Эмир Кустурица: "Войны и деятельность негосударственных организаций оплачиваются одними и теми же людьми". ("La Vanguardia", Испания)
Интервью с режиссером и музыкантом Эмиром Кустурицей (Emir Kusturica)

Луис Амигет/ Lluis Amiguet, 20 января 2005

[отослать ссылку] [версия для печати]

Мне 50 лет. Родился в Сараево - городе, зажатом между горами; здесь прошла вся моя жизнь. Женат, двое детей: Стрибор и Дуня. На экраны Испании выходит мой фильм "Жизнь как чудо", в котором я рассказываю историю сербского тюремщика, в самый разгар войны влюбившегося в заключенную-мусульманку. Вместе со своим "No Smoking Orchestra" выступаю по всей Испании. . .

- Почему Вы дрались на дуэли?

- В 1993 году я вызвал на дуэль сербского радикала Воислава Шешели (Voislav Seselj) за то, что тот потребовал изгнать из Парламента всех хорватов. Это была чудовищная ошибка, предшествовавшая войне. Я почувствовал себя оскорбленным, захотел преподать ему урок и потребовать извинений.

- Вы способны убить человека?

- Никто не знает, что у него под шкурой, но, в любом случае, у меня не было возможности выяснить это. Когда назначенный день дуэли был уже близок, Шешели заявил, что не хотел бы убивать художника.

- Позднее в вашей стране пролилось много крови.

- Да, и Шешели теперь дает показания на Гаагском Трибунале, но не думаю, что он этого заслуживает.

- Разве действия Шешели нельзя считать геноцидом?

- Убийцы должны предстать перед судом, но - все убийцы. Иначе было бы несправедливо. А дело все в том, что имеющиеся данные не позволяют считать, что правда на стороне тех, кто обвиняет в геноциде лишь сербов. Раньше говорили, что за время конфликта погибло 500000 человек, теперь оказалось, что жертв было 100000, из которых, как минимум, 35000 - это сербы.

- Прежде чем, в конце концов, заняться кино, Вы даже успели стать почти профессиональным футболистом.

- Есть много интеллектуальных кретинов, пренебрежительно относящихся к футболистам, но нет ни одного великого игрока, который при этом был бы глупцом: хороший футбол - это чистейшей воды геометрия, утонченнейшая эмпатия и способность к опережению и абстрагированию. . .

- Но не весь футбол хорош.

- . . . Дело все в том, что мало кто из футболистов развивается интеллектуально, но это еще не означает, что они глупцы. Футбол научил меня чувствовать пространство, работать в команде, что в кино для меня является самым основным.

- Вы были весьма агрессивным игроком.

- Я вспыльчивый, не агрессивный. Я такой в жизни, в сексе. . . Разве секс это не взрыв жизни? И в кино. Разве кино не лучше, чем жизнь? Я бегу к мячу. Мне даже в голову не придет стоять и ждать, пока кто-то отдаст мне пас, чтобы я мог начать играть.

- А в войне?

- Я много боролся за то, чтобы бомбардировки моей страны не начинались, но мы, сербы, не вписывались в новый капиталистический миропорядок, а войны финансируются теми же людьми, на чьи деньги содержатся неправительственные организации. Многонациональные корпорации платят партиям и политикам за то, чтобы они объявляли войны.

- А зачем им нужны неправительственные организации?

- Для того чтобы смыть кровь и облегчить муки тех граждан, которые проголосовали за политиков, отдавших приказ о начале бомбардировок. Неправительственные организации собирают раненых и служат ширмой, дающей правителям возможность быть политкорректными после того, как они во имя демократии забрасывали бомбами детей.

- Ваши слова нельзя считать политкорректными.

- Это прилагательное политкорректный напоминает мне ярлыки вроде ревизионистский, которые любили навешивать в самые страшные годы эпохи сталинизма.

- О чем Вы говорите?

- Никто не знал, что означало "быть ревизионистом", точно так же, как никто не знает, что такое быть политически корректным, но все это понимают. Особенно, когда проводятся бомбардировки, подобные тем, что выпали на долю моего народа: 5000 ни в чем неповинных жертв ради поимки одного Милошевича (Milosevic).

- Но Милошевич был отнюдь не матерью Терезой. . .

- Его действия назвали геноцидом, потому что у него не было атомной бомбы. В противном случае сегодня он считался бы всеми уважаемым политиком. Тех, у кого нет атомной бомбы, забивают до такого состояния, пока они не перестают быть.

- Быть кем?

- Быть кем-то самим по себе. Все эти многонациональные корпорации и те, кто им служит в деле навязывания глобального капитализма, берут в кольцо осады любую страну, отваживающуюся на создание своей культуры, нахождение своей идентичности, организующую свою жизнь иным, альтернативным образом. Им не нужны твои вопросы, ты не можешь отважиться существовать, ты должен лишь покупать, что тебе продают и точка.

- Что происходит в Сербии сегодня?

- Для начала я объясню Вам, что произошло: мы заплатили за то, что мы - сербы, славяне, православные, близки России. Один из преследующих Запад и Европу кошмаров: слишком сильное и слишком близкое славянское большинство. Так что как только Сербия и Россия становятся слишком близки, Запад делает ставку на Турцию. Это происходит с нами на протяжении уже двухсот лет. И сегодня это произошло снова.

- Но почему вы не смешиваетесь? Вы настолько ненавидите друг друга?

- Мой отец был сербом и при этом носил турецкое имя Мурад. Их было два брата: один так и остался православным сербом, а другой - чтобы выжить при турецкой оккупации - принял ислам. Так что один остался православным, а другой принял ислам, чтобы помочь выжить всей семье. Как видите, силе можно противопоставить однородность.

- Но я говорю не об этом. . .

- На Балканах был обстрелян каждый, кто осмеливался задать вопрос, прежде чем беспрекословно согласиться с планами Вашингтона на наш счет.

- Сегодня вы, по крайней мере, не убиваете друг друга.

- Сегодня этот миропорядок крупных корпораций выбрал самых богатых сербов для установления в стране плутократии - власти денежных мешков, послушных Вашингтону и любезных с его европейскими эмиссарами. Поставленная задача состоит в том, чтобы не препятствовать проникновению многонациональных корпораций и распространению их рынка на Восточную Европу.

- Как вам угодно, но, в конце концов, сегодня царит мир.

- А если тебя не устраивает глобальный капитализм, то тебя ждет не Международный Суд в Гааге, а база Гуантанамо, потому как, по мнению Вашингтона, Гаагский Трибунал слишком независим.

- Вы не ждете от будущего ничего хорошего?

- Если бы я был испанцем, я бы радовался тому, что мой президент дал слово вывести войска из Ирака и сдержал его. Но если ты серб и обращаешь внимание на происходящее вокруг, ты понимаешь, что впереди тебя ждет будущее не намного лучшее судьбы банановых республик Латинской Америки.