"Бремя величия". Издан том мемуаров об экс-лидере Казахстана Динмухаммеде Кунаеве 09:59 02.10.2004
Еще один взгляд на Кунаева
Андрей ЖДАНОВ.
Не стреляй в прошлое из рогатки, иначе будущее бабахнет по тебе из пушки. Эта поговорка то и дело приходит на ум, когда читаешь новинку документально-мемуарной прозы - книгу Бориса Самсонова "Бремя величия". Она посвящена многолетнему лидеру Казахстана и одной из самых интересных личностей в истории страны Динмухамеду Ахмедовичу Кунаеву.
В начале своего повествования его автор признается, что ему нелегко было взяться за перо. С одной стороны, он имел на это моральное право, поскольку, длительное время, официально числясь работником одного из отделов ЦК Компартии Казахстана, профессиональный журналист Самсонов работал фактическим помощником Кунаева и близко знал его. А с другой - автор отдавал себе отчет во всей ответственности, которая ляжет на него после выхода книги в свет и которая сопоставима с первым словом ее названия.
Объяснение выбора названия "Бремя величия" вложено в книге в уста мудрого аксакала. "Рассудим так, - говорит он автору, - величие - не только слава и почет, возвышающие человека, это прежде всего тяжелая и опасная ноша. Кунаеву она оказалась по плечу".
Обдумывая эти слова, Самсонов напоминает, что о многолетнем руководителе республики уже написано множество статей, эссе, очерков и книг. А в них - масса полярных суждений и крайностей. Например, одна из отечественных газет, по мнению Самсонова, "идеологически несовместимо" сравнивала Кунаева то с Черчиллем, то с Рузвельтом. Другая газета помпезно величала Динмухамеда Ахмедовича не иначе как "отцом своего народа". Но одновременно нашлось немало суетливых критиков, пытавшихся прилепить к стилю работы Кунаева и обстановке в Казахстане 70-80-х годов негативно-язвительный ярлык "кунаевщина".
"…Даже у маститых авторов, - пишет Самсонов, - он зачастую остается как бы на обочине великой цели служения своему народу, делу коммунизма, которой мужественно посвятил всю свою сознательную жизнь. Возможно, считают эту цель утраченной, призрачной, утопической, неблагодарной? Но ведь это достояние истории Казахстана: из песни слово не выкинешь".
Так каким же, по мнению Бориса Самсонова, был Динмухамед Кунаев и какой след он оставил в нашей истории?
"Он родился при феодализме, - пишет автор, - миновал целую историческую эпоху капитализма, активно строил социализм и коммунизм, опираясь на командно-административную систему, преимущества плановой экономики над стихийной рыночной, укреплял диктат партии, руководящей и направляющей силы социалистического общества".
Но при этом, по мнению автора, правдивое описание Кунаева - дело чрезвычайно трудное. С одной стороны, он обладал "врожденным обаянием, энергетикой доброты и действия, приветливостью", которые "с первого взгляда покоряли собеседника". С другой, "опытные партийцы замечали в нем прожженного аппаратчика, умеющего хитрить, лукавить, льстить, ловко скрывать чувства, быть недоступным, жестким, когда требовали обстоятельства".
В этих цитатах, на мой взгляд, - ключ к пониманию позиции автора, попытавшегося отойти от черно-белых стереотипов, присущих немалому числу публикаций о Кунаеве и советском периоде истории Казахстана. В этом - сильная сторона книги.
Тех, кто сталкивался с Динмухамедом Ахмедовичем по работе, сообщает его многолетний помощник, Кунаев неизменно заражал уверенностью и твердостью, надеждой в претворении задуманного проекта. Он умел убеждать. Был настойчивым в реализации решений и того же требовал от нижестоящих руководителей всех рангов. Отвергал предложения, высказанные явно "с кондачка". И говаривал в узком кругу о закоренелых бюрократах и любителях спихнуть и решение, и его выполнение на центр: "Пусть учатся думать своей "чуркой", что означало: стыдись смотреть в рот начальству, находи мужество самостоятельно решать проблемы, дерзать, поддерживать смелые новации".
И в то же время Кунаев не видел в подчиненных только работников, не считал их некими фанатами пусть даже и благого, важного дела. Об этом свидетельствует хотя бы приведенный в книге короткий диалог Кунаева с секретарем одного из обкомов партии, который пытался продвинуть на более высокий пост "своего" человека.
- Понимаете, Димаш Ахмедович, ему всего сорок, - видимо, выкладывал последний аргумент секретарь обкома, - не пьет, не курит, с женщинами ни-ни-ни…
- Да здоров ли он? - улыбаясь, спросил Кунаев. - Крепкий, молодой, а ведет себя, как придворный евнух.
Однако главными приоритетами первого лица КазССР оставались работа и служение Делу. По свидетельству Самсонова, даже в тяжкий период, получивший название застоя (конец 70-х - начало 80-х годов), когда "в стране открыто смеялись над старцами, засевшими в Политбюро", Кунаев оставался верен себе. Глубоко переживая происходящее, именно в тот период руководитель республики совершает беспрецедентное число командировок по Казахстану и за рубеж. Встречается с сотнями рабочих, специалистов, представителей инженерно-технической и творческой интеллигенции, с государственными и партийными деятелями. В этом смысле, по мнению автора, Кунаев оставался тогда единственным "активным, деятельным, инициативным, словом, политическим непоседой" в высшем руководстве КПСС.
Тем не менее и Кунаева не пощадила "специфика" взаимоотношений во властных структурах. "В некоторых ситуациях, - признает Самсонов, - Д. А. не мог "сломать" себя и, как говорится, скрепя сердце принимал на веру угодливое мнение".
Оно возобладало, например, при попытке воздать должное таланту выдающегося казахстанского ученого Каныша Сатпаева, судьба и открытия которого долго оставались в тени. Сделать это хотел еще в 70-е годы ныне известный писатель Медеу Сарсекеев, написавший большой роман "Сатпаев". Весь его тираж в 1975 году, как выяснил Сарсекеев, был "рассыпан" по указанию сверху, то есть - первого секретаря ЦК Компартии Казахстана, принявшего точку зрения недоброжелателей Сатпаева…
В результате роман был опубликован лишь 14 лет спустя. Правда, намного позже, в 1992 году, Кунаев пытался убедить писателя, что "к Канышу Имантаевичу я всегда относился с уважением, с его стороны видел только доброе к себе отношение, у меня не было причин преследовать его…". На что во встречном письме Кунаеву Сарсекеев жестко ответил: "Вы лукавите, чтобы оправдать свой большой грех перед Историей", а в другой своей книге ("Через тернии", 2002 год) уточнил: "Можно с уверенностью сказать, что ни в одном из своих многочисленных трудов, статей, докладов, произнесенных за долгие годы единоличного правления, Д. А. Кунаев не соизволил ни разу добрым словом помянуть имя и заслуги К. Сатпаева. Печально, но факт. О нем в течение четверти века редко писали в газетах, запрещали издавать книги, что и вовсе обидно, не вспоминали даже в стенах Академии наук республики".
Увы, считает Самсонов, это далеко не единственный пример (их немало в книге), когда Кунаев оказывался под влиянием подхалимов и лизоблюдов, принимая в итоге решения, которые его не красят. Причем не просто не красят, но и не избавляют от личной ответственности за ломку судеб людей, за использование его высокого личного авторитета окружением главы советского Казахстана в собственных корыстных целях и в ущерб Делу.
Что снижает эффект мемуаров Самсонова, так это, на мой взгляд, перенасыщенность подробностями взаимоотношений помощников Кунаева и других персонажей книги между собой и с казахстанской прессой советского периода.
Возможно, это играет на читабельность книги. Однако смущает прием, использованный автором. А именно: одни герои книги присутствуют в ней под своими действительными именами и фамилиями, другие реальные лица - под вымышленными. Мало того что этот прием выглядит в документальной прозе, по крайней мере, спорным. Думается, он еще и автоматически сужает круг потенциальных читателей, превращая некоторые отрывки книги в чтение лишь для "посвященных" - людей старшего поколения, в свое время вхожих во власть, знакомых с закулисьем советской казахстанской прессы и царившими тогда нравами. Например, автор этих строк при всем старании смог распознать отнюдь не всех персонажей, выведенных в книге под псевдонимами…
Это, однако, не умаляет ее ценности для отечественной мемуаристики, предлагая читателю еще один взгляд на Личность, возглавлявшую высшие органы власти Казахстана более 40 лет.
И последнее. Как признался Борис Григорьевич Самсонов в личной беседе, он предлагал подготовленную к печати рукопись "Бремени величия" нескольким отечественным издательствам. Но все они отказали. В результате автор смог опубликовать книгу тиражом всего 300 экземпляров лишь в российском издательстве на деньги своих родственников.
Не кажется ли вам, читатель, что этот отказ тоже смахивает на своеобразный доморощенный камушек в наше прошлое? А ведь сказано: не стреляй в него даже из рогатки…
№190 (15597) от 2 октября 2004
|