических событий стали внутренние "разборки" между силовиками. Объективно все это играет на понижение авторитета не только республиканских, но и федеральных властей.

"Моментом истины" для Зязикова станет то, сможет ли новое руководство МВД улучшить ситуацию в республике, в первую очередь – остановить похищения, а также сможет ли сам президент упорядочить взаимоотношения между силовыми структурами на территории республики. Если ситуация в этом отношении не будет улучшаться, популярность президента Ингушетии будет падать, а популярность оппозиции закономерно расти.

Нефть, энергетика и борьба под ковром

В экономической сфере, на ситуацию в республике существенное влияние оказывает положение дел в двух предприятиях-монополистах – ГУП "Ингушнефтехимгазпром" и ОАО "Ингушэнерго". В первый год президентства Зязикова наибольшим конфликтным потенциалом отличался нефтекомплекс: работникам "Ингушнефтехимгазпрома" задерживали заработные платы, "критической массы" достигли социальные проблемы нефтяников. В 2003 году их, по крайней мере, частично, удалось разрешить: заработали новые скважины, в г. Малгобеке сданы многоквартирные дома для нефтяников. Кроме того, началось строительство НПЗ в г.Карабулак, что, по прогнозам правительства Ингушетии, позволит в перспективе нормализовать ситуацию с ценами на бензин, которые сейчас в республике выше среднекавказских (в январе 2004 г. в интервью ИА REGNUMМурат Зязиков заявил, что скоро бензин в республике будет на рубль дешевле, чем в соседних регионах). Улучшение положения в нефтяном секторе, судя по всему, позволило в очередной раз снять с повестки дня вопрос о его приватизации – во всяком случае, нет признаков того, что этот вопрос встанет до 2006 года (что контроль за нефтекомплексом потенциально может быть тормозом для консолидации ингушского общества, признают и власти республики – в другом интервью тому же агентству Мурат Зязиков признавал, что "борьба за нефть идет в республике постоянно").

Однако более проблемной для руководства республики является на сегодняшний день ситуация вокруг ОАО "Ингушэнерго". Компания, не имеющая собственных генерирующих мощностей и покупающая 100% электроэнергии на ФОРЭМ, сталкивается с постоянной проблемой задолженности потребителей. Причины задолженности – не только сложное экономическое положение республики, но и нерешенность ряда проблем с беженцами из Пригородного района Северной Осетии: до сих пор неясно, кто должен платить за годами потребляемую ими электроэнергию. Принципиальное отличие от ситуации с нефтекомплексом состоит в том, что энергосистема республики не является на 100% подконтрольной республиканскому правительству. Равное количество акций компании (по 49%) принадлежать правительству Ингушетии и Кавказской Управляющей Энергетической Компании, 2% находятся в руках частной структуры. Вокруг этих 2% акций, а также задолженности госпредприятий (особенно ГУП "Водоканал") за электроэнергию осенью разразился серьезный конфликт между правительством Ингушетии, с одной стороны, и "Ингушэнерго" и КУЭК – с другой. Правительство заявляло, что 2% акций незаконно выведены из-под его контроля. По версии КУЭК, после этого имели место даже захваты объектов энергосистемы силами республиканского ОМОНа (что премьер республики Тимур Могушков, впрочем, категорически отрицает). К зиме стадия конфронтации неожиданно сменилась примирением. О судьбе спорных 2% акций при этом никаких официальных заявлений не последовало.

Существенно, что незадолго до начала конфликта между правительством и энергетиками гендиректором ОАО "Ингушэнерго" по решению КУЭК был назначен Закри Келигов, младший брат уже упоминавшегося Муссы Келигова, фактического "архитектора" победы Зязикова на выборах 2002 года. В период назначения Закри Келигова в республике упорно ходили слухи о конфликте между Муссой Келиговым и Муратом Зязиковым, а зимнее "примирение" правительства и энергетиков связывают с разрешением этого конфликта (к тому времени Мусса Келигов занял пост заместителя полномочного представителя президента РФ в Южном федеральном округе).

Ситуация в Пригородном районе

Во время осетино-ингушского конфликта осенью 1992 года, территорию Пригородного района Северной Осетии и Промышленного района Владикавказа покинуло около 60 тысяч беженцев ингушской национальности. Большинство из них до сих пор находится в Ингушетии – по оценкам Комитета по делам беженцев и вынужденных переселенцев Правительства Ингушетии, в общей сложности на данный момент в Северную Осетию вернулось около 12 тысяч ингушей.

Вплоть до избрания Зязикова президентом Ингушетии, проблема Пригородного района оставалась источником конфронтации между Ингушетией и Северной Осетией (особенно до 1998 года, когда Северную Осетию возглавлял Ахсарбек Галазов, которого ингуши считают одним из активных участников трагических событий Северной Осетии в 1992 году). Бывший президент Ингушетии Руслан Аушев основной акцент в решении проблемы Пригородного района делал на фактическое возвращение беженцев. Часто оно шло "явочным порядком", без надлежащего согласования с северо-осетинскими властями (в основном возвращались ингуши не в сам город Владикавказ, а в села Пригородного района).

Мурат Зязиков в первую очередь сделал ставку на улучшение отношений с руководством Северной Осетии. Основным результатом здесь стало подписание двустороннего соглашение между руководством Северной Осетии и Ингушетии в октябре 2002 года. На практике "потепление" выразилось в первую очередь в облегчении транспортного режима между двумя республиками. Существенно облегчен пропускной режим на блок-посту "Черменский круг" между Ингушетией и Северной Осетией. Однако положение дел на самих территориях, куда возвращаются ингушские беженцы, вызывает много вопросов.

Возвращение беженцев, как выясняется, не означает прекращения национальной сегрегации. Села Пригородного района делятся на "открытые" и "закрытые" – то есть, те, куда местные власти пускают беженцев, и те, куда их не пускают. Среди "закрытых" особенно "знаменито" село Ир: группа беженцев-ингушей, в 2000 году пожелавшая вернуться туда, была в село недопущена и по настоящее время проживает в вагончиках в нескольких сотнях метрах от села. Но и в "открытых" селах жизнь беженцев крайне сложна. Например, в селе Чермен (ингушское название - Базоркино) ингушским детям позволяют учиться только в одной из нескольких школ, в результате чего многим из них приходится ежедневно преодолевать немалый путь через все село. В ряде других сел установлены незримые "границы", за которые нельзя переступать возвращенцам-ингушам. Доходит до абсурда: бывшая жительница одного из сел Пригородного района, приезжая из Ингушетии на родину, может подойти к зданию, где раньше работала, но не может зайти на ту улицу, где раньше был ее дом.

Возникает вопрос: кто устанавливает подобного рода "режимные" ограничения? Такая политика весьма далека от тех принципов, которые декларируют по Пригородному району руководители Северной Осетии и Ингушетии. Она также далека от официальной позиции аппарата Полномочного представителя Президента РФ в зоне осетино-ингушского конфликта.

Ингушские беженцы склонны винить в происходящем глав сельских администраций осетинской национальности, а также главу администрации Пригородного района Павла Тедеева. Версия об их ответственности, разумеется, нуждается в проверке, однако сам факт ее возникновения показывает, что линия руководства двух республик на примирение пока не находит адекватного отражения в реальной жизни Пригородного района.

Положение усугубляется значительной управленческой неслаженностью. Русский по национальности глава администрации пос.Карца Промышленного района Владикавказа, где в настоящее время проживает значительное количество ингушей, в январе 2004 года в беседе с автором этих строк заявил, что за полгода своей работы так и не смог установить контакт с теми подразделениями Правительства Ингушетии, которые ответственны за беженцев: к нему в поселок никто из них не приезжал, а самому поехать в Ингушетию – "не в его компетенции".

В такой ситуации прогнозировать в ближайшее время массовое возвращение беженцев в Пригородный район крайне сложно – условия, в которые попадают там беженцы, не стимулируют возвращения. Однако, учитывая малую территорию Ингушетии и ее перенаселенность беженцами из Чечни, даже "лишние" 40 тыс. беженцев из Пригородного района создают в республике дополнительную социальную напряженность. В конечном итоге успех политики Мурата Зязикова на данном направлении будет оцениваться по числу беженцев, вернувшихся к полноценной жизни в Пригородном районе. Очевидно, что без помощи федерального центра этот успех достигнут быть не может – однако на сегодняшний день федеральный центр не сделал ничего, чтобы ситуация в бывшей зоне осетино-ингушского конфликта стала более "прозрачной" и управляемой. Если ситуация останется в нынешнем виде – Зязикову не избежать у себя дома упреков в нерешительности, в недостаточно жесткой борьбе за интересы конкретных беженцев.

***

Невозможно отрицать, что два года президентства Мурата Зязикова в определенном смысле улучшили ситуацию в республике: ушла в прошлое конфронтация с различными федеральными органами, бывшая "фирменным стилем" Руслана Аушева, постепенно улучшается экономическая ситуация. Однако внутренняя ситуация в республике продолжает оставаться довольно сложной. Сохраняющаяся угроза криминала и нападений боевиков усугубляется не всегда адекватной информационной политикой руководства республики, а также наличием нерешенных внутренних конфликтов и конфликта в Пригородном районе. В этой ситуации смена власти в 2006 году никак не станет для Зязикова "легкой прогулкой".

*****

Часть 3. Карачаево-Черкесия

Карачаево-Черкесия характеризуется наибольшей среди всех республик Северного Кавказа нестабильностью межнациональных отношений, и все основные риски в этой республике так или иначе связаны с возможностью конфронтации между населяющими ее народами. Что такая конфронтация может иметь место и оказывается весьма опасной, показали события 1999 года, когда в КЧР проходили первые всенародные выборы президента.

Среди причин межнациональной нестабильности необходимо выделить следующие:

1. Ни один народ не составляет в республике абсолютного большинства. Наиболее многочисленны русские (около 40%), на втором месте карачаевцы (около 35%), на третьем – черкесы (около 18%), далее следуют абазины (около 5%). Черкесы и абазины, будучи этнически родственными, чаще всего во внутренней жизни республики выступают единым фронтом. Пятый по численности народ, ногайцы, также регулярно претендуют на "долевое участие" в политической жизни и экономике республики (хотя бы на один пост в республиканском руководстве).

2. Карачаево-Черкесия не так долго, как другие многонациональные республики (Дагестан, Кабардино-Балкария), существовала в качестве единого государственного образования. Во времена СССР длительное время раздельно существовали Карачаевская и Черкесская автономные области. Неслучайно требования восстановить Карачай и Черкесию (с возможным присоединением последней к Ставропольскому краю) звучали и в конфликтном 1999 году.

3. Территориальный раздел Карачаево-Черкесии был бы в наши дни, однако, крайне затруднен. Причины этому были заложены во время возвращения карачаевцев из сталинской депортации во второй половине 1950-х гг. Желая ускоренными темпами наверстать все то, что было упущено за 13 лет ссылки, карачаевцы не в полном составе вернулись в населенные ими ранее горные и предгорные районы. Среди них был популярен лозунг "Хвали горы, осваивай равнину". В результате сегодня в равнинной части республики черкесские и карачаевские "сектора" зачастую располагаются вперемешку. Куда, например, отошла бы республиканская столица Черкесск, которая примыкает к районам, населенным черкесами, но в которой почти половину населения составляют карачаевцы?

4. В республике не выработаны стабильные схемы раздела ключевых постов. Достаточно сказать, что за последние годы в должностях главы республиканского правительства, председателя Народного Собрания и мэра республиканской столицы побывали люди разных национальностей (нечто почти немыслимое, например, в Дагестане).

При этом, хотя в экономическом плане республика отстает от соседних Кабардино-Балкарии и Ставропольского края, в ней сегодня все же "есть что делить". Наиболее привлекательными и перспективными в экономическом плане на сегодня являются:

1. ООО "Меркурий"братьев Деревых, наиболее заметный из которых, Станислав, в 1999 году претендовал на пост главы республики. Это одно из крупнейших в России предприятий по выпуску алкогольных и безалкогольных напитков. В 2004 году фирма "Меркурий-2" приступила также к выпуску автомобилей-внедоржников "Ковбой".

2. Черкесское химическое производственное объединение им. З.Цахилова – крупное предприятие по выпуску лако-красок.

3. ОАО "Кавказцемент" - лидер по производству цемента в Южном федеральном округе.

4. Горные курорты комплекса Архыз-Домбай-Теберда. Здесь пока нет крупного собственника, объекты приватизированы "в розницу", но в скором будущем положение может измениться (см. ниже).

Выборы-2003: формула национального мира

На первых выборах главы республики в 1999 году имела место конфронтация между карачаевцами, с одной стороны, и черкесами и абазинами, с другой. Карачаевцы поддерживали бывшего главкома сухопутных войск РФ генерала Владимира Семенова, а черкесы и абазины - тогдашнего мэра г.Черкесска, основателя ООО "Меркурий" Станислава Дерева. Внутренних ресурсов для решения конфликта мирным путем в республике тогда не нашлось. В результате пришлось активно вмешиваться федеральному центру, который в итоге и отдал победу Владимиру Семенову (наполовину карачаевцу, наполовину русскому). Выборы 1999 года также наглядно показали, что в условиях противостояния карачаевцев и черкесов ни одна из сторон не может победить в одиночку: едва ли не главным "сюжетом" предвыборной кампании 1999 года была борьба за русские голоса.

Уже за год до новых президентских выборов, в 2002 году, стало ясно, что основная часть политической и экономической элиты республики не желает повторения межнациональной конфронтации. При этом президент Владимир Семенов, в целом сумевший установить в республике межнациональный мир, не справился с задачей консолидации элит и не приобрел стабильного авторитета в верхних слоях общества. Во многом эта его неудача была связана с неоднозначной репутацией в республике ближайшего окружения Семенова, в первую очередь руководителя администрации президента Саламбека Кипкеева и секретаря Совета безопасности КЧР Бориса Батчаева (последний в начале 90-х был одним из руководителей карачаевского национального движения и впоследствии часто – хотя и без бесспорных оснований - обвинялся в связях с местными ваххабитами и с чеченскими сепаратистами). В этих условиях примерно за год до президентских выборов 2003 года все "недовольные" из числа республиканских политиков и бизнесменов решили выдвинуть в президенты главу Управления Центробанка РФ по КЧР Мустафу Батдыева. Существенно, что, будучи карачаевцем по национальсности, Батдыев с самого начала имел многонациональную поддержку. Стоявшие за ним накануне выборов "человеческие ресурсы" можно условно разделить на три группы:

1. Карачаевские и русские политики, в 1999 году поддерживавшие Владимира Семенова, но затем отошедшие от него. Среди них наибольшую роль играли лидеры общественно-политического движения "Возрождение" - бывший бизнесмен Мурат Каракетов (ныне руководитель аппарата президента и правительства КЧР) и редактор газеты "Возрождение республики" Владимир Панов (скончался в марте 2003 года).

2. Черкесские и абазинские лидеры, в том числе черкесы - глава "Меркурия" Станислав Дерев, доверенное лицо последнего на выборах-1999 Хаджи-Мурат Хатукаев (в 2003 был одним из руководителей предвыборного штаба Батдыева, в первом правительстве Батдыева - министр промышленности, транспорта, связи, топлива и энергетики КЧР); абазины – один из руководителей абазино-черкесской оппозиции генералу Семенову в 1999 году, герой Абхазии Мухамед Килба (ныне советник президента КЧР), председатель абазинской общественной организации "Адгылара" Кахун Гожев (после победы Батдыева на выборах некоторое время занимал пост начальника Управления по информационной политике президента и правительства КЧР).

3. Команда самого Батдыева. Со стороны "карачаевского" бизнеса, надежным "тылом" Батдыева было ОАО "Кавказцемент". Кроме того, Батдыев известен хорошими связями среди энергетиков – как на региональном (Кавказская Энергетическая управляющая компания), так и на федеральном уровне. Неслучайно на его инаугурации в сентябре 2003 года присутствовал Анатолий Чубайс.

"Противоядием" от повторения конфронтации 1999 года и стал многонациональный состав сил, стоявших за Батдыевым. Кандидат-карачаевец, поддержанный черкесским бизнесом и имеющий крепкие связи в крупном бизнесе общероссийского уровня – такой "джентельменский набор" делал Батдыева весьма серьезным кандидатом, несмотря на то, что он так и получил во время выборов однозначной поддержки Кремля.

Однако у интернациональной поддержки Батдыева был один немаловажный аспект: поддержка каждой из сторон была необходимым условием его победы над административным ресурсом Семенова. В частности, Батдыев вряд ли победил бы без черкесской поддержки. Это особенно четко проявилось во втором туре президентских выборов, когда Батдыев, опередивший Семенова суммарно менее чем на 2% голосов, больше всего голосов получил в Хабезском районе, населенном преимущественно черкесами (явка там тоже была рекордной по республике – она составила 92%). Таким образом, будучи карачаевцем по национальности, Батдыев пришел к власти с достаточно внушительным "грузом благодарности" перед черкесами - народом, еще четыре года назад бывшим основным противником карачаевцев в борьбе за власть в республике.

Национальные проблемы после президентских выборов

Завершившееся первое полугодие пребывание Батдыева у власти хотя и стало периодом практически полной смены ответственных чиновников в республике (как на республиканском уровне, так и на уровне назначаемых президентом глав районов), однако не характеризовалось обострением межнациональных отношений. Тем не менее, определенный вектор "карачаевизации" в политике нового руководства заметен.

Он проявился, в частности, во время кампании по выборам Народного Собрания КЧР . На выборах, прошедших в марте 2004 года, впервые половина мест распределялась по партийным спискам, и лишь половина – по одномандатным округам. Общая численность одномандатных округов составляла 36 – меньше, чем на всех предыдущих выборах Народного Собрания. Часть депутатов предыдущего созыва выражала недовольство предложенной "нарезкой" округов, предсказывая, что она обеспечивает в Народном Собрании большинство карачаевцам. Эти опасения в полной мере оправдались - национальный состав депутатов-одномандатников оказался таким: карачаевцев - 23 депутата, черкесов - 5 депутатов, русских - 4 депутата, абазин - 2 депутата, ногайцев - 1 депутат, армян - 1 депутат. Примерно такие же пропорции и среди депутатов, избранных по партийным спискам.

Весной 2004 года возникла также определенная острота в связи с положением абазин - верных союзников черкесов. Она связана с образованием нового муниципального округа на территории Усть-Джегутинского района , большинство населения которого составляют карачаевцы. Жители абазинского аула Кубина отказались участвовать в референдуме по созданию муниципального округа, утверждая, что его создание противоречит интересам абазинского народа. В качестве альтернативного варианта предлагается создать единый Абазинский район. Батдыев в обращении к жителям Кубины заверил, что их интересы в новом муниципальном округе будут учтены, а также пообещал в будущем способствовать созданию Абазинского района. Его обращение, однако, не пошатнуло решимости жителей аула бойкотировать референдум.

В контексте национальной политики президента Карачаево-Черкесии представляется важным и формирование в апреле 2004 года нового правительства . В своих публичных выступлениях Батдыев обосновывал отставку прежнего кабинета стремлением привести структуру республиканского правительства в соотсветствие со структурой правительста РФ, изменной месяцем раньше. Однако источники, близкие к администрации президента КЧР, называли и другой мотив отставки правительства: Батдыев был недоволен работой прежнего кабинета и потому решил создать команду, свободную от людей, которым он был "обязан" за поддержку в ходе предвыборной кампании. Премьер не сменился – им остался черкес Руслан Казаноков, тем самым "наверху" был сохранен межнациональный баланс. Однако достаточно примечательно, при сохранении большим количеством министров своих портфелей в новом правительстве, увольнение министра промышленности, транспорта, связи, топлива и энергетики Хаджи-Мурата Хатукаева – одного из активных сторонников Батдыева на выборах именно со стороны черкесского национального движения. Увольнение Хатукаева из правительства показывает, что союз с черкесскими лидерами сейчас менее важен для Батдыева, чем в период предвыборной кампании. Правда, в случае с его назначением формальный национальный баланс был также сохранен: Хатукаева сменил черкес.

Весьма примечатлен и новый состав республиканского избиркома , сформированный Народным Собранием в конце июня – там теперь вовсе нет черкесов и абазин. Заметим, что роль избиркома в республике весьма велика, так как выборы почти всех уровней проходят с конфликтами.

Вскоре после увольнения Хатукаева, в июне 2004 года грянул "гром" в виде отставки Станислава Дерева с должности представителя исполнительной власти КЧР в Совете Федерации. Это событие окончательно "оформило" конфликт между Батдыевым и Деревым, последний в интервью для СМИ после отставки и не скрывал, что у него возникли противоречия с президентом КЧР. Возможно, следующим витком конфликта будет "выход" подконтрольного Дереву бизнеса за пределы КЧР: по данным наших источников в фирме "Меркурий", сейчас прорабатывается вопрос о перерегистрации ряда структур "Меркурия" в Адыгее. Это вряд ли существенно отразится на экономическом состоянии республики: хотя "Меркурий" дает более 30% налоговых поступлений в бюджет КЧР, сам этот бюджет держится в основном за счет федеральных дотаций, а не налогов (см. ниже). Однако политические последствия такого развития событий очевидны: если наиболее видный представитель черкесов "уйдет" из республики, его соплеменники воспримут это как национальное поражение.

Таким образом, при общем сохранении в республике межнационального мира, очевидно планомерное увеличение "удельного веса" карачаевцев "в верхах", а также, по крайней мере частичный, отказ президента от союза с черкесскими лидерами, заключенного накануне выборов. Если линия на "тихую" карачаевизацию сохранится, новое межнациональное обострение весьма вероятно.

Заметим, что "полигоном" для него могут оказаться выборы мэра Черкесска. Нынешний столичный градоначальник, близкий к КПРФ Михаил Якуш на выборах-2003 поддерживал одного из противников Батдыева, и отношения Якуша с новой республиканской властью весьма непростые. По неофициальным данным, руководство республики ищет сейчас приемлемую замену Якушу и готово при этом оставить пост мэра Черкесска за русскими. Но кому-то наверняка "вспомнится", что до Якуша мэром столицы был черкес. Само по себе выдвижение кандидатов разных национальностей не повлечет межнациональных конфликтов – но лишь при условии, что предпосылки к ним не будут созданы независимо от выборов. Впрочем, в силу ряда обстоятельствв настоящий момент неясно, когда состоятся очередные выборы мэра столицы КЧР.

Вместе с тем, ни у карачаевцев, ни у черкесов сейчас нет общепризнанного политического лидера. Говоря о карачаевцах, необходимо признать, что активисты, поддерживавшие Владимира Семенова, утратили какой-либо вес в республике. Это стало окончательно ясно, когда один из наиболее ярких членов бывшей семеновской команды Борис Батчаев крайне неудачно выступил на выборах в Госдуму от Карачаево-Черкесского одномандатного округа в декабре 2003 года. Не попали "семеновцы" и в новый состав Народного Собрания КЧР в марте 2004 года. Сменены также карачаевцы - главы районов, поддерживавшие Владимира Семенова, в частности такой заметный в республике человек, как бывший глава Усть-Джегутинского района Наполеон Борлаков. (Политическая нейтрализация сподвижников Семенова была необходима Батдыеву не только для укрепления своего положения внутри КЧР. Как уже было отмечено выше, за рядом сторонников Семенова закрепился ярлык "ваххабитов", что, вкупе с карачаевской национальностью исполнителей терактов в Москве и Волгодонске, создавало образ карачаевцев как якобы "ваххабитского народа". Как бы впротивовес этому образу (созданному в значительной степени усилиями СМИ), новый президент-карачаевец подчеркивает свою максимальную лояльность Москве. Это проявляется и в мероприятиях по борьбе с исламским экстремизмом в республике, а также, например, в готовности Батдыева обеспечить победу на выборах в Госдуму от КЧР "привозному", никогда ранее не связанному с республикой кандидату от "Единой России".)

Однако сохраняет позиции другой видный и независимый от Батдыева карачаевский лидер – председатель Верховного суда КЧР Ислам Бурлаков, в 2003 году неудачно претендовавший на президентство. Он имеет достаточные финансовые и людски ресурсы и, по-видимому, не скрывает недружественных отношений с Батдыевым. В республике упорно циркулируют слухи, приписывающие Бурлакову рассказ о том, как его противники из президентского лагеря "дошли до Путина" в надежде лишить его поста председателя Верховного суда, однако своего не добились.

У черкесов сейчас тоже несколько центров влияния. Помимо Станислава Дерева, серьезные позиции в республике имеет Назир Хапсироков, бывший управделами Генпрокуратуры РФ. Считается, что два района республики с преобладанием черкесского населения – Хабезский и Адыге-Хабльский – возглавляют близкие Хапсирокову люди. Хапсироков – по-видимому, наиболее влиятельный в федеральных органах власти черкес, и, по данным наших источников в черкесском движении, у него никогда не было единства с Деревым, два этих лидера оказывались в одной "связке" только в силу обстоятельств. Еще одним потенциальным черкесским лидером является Рауль Арашуков. Он возглавляет в Ставрополе предприятие "Ставропольмежрегионгаз", однако имеет в КЧР определенные людские ресурсы и самостоятельное влияние.

Таким образом, в случае нового межнационального обострения и у карачаевцев, и у черкесов будут проблемы с выбором национального лидера.

В заключение следует отметить одно довольно опасное обстоятельство: в республике сейчас практически не ведется открытого обсуждения национальной (как и любой другой) политики властей. При Владимире Семенове в КЧР выходил ряд оппозиционных изданий – газеты "Возрождение республики" (бывшая с весны 2003 года ее главным редактором Фатима Чикунова возглавляет сейчас Информационно-аналитическое управление администрации президента), "Я – русич" и некоторые другие. Сейчас осталось лишь одно издание, сохраняющее некоторую независимость от республиканских властей – газета "Черкесск", однако и ее трудно назвать оппозиционной. Сказанное не имеет целью противопоставить "авторитариста" Батдыева "либералу" Семенову – у новой власти, возможно, просто больше ресурсов для контроля над СМИ. Но в любом случае отсутствие в многонациональной республике нормального политического диалога вряд ли способствует положительной динамике межнациональных отношений.

Экономика и национальный фактор

Несмотря на наличие нескольких "точек роста", перечисленных в начале данного раздела, в целом экономика КЧР остается крайне депрессивной. На сегодняшний день республика дотируется из федерального бюджета на 90%, доля убыточных предприятий составляет 44,3%. Здесь самый высокий в России уровень безработицы - 57% и самая низкая в стране средняя зарплата - 2,2 тысячи рублей. Около 70% сельхозпредприятий республики признаны банкротами, при том, что 60% населения живет в сельской местности. На апрель 2004 года долги КЧР за электроэнергию и газ составляли около миллиарда рублей. Общая сумма долга Карачаево-Черкесии - более 2 миллиардов рублей, при годовом бюджете республики в 3 млд. руб.

На этом фоне буквально каждое нормально функционирующее предприятие обречено играть немалую роль в жизни республики. Причем, чисто психологически, в экономике большое значение имеет национальный фактор – все, что работает и приносит прибыль, в восприятии местного населения принадлежит не только отдельным бизнесменам или компаниям, но через них и народам.

Важным "нервом" для межнациональных отношений в республике являются взаимоотношения между Мустафой Батдыевым и Станиславом Деревым – по-прежнему самым влиятельным представителем черкесского народа. Влияние Дерева имеет в первую очередь экономические корни: основанное им ООО "Меркурий" дает около 40% налоговых поступлений в бюджет КЧР, что обеспечивает Дереву большой вес в республиканских делах.

Как уже было сказано, одним из крупнейших предприятий в республике является основанное Станиславом Деревым ООО "Меркурий" (с "отпочковавшейся" от него фирмой "Меркурий-2"). В контексте сложных взаимоотношений президента республики Мустафы Батдыева с Деревым примечательно стремление нового руководства республики максимально консолидировать республиканскую собственность, находящуюся вне сферы действия "Меркурия". комиссия под председательством руководителя аппарата президента КЧР Мурата Каракетова призвана "определить соответствие градостроительному и земельному законодательству порядка предоставления земельных участков, выдачи разрешений на строительство объектов недвижимости" на территории курортных поселков. Логика распоряжения вполне понятна: необходимо разобраться, кто и на каком основании владеет сегодня землей и прочей недвижимостью в курортной зоне Карачаево-Черкессии. При этом примечательно, что в принятом недавно Народным Собранием КЧР Законе о туристско-рекреационном комплексе "Архыз - Домбай" нет ни слова о защите интересов сегодняшних многочисленных собственников туристических объектов. Так что вполне возможно, что новое руководство КЧР готовит пересмотр сложившейся на сегодня в курортной зоне структуры собственности и управления, основа которой - многочисленные мелкие собственники. О том, в каком направлении пойдет этот пересмотр – сказать трудно. По состоянию на март 2004 года результаты работы комиссии не разглашались. При достаточном инвестировании курорты могут стать основным источником доходов для бюджета КЧР, "отодвинув" на второй план ООО "Меркурий". Что касается национального аспекта, то курортная зона находится в районе расселения карачаевского народа и права карачаевцев на контроль над ней сейчас вряд ли кто-то оспаривает.

При активном вмешательстве республиканских властей развивается и конфликт вокруг знаменитого "химзавода" - Черкесского химического ПО им. З.Цахилова. Конфликт начался прошлой осенью, когда был отстранен от работы директор завода Николай Сапига. Он был отстранен решением основного акционера предприятия Марины Цахиловой, которая получила контрольный пакет акций предприятия по наследству от своего покойного отца Захара Цахилова, создавшего одно из самых мощных в стране предприятий по производству лако-красочных изделий на базе небольшого цеха по производству олифы в Черкесске. Однако отстранение Сапиги было опротестовано прокурором Карачаево-Черкесии Владимиром Ганночкой. После протеста прокурора новый директор Казбек Амбалов был удален с предприятия с помощью сотрудников силовых структур, Сапига вернулся в свой кабинет. Будущее предприятия так и не прояснено, собрание акционеров постоянно откладывается. Сам по себе конфликт вокруг химического завода не носит межнационального характера, однако подтверждает стремление руководства республики активно регулировать распределение собственности, не имеющей отношения к "черкесскому" ООО "Меркурий".

Таким образом, в случае, если проводимая в республике национальная политика реально приведет к новому обострению межнациональных отношений, достаточно солидную экономическую "базу", по-видимому, будут иметь обе стороны конфликта – и карачаевцы, и черкесы.

С другой стороны, нельзя исключать, что усилиями нового президента республики в обозримом будущем удастся увеличить поток инвестиций в КЧР. Однако это, наряду с благотворным влиянием на жизнь, создаст и проблемы, поскольку вновь "будет что делить" между национальными элитами. Особенно это касается деревообрабатывающей отрасли – республика богата лесами. (Сейчас данная отрасль практически отсутствует - из республики в основном нелегально вывозят "кругляк".)

***

Подведем итог. Политическая конструкция, выстроенная в Карачаево-Черкесии для избрания ее президентом Мустафы Батдыева, была призвана объединить вокруг этого кандидата многонациональный электорат и прежде всего – республиканские элиты разных национальностей. Эта задача была с успехом выполнена, вследствие чего выборы-2003 и не вызвали нового витка межнационального противостояния. Однако полученная Батдыевым многонациональная поддержка делает особо важной задачу по сохранению межнационального мира в период между выборами. Батдыева поддерживали на выборах и карачаевцы, и черкесы с абазинами – все они, стало быть, теперь в праве претендовать на долю властного пирога, все имеют определенный "пакет акций" в нынешней республиканской политической системе. Тем опаснее намечающийся в некоторых шагах новой власти крен в сторону приоритетного учета интересов карачаевцев: в отличие от 1999 года, в случае конфликта "обиженные" смогут теперь предъявить власти неоплаченный счет за поддержку на президентских выборах. При этом ресурсов, необходимых для очередного межнационального противостояния, у обеих сторон потенциального конфликта достаточно. Поэтому, констатируя общее снижение межнациональной напряженности в Карачаево-Черкесии, федеральным властям необходимо со всем вниманием относиться к национальной политике, проводимой Мустафой Батдыевым и его администрацией. Только если эта политика будет гарантирована от опасных перегибов, можно будет утверждать, что перспектива превращения Карачаево-Черкесии во "вторую Чечню", весьма реальная в 1999 году, окончательно сведена на нет.