Я согласна на войну

Вадим НЕСЕТЕРОВ

На русском языке издана радикальная антиисламская книга "Ярость и гордость". Очевидно, в качестве компенсации за неизданные "Сатанинские стихи" Салмана Рушди.

Обозвать книгу "Ярость и гордость" знаменитой итальянско-американской журналистки Орианы Фаллачи (Oriana Fallaci) "скандальной" язык не поворачивается, несмотря на то что все формальные признаки налицо. Имеются судебные иски от мусульманских организаций разных стран с требованиями изъять книгу из продажи. Либо по меньшей мере опоясать, как командира портупеей, бумажной ленточкой, а на ленточке написать в назидание: "Чтение этой книги вредит вашему здоровью". В наличии и рекордные продажи – в Италии "Ярость и гордость" разошлась невиданным для этой страны тиражом в миллион экземпляров, еще полмиллиона было продано в других странах Европы. Легионы рецензентов, перекрикивая друг друга, возглашают автору то аллилуйю, то анафему.
В нью-йоркскую квартиру Фаллачи время от времени звонит участковый полицейский и осведомляется, все ли у нее в порядке – опасается покушений.

Да и издательство "Вагриус", выпуская книгу в России, перестраховалось упреждающими реверансами: "Мы приняли решение издать эту далеко не бесспорную, полемичную книгу. Пусть мы не во всем согласны с автором, тем не менее, считаем, что в свободной стране…" и т. п.

Казалось бы – ну чем не скандал? Но слово это претит тем, что в последнее время слишком уж часто оно отдает расчетом, эдаким планированным шумом. А Фаллачи можно предъявить немало претензий, но сомневаться в ее предельной искренности смешно. Бывшая 14-летняя участница итальянского Сопротивления стала одним из лучших журналистов страны, прошла практически все горячие точки на планете, беседовала с Генри Киссинджером и Ясиром Арафатом, Индирой Ганди и Голдой Меир, аятоллой Хомейни и далай-ламой. В начале 80-х она переехала в Америку, у нее нашли рак, она прекратила писать и молчала почти 20 лет.
"Ярость и гордость", написанная сразу после 11 сентября, даже не излишне эмоциональна. Она вся, целиком, от первого до последнего слова – эмоция. Ярость, приправленная гордостью.

В предисловии автор сознается, что долго не могла определить жанр того, что она написала – ни репортаж, ни эссе, ни мемуары, ни даже памфлет. В конце концов Фаллачи назвала ее "проповедью". Однако есть слово, также пришедшее в наш лексикон из религии, которое мне кажется более уместным – анафема. Анафема исламу и отчаянный призыв к европейской цивилизации – люди мира, будьте бдительны, бородатые идут!

"Вонючих мусульман" автор проклинает яростно, и не стесняясь в выражениях: "они плодятся как крысы", "те, кто пять раз в день задирают свои задницы на молитве" – и это еще не самые сильные выражения. С европейскими политиками, до сих пор не вставшими на священную борьбу, Фаллачи тоже не церемонится: "И что значит, черт возьми, "культурное-сходство-с-Ближним-Востоком", вы, болтуны, вы, умственно отсталые?! Где, к дьяволу, культурное сходство с Ближним Востоком, вы, кретины, вы, глупые клоуны?!". Человек поколения, видевшего самые грандиозные противостояния ХХ века, она говорит предельно искренне и откровенно:
"Я выросла на войне, я согласна на войну. Я – на войне".

И не удивляешься, когда представляющий одно из исламских объединений MRAP адвокат Хасем Талеб резюмирует общее впечатление это этой книги так: "После ее прочтения можно почувствовать себя вправе застрелить на улице первого встретившегося мусульманина". Почти никто из рецензентов не обошелся без словосочетания: "написанная на грани ксенофобии". Ну, если не деликатничать и вспомнить, что ксенофобия означает боязнь чужих, то ни о какой "грани" речь, конечно же, не идет. Перед нами ксенофобия как таковая, эталонная и дистиллированная, тем более что, кроме приверженцев ислама, Фаллачи еще очень не любит фашистов, коммунистов, леваков, мужиков-шовинистов, угнетающих женщин, и много еще кого, от Мао Цзедуна до Ширака. Всех, кто так или иначе поднимал свой голос против идеалов "необыкновенной страны, которой действительно завидуют" – США.

Своих врагов Фаллачи ненавидит истово и, как это часто бывает, в своей запальчивости сильно подставляется. Иногда демонстрирует то ли ложь, то ли невежество, утверждая, к примеру, что побивание камнями за супружескую неверность по исламскому праву полагается исключительно женщинам, а не любому из супругов. Периодически щеголяет необъяснимыми двойными стандартами: камикадзе у нее негодяи и тщеславные эксгибиционисты, а поджегший пороховой склад и взорвавший себя вместе с врагами пьемонтский солдат Пьетро Микка – "доблестный, благородный человек". Наконец, очень часто изрекает весьма спорные суждения.

К примеру, упоминание о "различных культурах" приводит Фаллачи в ярость – потому что европейская и мусульманская культуры несопоставимы. Даже изобретение арабами нуля она отрицает, поэтому вклад мусульман в мировую культуру ограничивается Аверроэсом, Хаямом, "плюс несколько красивых мечетей". Все. С кем равняться? "Не стоит так скромничать, господа. Наша культура – это Гомер, Фидий, Сократ, Платон, Аристотель, Архимед. Древняя Греция с ее божественной культурой и архитектурой, поэзией и философией…". И даже не вспоминает, что добрая половина столь почитаемых ею античных авторов сохранилась исключительно в арабских переводах.
Не кто иной, как правоверные мусульмане своей тягой к пусть и чужой, но мудрости, спасли для нас гнившие в подвалах монастырей сочинения "мерзких идолопоклонников", проклинаемых наследниками за язычество.

Критиковать автора "Ярости и гордости" можно много и долго. Но абсолютно не хочется. Во-первых, "излишество вредит" – смешно припрягаться пристяжным к мусульманам, вполне способным постоять за себя во всех смыслах. Во-вторых, поносимые Фаллачи исламские фундаменталисты – типы и впрямь довольно мерзкие, поэтому их обличителю нельзя отказать в смелости, заслуживающей уважения. Но – и в глупости, вызывающей жалость и досаду.

Потому что нет лучшего способа обеспечить бесперебойное поступление рекрутов бен Ладену, который, по совести, должен немало приплатить автору за эту книгу, а по уму – всячески способствовать ее распространению. Потому что растущая ненависть мусульман к Западу вызвана вовсе не навязчивым желанием обрядить всех итальянок в паранджу. Нетрудно догадаться, что для любого здорового мужчины с точки зрения физиологии мини-юбка выглядит гораздо привлекательнее. Наверное, запрет вызван не мазохизмом.

И главное, потому что ту священную войну с фанатиками, убивающими невинных служащих в башнях-близнецах и детей в Беслане, начать которую призывает европейцев Фаллачи, давно уже ведут другие. На переднем крае этой борьбы – те самые ненавидимые ею мусульмане в Узбекистане и Турции, Алжире и Индонезии. Те, которые изо дня в день вынуждены сдерживать эту нарастающую волну религиозного фанатизма, бороться с проповедниками нехитрых искусительных рецептов "для счастья надо просто хорошим людям убить плохих", доказывать, что ислам не сводится к бородатым фанатикам, а европейцы вовсе не ненавидят мусульман. Вот по ним-то в первую очередь и ударила эта книга.

В одной из самых пронзительных песен, созданных человечеством, меня всегда смущала строчка: "Пусть ярость благородная вскипает как волна". Потому что ярость, даже самая благородная, тем не менее, остается слепой.

Ориана Фаллачи, "Ярость и гордость", М. "Вагриус", 2004.

02 ДЕКАБРЯ 2004