Китайская экспансия: все будет непросто

Андрей О. ВИНОГРАДОВ

Прогнозирование в общественных отношениях – штука сложная: количество факторов, способных повлиять на развитие событий, настолько велико, что практически не поддается анализу. Причем факторов зачастую в высшей степени субъективных, иногда в корне меняющих всю картину. В большинстве случаев эксперты склонны экстраполировать в будущее те тенденции, которые просматриваются в настоящее время, предсказывая количественные изменения в ту или другую сторону. Что же касается возможных качественных скачков, то они чаще всего остаются за кадром.

Должен признать, что прогноз развития событий вокруг тайваньской проблемы, сделанный на Prognosis.Ru Александром Храмчихиным - действительно один из возможных сценариев, хотя и наиболее радикальный. Обострение отношений между материком и островом традиционно приходится на високосные года, что связано прежде всего с проходящими весной на Тайване выборами президента, всегда сопровождающимися оживленной дискуссией по поводу будущего непризнанного государства. Так было и в 1996-м, и в 2000-м, и весной нынешнего года.

А потому вполне логично предположить очередное обострение отношений между Пекином и Тайбэем в 2008-м. Однако произойдет это не после Пекинской Олимпиады, а до нее. В связи с чем реагировать на обычные в ходе выборов на Тайване призывы к провозглашению независимости острова КНР будет скорее осторожно, чтобы не помешать проведению Олимпиады в Пекине, имеющей для китайских властей крайне важное значение. Другое дело, что как раз тайваньские власти могут захотеть воспользоваться ситуацией и спровоцировать Китай на резкие действия. Например, проведя референдум по вопросу о независимости острова.

Дело в том, что между властями по обе стороны Тайваньского пролива существует некоторое негласное соглашение, в соответствии с которым и те, и другие поддерживают статус-кво, которое на данный момент всех устраивает. Вся китайская риторика, включая заявления о возможном присоединении острова путем силовых действий, - это скорее метод давления, имеющий одну цель – не допустить проведения референдума и сохранить нынешний неопределенный статус. Помимо очевидного стремления подтолкнуть тайваньцев к большему инвестированию в экономику материка - КНР стремится заставить тайваньцев отказаться от реализации собственной амбициозной программы (превращения острова в коммуникационный и информационный центр для стран региона) в пользу Пудуна (новый район, построенный в Шанхае с теми же целями) и готова использовать для этого и политические методы.

А потому китайскую риторику не стоит принимать за чистую монету – это игра, часть продуманного плана. Вот ежели нынешний тайваньский президент перед очередными выборами все-таки решится на проведение подобного референдума – это будет серьезной угрозой. Однако, думается, что стороны все-таки продолжат в рамках китайских традиций балансирование на грани, не выпуская ситуацию из-под контроля. Если не вмешается третья сторона конфликта – американцы, которые отнюдь не всегда способны понять нюансы восточного политического диалога и у которых тоже в 2008-м году будут, как известно, президентские выборы.

Захотят ли китайцы решить окончательно проблему Тайваня после Олимпиады, сейчас сказать сложно. Они не склонны к экспромтам и загогулинам в политике. Китайцы мыслят стратагемно и считают надолго вперед, а потому учитываться будет многое, и в первую очередь общее состояние международных отношений, общая ситуация в мире, а отнюдь не соотношение военной силы. Это – удел военных, а не политиков. Политики же не спешат, если они китайские политики.

Военная акция чревата большими экономическими последствиями, как для КНР, так и для Тайваня. Она не только многократно уменьшит приток иностранных инвестиций в Китай. Экономическая блокада, которая может последовать вслед за военной акцией Пекина, вытолкнет китайскую продукции с мировых рынков – несмотря на то, что по ряду наименований Китай сегодня занимает уже лидирующие позиции в мире, производимая китайцами продукция далеко не уникальна, и производственные мощности в соседних странах региона уже готовы для выпуска соответствующих аналогов.

Однако в первую очередь, повторю, учитываться будет общий климат международных отношений, который в последнее время зависит прежде всего от действий США. Если последние пойдут на дальнейшее обострение этого климата и предпримут новые попытки действий, аналогичных вторжению в Ирак, то китайцы могут решить, что и у них развязаны руки.

Кстати, именно это – главное возражение-дополнение ко второму прогнозу Александра Храмчихина, касающемуся китайской экспансии на Дальнем Востоке. Помимо некоторых общих замечаний, в том числе и исторического характера.

Во-первых, масштабы китайской миграции в Россию нынешним эсхатологическим российским сознанием сильно преувеличены. Что, впрочем, и неудивительно – отношение к китайцам как к угрозе характерно вообще для всего христианского мира, а в России оно усиливается и многочисленными субъективными факторами. Однако следует все-таки смотреть правде в глаза – их на данный момент в нашей стране не миллионы, а несколько сот тысяч. Причем большая часть их проживает не на Дальнем Востоке, а в Москве – кто не верит, пусть съездит на Черкизовский рынок (это который "новый АСТ"). А кто не был там, поверьте на слово – рядом с нами, в рамках Москвы существует огромный отдельный город, официальными языками общения которого являются китайский и азербайджанский, население которого превышает население среднего российского города в несколько раз и который снабжает и Россию, и страны СНГ практически всеми товарами народного (в прямом смысле слова) потребления.

Во-вторых, китайская миграция в Россию имеет давние корни. Если говорить точнее, то первая волна китайских переселенцев на российский Дальний Восток пришлась на конец ХIХ – начало ХХ веков. Так что сегодня можно уже отмечать столетний юбилей этого события. Первые китайские рабочие появились там в середине 70-х годов. Экономический рост российского Дальнего Востока в последующие годы дополнительно обострил проблему нехватки рабочей силы, и количество китайцев, которых по ту сторону границы уже тогда было в достатке, стало резко увеличиваться: с 1900 по 1910 год поток китайцев, ежегодно въезжающих на территорию Дальнего Востока на сезонные работы, колебался в пределах 75-200 тысяч человек ежегодно, а число постоянно проживающих составляло около 150 тысяч человек (не менее 12% жителей региона).

В оставшееся до октябрьских событий 1917 года время число китайцев увеличилось еще больше, в некоторых отраслях, использующих тяжелый и неблагодарный физический труд, доля китайцев в числе занятых доходила 90% (золотодобывающая и силикатная промышленность). В целом по данным на 1911 год доля китайских и корейских рабочих на частных предприятиях региона составляла более 75%. И естественно, что наряду с наемным трудом китайцы занимались и так называемой торгово-предпринимательской деятельностью – уже в 1910 году численность предприятий с китайским капиталом была вполне сопоставима с численностью российских частных предприятий, уступая последним всего лишь в полтора раза.

Нельзя сказать, что российское общество того времени совсем не было обеспокоено притоком китайских мигрантов (которых, кстати, и тогда было немало не только на Дальнем Востоке, но и в Москве), однако демографическая и экономическая ситуация вынуждала их терпеть. Так, например, Законопроект "О мерах против наплыва в Приамурский край китайцев и корейцев" был отклонен Госсоветом России в 1909 году по причине того, что подобные меры "могут повлечь за собой значительное удорожание и замедление строительства важнейших стратегических объектов". Экономические резоны пересилили опасения.

Кстати, Россия в своем опыте использования китайской рабочей силы отнюдь не одинока: как известно, в освоении западного побережья США во второй половине того же ХIХ века ключевую роль сыграли китайцы, а отнюдь не ковбои, как впоследствии пытались утверждать. Именно китайцы строили там железные дороги, развивали рыболовство и земледелие, а Сан-Франциско поначалу был практически целиком китайским городом (там, кстати, и сейчас этнических китайцев более 430 тысяч)

Так что современная китайская миграция в Россию – явление отнюдь не уникальное, как в истории международных отношений, так и в истории отношений нашей страны с Китаем. И вполне укладывается в общий контекст современного этапа глобализации. При этом она имеет, как и сто лет назад, прежде всего экономический, а не политический характер. Другое дело, что соотношение сил ныне немного другое, и здесь нельзя не согласиться со сторонниками алармистских прогнозов – здоровье "медведя" здорово подорвано и в случае чего противостоять "дракону" будет сложно.

Но одновременно нужно понимать и тот факт, что естественные демографические проблемы РФ и серьезный дисбаланс между трудовыми и природными ресурсами России, особенно на Дальнем Востоке, объективно превращают нашу страну в один из крупнейших сегментов мирового рынка сбыта иностранных трудовых услуг. Конечно, это в том случае, если мы продолжаем участвовать в мировом разделении труда, а не отгораживаемся от внешнего мира "китайской", извините за каламбур, стеной.

Конечно, опасения, связанные с "китайской экспансией", проистекают не только из исторических страхов, они объективно обсуловлены геополитическим положением России как страны, очень сильно вытянутой с запада на восток. Вопрос, не отторгнут ли супостаты отдаленные от центра пространства и не отделятся ли сами местные власти и жители, существовал и будет продолжать существовать всегда. Однако "не надо путать мухи с котлетами", как говорит наш президент: проблемы китайской миграции необходимо рассматривать во всем комплексе проблем, связанных с развитием российского Дальнего Востока. Привлечение китайской рабочей силы на цивилизованной, легитимной основе при условии контроля со стороны государства могло бы способствовать интеграции в экономику АТР и существенному повышению роли Сибири и Дальнего Востока в общей стратегии развитии России. Разумеется, если таковая осмысленная стратегия, наконец, появится. А если ее нет, то и весь остальной разговор теряет смысл…
9.11.2004