КИТАЙСКИЙ АЙСБЕРГ

Олжас ЖЫЛКЫБАЕВ

"Китайская угроза", "китайская экспансия" - казалось бы, эти понятия из нашего, уже кажущегося давним, прошлого, и поэтому можно было бы считать их анахронизмами. Но насколько это соответствует истинному положению вещей, ответить однозначно вряд ли кто возьмется. За последние полтора десятилетия мировой истории мы пережили такой калейдоскоп событий и процессов, которые в корне изменили облик мира. А может быть и ход мировой истории. Мы имеем в виду, в частности, исчезновение с политической карты мира СССР и процесс стремительного превращения Китая в сверхдержаву.

Новые реалии порождают новые подходы в оценке текущих мировых процессов. Но при этом не все оценки прошлого теряют свою значимость в связи с изменившимися обстоятельствами. Скорее всего, именно такой подход будет наиболее правильным для понимания актуальности, либо наоборот, предложенных для рассмотрения понятий. Насколько реальна рассматриваемая угроза для будущего суверенного Казахстана? И вообще, насколько уместна такая постановка вопроса? Может быть, мы просто находимся в плену прежних догматов и стереотипов? И о никакой такой "китайской угрозе" не может быть и речи? Однако, если абстрагироваться от собственных ощущений, и прислушаться к оценкам и мнениям международных экспертов, то налицо тревожное восприятие будущего мира, на горизонте которого маячит в качестве сверхдержавы номер один Китай. И если это тревожит страны и группы стран, расположенных от Китая гораздо дальше, чем Казахстан, то естественно мы не можем быть беспечны.
Чего же нам ждать от несомненного усиления Китая? На эту тему написан не один десяток глубоких аналитических статей, в которых, в принципе, уже расставлены все акценты. Тем не менее, мы хотели бы рассмотреть несколько тезисов, касаемо сути этой проблемы.

Сама постановка проблемы как угрозы предполагает наличие каких-либо притязаний, могущих оформиться в практические действия. Прежде всего, это касается проблем территории. В принципе, Казахстан и Китай в процессе переговоров решили эту проблему, подписав соглашение о делимитации границы. Однако, было бы наивным забывать о том недавнем историческом факте, что значительная часть территории Казахстана, вплоть до Балхаша, рассматривалась китайской стороной как временно утерянные территории. И хотя эти территориальные претензии предъявлялись СССР, что частично вылилось в кровавый инцидент в августе 1969 года у озера Жаланашколь, тревога по этому поводу остается. Советский Союз канул в Лету, но историческая память – вещь сложная. Поэтому не удивительно, что у определенной части нашей общественности продолжают сохраняться на этот счет определенные опасения. В связи с этим достаточно вспомнить, как болезненно отреагировало общественное мнение нашей страны на тот факт, когда в ходе процесса делимитации казахстанско-китайской границы были допущены территориальные уступки. Наверное, такой подход связан с рудиментами советского прошлого.

Конечно, то, что Китай с его почти полуторамиллиардным населением нуждается в новых территориях, является почти что аксиомой. Связано это, в первую очередь, с истощением почв, которое обусловлено увеличением частоты и силы засух, и вызываемым этими факторами падением урожаев. Эта тенденция особенно усилилась в последние годы. К тому же Китай сталкивается и с другой нарастающей проблемой, как дефицит воды. Но насколько ему в этом плане выгодна территория Казахстана – вопрос весьма спорный. Если не брать во внимание регион Семиречья, то остальная территория Казахстана, с точки зрения китайской ментальности, вряд ли может считаться привлекательной. Ведь, как ни рассуждай, а китайская ментальность, т.е. цивилизационная основа мировоззрения, базируется на земледельческой культуре. И хотя наши просторы необозримы, но с позиции земледельчества малоперспективны. Кроме того, значительная часть территории Казахстана маловодна, что также не усиливает ее привлекательность. И даже при фантастической работоспособности китайского крестьянина получить с полупустынных и степных земель Казахстана реальную отдачу было бы весьма проблематично. Поэтому с этой позиции можно предположить, что опасения по поводу "китайской угрозы" преувеличены. В этом плане для китайцев гораздо привлекательней выглядят районы российского Приморья и Сибири, богатые плодородными черноземами, лесами и полноводными реками. К тому же эти районы более привычны для китайской ментальности по природно-климатическим характеристикам. В пользу последнего аргумента говорит и тот фактор, что еще со времен Мао на казахстанских участках советско-китайской границы в китайских погранотрядах служили преимущественно представители национальных меньшинств Китая. Это объяснялось весьма просто: представители титульной нации – ханьцы, привыкшие к равнинному климату, не выдерживали условий горной местности. Этот тезис опосредованно подтверждается и данными, которые приводятся в российской прессе. Так, по данным российских экспертов, численность китайской миграции на российскую территорию в регионе Сибири и Дальнего Востока оценивается в районе одного миллиона человек. Справедливости ради нужно оговориться, что официальные российские власти эту цифру решительно опровергают, но признают, что миграция китайцев имеет устойчивую тенденцию в сторону возрастания. В то же время она совпадает с другой – стремительным уменьшением местного населения.

И хотя миграция китайцев наблюдается и у нас, статистика этих процессов явно несопоставима. Однако, это не повод для самоуспокоения, особенно с учетом численности нашего населения. В то же время можно предположить, что официальный Пекин больше заинтересован в том, чтобы держать на нашей совместной границе надежный заслон. Говоря об этом, мы имеем в виду прежде всего политический фактор. А именно, из всех мусульманских соседей у Китая с Казахстаном наиболее протяженная сухопутная граница. С учетом роста национального самосознания уйгурского населения Синьцзяна, а также нарастающих радикальных настроений в этом регионе, любые резкие движения в этом направлении могут иметь для политического будущего КНР эффект бумеранга. Для Китая это особенно важно, учитывая то, что его будущие вероятные противники, стремясь подорвать внутреннюю стабильность и ослабить его, могут попытаться использовать пресловутый "исламский фактор". Особенно с учетом не раз успешно использовавшихся двойных стандартов. В этом плане относительная прозрачность большей части внешних границ Казахстана может подтолкнуть эти силы к тому, чтобы использовать нашу территорию как транзитную для экспорта дестабилизирующих факторов в Китай. Как это может проявиться на практике – тема уже для другой статьи.

Еще один аргумент не в пользу теории прямой "китайской угрозы", как это не парадоксально, стремительно растущая экономика Китая, которая нуждается в рынках сбыта, особенно в центральноазиатском направлении. В этом плане Казахстан, в обозримом будущем, для Китая весьма выгоден, поскольку это удобная ниша для традиционной низкотехнологической продукции, составляющей значительную часть китайского экспорта. Поэтому если нам и нужно чего-то опасаться, так это усиления китайской экономической экспансии, которая может "придушить" отечественного товаропроизводителя, особенно в сфере малого и среднего бизнеса.

Сторонники теории "китайской угрозы" апеллируют к такому фактору, как нарастающая потребность стремительно развивающейся китайской экономики в углеводородном сырье. Поэтому, дескать, в час "Х" Китай просто-напросто будет вынужден пойти на силовое решение этой проблемы, так как, казахстанские нефтяные месторождения – наиболее близкий и лакомый кусок. Особенно, если учесть наличие общей границы и невозможность противостоять нарастающей военной мощи Китая. По оценке международных экспертов такой сценарий развития событий с учетом доказанных нефтяных запасов нашей страны – порядка одного-трех миллиардов тонн – маловероятен. К тому же нельзя не учитывать и тот пристальный интерес к нефтяному потенциалу Казахстана, который проявляют и реализуют в виде капиталовложений западные страны, и прежде всего США. Поэтому любые поползновения Китая в плане агрессивных практических действий чреваты международным военным конфликтом, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Предположить, что Китай пойдет на это сейчас, маловероятно, даже в гипотетическом плане. А вот поучаствовать в дележе казахстанского нефтяного пирога Китай уже изъявил готовность. В связи с этим достаточно напомнить о начавшемся строительстве нефтепровода Атасу – Алашанькоу. Первоначальный объем инвестиций планируется в районе 700 миллионов долларов, ввод в строй первой очереди планируется в начале 2006 года, планируемая мощность нефтепровода – 10 миллионов тонн в год с перспективой роста до 20 миллионов тонн. Значение этого нефтепровода особенно возрастает в свете того, что Пекину не удалось в ходе состоявшегося на днях визита президента РФ В. Путина в Китай добиться согласия России на строительство нефтепровода до Дацина, где расположен крупнейший нефтеперерабатывающий завод, испытывающий острую нехватку сырья.

Кроме того, нефтепровод Атасу – Алашанькоу станет для Казахстана первым опытом экспорта нефти минуя территорию России. Таким образом, китайское направление выгодно и для Казахстана, остро заинтересованного в альтернативных вариантах экспорта своей нефти. Помимо экономической выгоды это сулит нам и политические дивиденды. Быть ближайшим соседом, пусть и гипотетической, супердержавы, и не позаботиться о создании фундамента дружеских взаимоотношений было бы, по меньшей мере, недальновидно. Особенно с учетом того, что Китай неизбежно столкнется с проблемой дефицита углеводородного сырья, и сотрудничество с Казахстаном в этом плане, хоть и ненадолго, но отдаляет приближение неблагоприятного для китайской экономики момента.

Тем не менее, гипотетически "китайская угроза" для Казахстана через призму "нефтяных" интересов Китая имеет право на существование. Это может быть связано с тем, что цены на нефть в последний период имеют печально устойчивую тенденцию к росту, и при ее сохранении могут превысить разумно возможный, во всяком случае, для Китая, предел. Теоретически можно предположить, что может наступить такой момент, когда Китаю придется взять под контроль политику ценообразования и направление экспорта близлежащих перспективных источников нефти. И хотя российские эксперты в качестве таковых рассматривают, прежде всего, российскую нефть, мы не исключаем подобный сценарий китайских практических мер по отношению к казахстанской нефти. Но это, скорее всего, из области даже не гипотетического, а фантастического. Хотя в то же время, позволим заметить, что каких-нибудь полтора десятка лет тому назад многие современные мировые политические реалии воспринимались, по меньшей мере, как бред сивой кобылы. Но на сегодняшний день они – реальность.

Так как же нам относиться к содержанию понятий "китайская угроза", "китайская экспансия"? Как к понятиям, утратившим смысл? Или, быть может, как к понятиям, получившим новое содержание? На эту тему, наверное, можно рассуждать бесконечно долго. Но понятно одно – став независимым государством, мы должны, не забывая уроки прошлого, выстраивать такую конструкцию внешней политики, которая более всего отражая наши национальные интересы, вместе с тем, наиболее адекватно соответствовала бы реалиям международных отношений. Мир не стоит на месте, он стремительно меняется. Значит, вместе с ним должны меняться и мы. "Китайская угроза" эпохи Мао – это уже история. Современный Китай, претендующий на иные позиции, чем прежде, наверняка, может, и будет представлять угрозу для тех, кто хотел бы сохранять свои доминирующие позиции в мировой политике. Но в то же время в обозримом будущем Китай вряд ли заинтересован в возникновении вокруг него "пояса" нестабильности. Угроза для любого государства – это, прежде всего, соседние страны с неустойчивым внутриполитическим положением. Опыт китайских реформ свидетельствует о том, что Китай сумел успешно преодолеть самый сложный период своей внутренней истории и уверенно движется к статусу сверхдержавы. И нам нужно и должно учитывать этот факт. С позиции прежних стереотипов быть соседом сверхдержавы было смертельно опасно. Каково же быть соседом сверхдержавы ХХI века - покажет время. Но несомненно одно – в условиях нарождающегося нового миропорядка это дает нам определенные шансы. Насколько успешно мы сможем ими воспользоваться, зависит не в последнюю очередь от нас самих. И тогда, быть может, угрозы – мнимые или реальные - трансформируются в выгоды. Это, конечно, не максима. Но это может быть реальностью. Мудрость гласит: "Эпоха - точно ветер. Если хочешь жить осмысленно – будь ей парусом. Быть парусом – значит испытывать пронизывающий ветер, а противостоять ветру могут только лишь сильные". Только сильные могут нейтрализовать любую угрозу.

21.10.2004