По просьбе читателей из Узбекистана мы помещаем на странице Эркинюрт книгу бывшего политзаключенного Сафара Бекжана "У входа на тот свет".

Редакция "Эркинюрт"

САФАР БЕКЖАН

Глава третья

Начался второй день голодовки. Ничего пока не чувствуется, только немного болит голова. Утром в коридоре послышался шум: заключенных повели на прогулку. Ядгар подошел к двери и, приняв позу футболиста, готовящегося ударить по мячу, поманил рукой меня. Удивленный, я подошел, и он показал пальцем на дырку в железной двери. Пока я пытался сообразить, что к чему, в дырке показался глаз надзирателя и тут-же раздался грохот: это Ядгар сильно ударил ногой по двери. Из коридора послышалась ругань, и Ядгар расхохотался.

Смеясь, как ребенок, он сказал, глядя на дверь:

-Начальник, будете выводить нас на прогулку? Дайте нам тоже взглянуть на свет!

-Выведем, если прекратите голодовку, все равно ничего не добъетесь, самим будет хуже,- ответили из коридора и добавили: -Надзиратель сейчас пишет рапорт прокурору, что вы хотели выбить ему глаз!

-Передайте надзирателю, что не успеет он дойти до дому, как ему отрежут ухо и положат в его руку!,- пригрозил в ответ Ядгар.

Дежурный замолчал, видимо, поняв, что взять Ядгара на испуг не удалось, и удалился.

-Большой , умеете говорить по телефону?,-спросил Ядгар.

-По какому телефону - который на свободе?,-спросил уже я недоуменно.

-Нет. Про свободу забудьте, я имею в виду вот это,-показал он на рукав моего пиджака. -Снимите его и приставьте ухо к рукаву изнутри,-сказал Ядгар.

Я сделал так, как он просил.

-Как слышно? Вот это называют "телефоном",-сказал шепотом Ядгар, приставив ко рту конец рукава.

Затем, приставил рукав к уху, он попросил говорить меня. Я засмеялся:

-У узбеков есть выражение: "Дело, сделанное в рукаве". Похоже, оно как раз подходит к этому случаю.

-Есть кое-какие слова, которые я могу передать вам только таким образом. Если я этого не сделаю и умру от наркотиков или семи грамм свинца, эти слова уйдут со мной,- усмехнулся он...

Так прошел второй день голодовки.

Кажется, я начинаю привыкать и к этому мрачному подземелью.

Про СИЗО (следственный изолятор) МВД Узбекистана я впервые услышал от секретаря Демократической партии "Эрк" Атаназара Арифова. Этот человек просидел здесь шесть месяцев, когда был осужден по знаменитому "уголовному делу "Миллий мажлис".

Атаназар Арифов родился в 1937 году в Ташаузской области. Доктор физико-математических наук, профессор. 25 лет преподавал в Ташкентском государственном политехническом институте. Его отец ишан Ариф был имамом, хорошо известным во всем Аральском регионе. Он умер в 1996 году в возрасте 90 лет, да будет к нему милостив Аллах. В 30-е годы ишан Ариф был арестован, подвергался гонениям, а его отец, дед Атаназара, был расстрелян без суда и следствия. Об этом Атаназар-ака, человек чрезвычайно скромный и принципиальный, нигде и никому не говорил. Философ, пришедший к Богу через науку, он действительно соответствует своему имени "Ариф", что значит "познавший истину". Он строго придерживается правила ежедневного пятикратного намаза.

Он был секретарем партии "Эрк" с момента ее создания, но никогда не рассказывал, что имеет ученые степень и звание, что является автором десятка книг по ядерной физике. Американские политологи называют Атаназара Арифова "узбекским Джефферсоном", так как он разработал проект Декларации Независимости Узбекистана. В то время как честолюбцы, называющие себя большими политиками, учеными и т.д., бегали по пятам за иностранными визитерами, дом Атаназар-ака представлял собой приемную, куда зарубежные гости устремлялись сами. Об этом человеке уже много написано и, думаю, будет написано еще.

Хочу остановиться на одном, пока еще "неизвестном" эпизоде дела "Миллий мажлис", ставшего причиной ареста Атаназара Арифова и других.

Президентские выборы, состоявшиеся в декабре 1991 года, принесли неожиданный для Каримова результат. Несмотря на то, что в каждом выступлении он утверждал, что "народ отдал за меня 86 процентов голосов", себя обмануть Каримов не мог. Председатель партии "Эрк" Мухаммад Салих набрал гораздо больше голосов, чем было официально объявлено, и это сильно обеспокоило Каримова. Спустя три-четыре месяца, уже поувереннее сидя в своем кресле, он решил уничтожить столь опасную оппозицию.

Руководителем претворения в жизнь этого плана был назначен государственный секретарь Мавлон Умурзаков. Службе национальной безопасности, как теперь именуется КГБ Узбекистана, поручено было оправдать расправу перед международной общественностью. Поводом-же стало появление инициативной группы по созданию "Миллий мажлис"( "Национального собрания") - Общественного парламента.

В результате инициативную группу обвинили в "попытке свержения государственного строя" и осудили. Однако полностью выполнить задуманное не удалось, так как партия "Эрк" - основная сила оппозиции - оказалась властям не по зубам. Эти сведения я беру не с потолка: об этом мне рассказали бывшие друзья Каримова, которые тоже оказались за решеткой, не поделившись с ним взятками. Думаю, публичное признание в том, что дело "Миллий мажлис" и другие подобные провокации были организованы ими, вероятно, было бы равносильно просьбе о прощению их Аллахом.

Третий день голодовки.

Проснулся от скрежета открываемой двери. Перед ней стоит Ядгар, упираясь руками в бока.

-Начальник, сегодня третий день голодовки, если не дадите ответ на мое заявление, дам "прогон" на весь подвал, завтра начнут голодать все.

Дежурный ничего не ответил и закрыл дверь.

Мне показалось, что в камере более прохладно и влажно, чем обычно, а изо рта идет неприятный запах. Значит, голод дает о себе знать.

Ядгар беспрерывно ходит по камере. Я наблюдаю за ним, думая о его печальной судьбе, о том, что вся жизнь этого молодого еще человека проходит в тюрьме, и не могу понять, почему сам он оценивает свою жизнь иначе.

-Первый раз голодаете?,- спрашивает Ядгар, продолжая ходить.

-Второй. В августе голодал три дня, когда сидел один в двухместной камере. Затем ко мне подсадили какого-то типа, но он к голодовке не присоединился. Думаю, что его специально подослали.

-Кто это был?- спросил Ядгар, улыбаясь.

-Возраст примерно шестьдесят лет, смуглый, зубы почерневшие. Назвал себя Абдураимом. Сначала сообщил, что попался с двумя фальшивыми десятидолларовыми купюрами. Я посоветовал ему: "Скажите, что попрошайничали, доллары Вам дали неизвестные иностранцы и Вы не знали, что они фальшивые, тогда отпустят".

Вечером его вызвали на допрос, после чего он признался, что купюры были стодолларовые, а затем сказал: "Меня должны выпустить, потому что я рассказал, как найти тех, кто делает фальшивые деньги. Если Вы что-то припрятали от жены и детей, можете мне сообщить. Как мужик мужику, обещаю - я передам это Вашей семье, не беспокойтесь".

-В самом деле, подосланный,- согласился Ядгар.

-Я понял это окончательно, когда он открыто посоветовал: "Надо делать то, что говорят следователи, Вы тоже скажите им обо всем, что они просят".

-Наверху, видимо, приняли Вас за дурака,- усмехнулся Ядгар.

-Как бы то ни было, голодовку я был вынужден прекратить. Провокатор сидел со мной три дня и каждый день передавал наверх басни, которые я сочинял.

-Можно и нам их послушать?- улыбнувшись, спросил Ядгар.

-Среди оппозиционеров президент Каримов считает основным соперником и больше всего боится Мухаммада Салиха. К марту 1992 года Салих собрал вокруг себя всю оппозицию. Благодаря финансовой поддержке со стороны наших сторонников, наша партия начала вставать на ноги. Этот провокатор явно хотел выведать нашу финансовую базу, но делал это очень примитивно...

-Расскажите басню!,- нетерпеливо перебил меня Ядгар.

-Содержание басни следующее: У Мухаммада Салиха денег много, он оставил их нам для партийной деятельности. Они хранятся в секретном месте, в трехтонном сейфе импортного производства. Сейф несгораемый, сделан из нержавеющего металла. Замок кодированный, код состоит из десяти цифр, которые знает только Салих. Он по спутниковой связи отдает команду сейфу, и тот автоматически выдает указанную сумму...

-Наверно, эта басня достигла и ушей Каримова,-промолвил Ядгар.

-Дошла она до Каримова или нет, не знаю, но наверняка они поинтересовались, где делают такие фантастические сейфы,- ответил я, и мы одновременно расхохотались.

-После того, как они поняли, что я вожу их за нос,- продолжил я,- меня перевели в 1-й спецподвал Таштюрьмы, в камеру 003-8 и, как я уже говорил, попытались насильно приучить к наркотикам, но эта затея сорвалась: один из сотрудников тюрьмы, сторонник "Эрк", сообщил все моей жене, а она довела это до международной общественности.

-По правилам тюремного распорядка, заключенного, отказывающегося от пищи в течение трех дней, ставят на особый учет,- сказал Ядгар, демонстрируя свои познания,- это означает, что ему должны делать специальный медосмотр и с ним должен встретиться прокурор по надзору. Тем, кто наверху, не нужны голодовки политиков. Во времена СССР было так. До суда заключенных даже не ругали. Все беды начинались после суда. Некоторых заключенных последний раз видели во время судебного процесса, затем они бесследно исчезали, словно канули в воду.

-Не надо сравнивать СССР с Узбекистаном,- сказал я.- Да, в сибирских лесах сгинули миллионы, но у нас таких мест просто нет. Каримов вынужден это учитывать...

Заговорившись, мы не заметили, как пролетело время. Дежурный капитан, заступивший в вечернюю смену, проводя учет и приемку заключенных, спросил нас, продолжаем-ли мы голодать и что-то записал в свою тетрадь.

Примерно через час дверь снова отворилась и, несмотря на то, что дежурный сказал: "Входите по-одному",- в камеру ввалилось сразу четверо парней. Некоторое время они стояли, привыкая к темноте, изучающе посмотрели на меня, затем перевели взгляды на Ядгара и вдруг, побросав принесенные с собой вещи на пол, бросились его обнимать.

-Братан, как Вы? Как нам повезло, что мы попали к Вам в камеру!,- сказал один и облобызал Ядгара, словно родного.

-Братишки, камера объявила голодовку, вот этого человека посадили за то, что он ругал Каримова,- сообщил Ядгар, показав на меня.

-В Таштюрьме сидел человек, которого звали Абдуманноб. Он тоже ругал Каримова. Клялся: "Из-за нехватки лекарств здесь умирают люди, если выйду на свободу, организую помощь от международных организаций". Он написал Каримову прошение о помиловании и его отпустили. Но он обманул нас. Сейчас, оказывается, живет в Америке, но сюда не прислал даже спички. Короче, он не мужик. Этот, наверно, тоже такой,- сказал кудрявый, с бегающими глазами парень, посмотрев на меня.

-Он говорит правду, не обижайтесь,- сказал Ядгар мне и громко обратился к "братишкам":

-Вы, умирающие от болезней! Вы, которых убивают на следствии! Вы, дети и родственники бедняков! У нас есть и деньги, и сила! Ну-ка, братишки, скажите - какой наш первый девиз?!

-Не подчиняться властям!- прокричали хором "братишки".

Встав в середину, Ядгар спросил снова : "Второй наш девиз?!". Все четверо еще громче провозгласили: "На воле собираем, в тюрьме едим!".

-Ну-ка, братишки, скажите, чем вы ответите на мою голодовку?,-спросил у них Ядгар, выразительно посмотрев на меня.

-Где братан, там и мы!- дружно завопили братишки.

Надзиратели и дежурные, немедленно реагирующие на малейший шум, на крики "собратьев", однако, никак не отреагировали.

Ядгару явно нравилась эта небольшая толпа, превозносящая его.

Наблюдая эту картину, я вспоминал, как толпа, вначале вздымающая на небеса своего предводителя, затем может запросто его затоптать. Похоже, что мой сокамерник, старающийся произвести на меня впечатление, через это еще не проходил.

Толпа, из кого-бы она ни состояла, всегда остается толпой. В 1989-м в Фергане и Паркенте, в 1990-м в Оше она не признавала своих кровных братьев, соотечественников. На толпу нельзя опираться, под какими бы знаменами она ни выступала, в какую бы форму - военную или милицейскую - ни рядилась. Толпа, которая в 1988 году в Самаркандской области подняла дубинки на своих братьев из-за пригоршни воды, не промолвила ни слова против восьмилетней диктатуры Каримова. И поэтому сегодня никто не хочет поднимать толпу, чтобы потом не быть растоптанным ею. Есть одна мудрая древняя поговорка:

"Знай, у всего, что кажется хорошим, есть что-то плохое,

Знай, у всего, что кажется плохим, есть что-то хорошее"...

Три года страданий сильно изменили мои взгляды. Если кто-то думает, что в тюрьмах сидят только преступники, он сильно ошибается. За время года заключения я повидал немало безвинно осужденных - простых людей, представителей интеллигенции, религиозных деятелей. Некоторые, особенно последние, воспринимали свое заключение, как веление судьбы, как богоугодное дело, и даже свою смерть здесь считали святым мученичеством. И в самом деле, некоторых из них постигла судьба великомучеников. Да простит Аллах их грехи и даст им место в раю, аминь!

Иногда я спрашиваю себя: "Почему я не умер?" Порой мое здоровье доходило до такого состояния, что другие заключенные, ухаживавшие за мной, плакали, видимо, прощаясь навсегда. В день, когда я выходил на свободу, они говорили: "Не думали, что будем провожать вас отсюда живым и, тем более, стоящим на своих ногах". Пусть Аллах подтвердит их слова.

Иногда в голову приходили совсем мрачные мысли... Чтобы побыстрее выйти из пессимистического состояния, я размышлял, подобно древним философам: Весь этот мир есть большая тюрьма. Сам человек является своеобразным "исправительным учреждением", созданным Аллахом. Для мыслящего человека не имеет значения, велика или мала тюрьма. За решеткой лучше понимаешь, что время - самая большая в мире ценность. Если тюрьма величиной с земной шар, можно в нем потеряться, другое дело - тесная камера-одиночка. Насколько хватит терпения, настолько поймешь здесь смысл времени, жизни, нравственности ...

-Братан, почему нас не выводят на прогулку, может, "хай" поднимем?,- спросил один из вновь прибывших, обращаясь к Ядгару.

-Нет, сидите тихо. Сегодня на дежурство заступает надзиратель-казах. Попросим его сводить нас в баню. Пусть кто-нибудь приготовит "мулку". У кого есть "воздух" , тоже на всякий случай приготовьте, капитан-казах может попросить. У кого есть "карахан", давайте, мой кончается,-сказал Ядгар.

Не сводя с него глаз, парни собрались вокруг Ядгара, словно дети вокруг матери-кормилицы, и один из них ответил:

-Братан, все, что Вам нужно, есть. Но из-за голодовки нас не водят на "дальняк".

-Сколько дней прошло, как проглотили?,-спросил Ядгар.

-Сегодня второй, от "обратки" пользы не будет,- ответил тот, кто называл себя "парикмахером", т.е. головорезом.

-Дайте "телефон", я должен что-то сказать уважаемому,- показал на меня Ядгар.

Тут-же один из парней снял свою куртку и приставил к моему уху рукав.

-Уважаемый, если Вы хотите что-нибудь сообщить на волю, напишите адрес или телефон надежного человека. Одного из соседней камеры переводят в Таштюрьму, а там есть связь со всем миром,- прошептал в "телефон" Ядгар.

-Братан, разве здесь есть "жучок"?,-спросил парень, представившийся при знакомстве как "тракторист", т.е. специалист по заметанию следов.

-В камере, где сидят такие люди,-начал Ядгар, кивнув в мою сторону,- обязательно есть или "стукач" или "наблюдатель геморроя" (т.е. какое-то следящее устройство -прим.авт.). Из-за него здешнее начальство хотело даже пожертвовать своим человеком. Он же друг самого Мухаммада Салиха, который был без пяти минут президент. Это вам не халам-балам.

-Значит, это "маслократ"(т.е человек, сидящий на доходном месте -прим.авт.),- сделал резюме "парикмахер".

-Нет, братишка, его посадили еще и потому, что он не был "маслократом", ведь ворон вороне, как известно, глаз не выклюет,- рассмеялся Ядгар.

-Если бы не посадили, все равно стал бы "маслократом",- сказал теперь уже "тракторист".

-Что, если не посадили, значит, человек обязательно будет "ментом" или прокурором, и поэтому его надо убить?! - рассердился Ядгар.-Слушайте меня внимательно: если вы встретитесь с политзаключенными, верующими или связанными с ними людьми, не приближайтесь к ним, это не ваше дело. Понятно?! Передайте это всем!

Пятеро "братьев" проговорили до глубокой ночи, используя то тюремный жаргон, то вообще непонятные мне выражения. Я-же лежал, отдавшись воспоминаниям и забывая при этом о голоде. Временами, однако, беспокоил неприятный запах изо рта, мерзли ноги и приходилось плотнее кутаться в одеяло. Один из парней подошел ко мне, собираясь что-то сказать, но оглядев меня и, видимо, поняв мое состояние, только покачал головой. Когда он все-таки подошел еще раз, я показал ему на угол железной кровати, знаком пригласив сесть.

-Как вас звать, ука (вежливое обращение к младшему по возрасту -прим.перев.)?,- спросил я его, как только он уселся.

-Здесь так не говорят, имя и фамилию спрашивать тоже не принято, достаточно сказать "мужик". Если знаете кличку, другое дело. Знакомые называют меня "домбрабадским костоправом" (Домбрабад - район в Ташкенте, "костоправ"- человек, занимающийся "утилизацией" угнанных машин или частным ремонтом автомобилей-прим.перев.). Про домбрабадского "пахана" Шухрата Вы, наверно, слышали. Я один из тех, кто был рядом с ним. Мы все дали клятву больше не воровать. Совершили хадж, построили мечеть и медресе, читали намаз пять раз в день. Шухрат-ака и в тюрьмах построил мечети, но всех нас все равно посадили. Братан Ядгар, оказывается, был прав, когда предупреждал: "Шухрат, хоть ты стань муллой, хоть покайся, все равно тебя посадят, так что посылай деньги в "общак". Братан Ядгар меня простил, но Шухрата, кажется, он собирается поставить на "разборку".

Не успел он закончить, как раздался раздраженный голос Ядгара:

-Да, "костоправ", сначала Шухрат был "пахан", затем стал "домла" ("домла" -почтительное обращение к образованному, в данном случае - религиозному человеку - прим.пер.) и вы, вслед за ним, стали читать намаз!

-Братан, извините, не надо меня этим постоянно попрекать, я ведь все-таки понял,- умоляющим тоном произнес "костоправ". Видимо, опасаясь, что если он будет продолжать, это может плохо кончиться, он залез на верхнюю койку и, закусив нижнюю губу, снова уставился на меня.

Я-же стал думать о том, что идет четвертый день голодовки. Можете представить, что значит не курить три дня для человека, который не вынимал сигарету изо рта? Между тем, даже лежащая на железном столе раскрытая пачка "Мальборо" не производила на меня никакого впечатления.

Едва я прикрывал глаза, как оказывался в мире, представленном Францем Кафкой в его "Мастере голода". Стоило-же их открыть, как воочию являлись герои "Машины смерти" того-же Кафки. Для того, чтобы передать эти сюжеты, моего словарного запаса не хватает. Да и сам Кафка, вероятно, не стал бы описывать некоторые из них, потому что обычные, сытые люди их все равно не поймут. Сытый человек - все равно что турист, который пришел посмотреть на созданную вооображением писателя машину смерти. Турист никогда не поймет чувств фантаста, придумавшего такое.

-Уважаемый, Ваши глаза открыты, но Вы, кажется, ничего не видите, уснули, что-ли?,- спросил меня Ядгар, потрогав за плечо.

Я и сам не понимал, сплю или то, что вижу воочию, является продолжением сновидений.

-Можете встать сами или помочь?,- спросил кто-то.

-Если в камере останется хотя-бы один человек, в баню не поведут,- пояснил другой.

Услышав слово "камера", я содрогнулся, потому что под наброшенным на меня тулупом было тепло, а это слово отдавало могильным холодом.

Дверь со скрежетом отворилась, послышался голос капитана-казаха: "Готовы?",- и головы надо мной исчезли.

-Что, скандалист, слегли что-ли? Будете еще голодать, отправитесь на тот свет,- резюмировал капитан, войдя внутрь камеры.

Я ощутил внутри какую-то злость и пулей соскочил с кровати. Это не была злость против капитана, вероятно, это была злость на самого себя, на мое затаенное желание покончить с собой.

-Гражданин начальник, без воли Аллаха никто никуда не приходит и не уходит,- ответил я и подошел к капитану.

-В бане хорошо посмотри на себя в зеркало, тогда поймешь мои слова,- сказал капитан со значением.

Действительно, увидев себя в зеркале, я совсем не обрадовался. Выражение лица совершенно не говорило о том, что я еще на что-то способен. Если и раньше я не мог похвастаться полнотой, то теперь просто напоминал скелет, обтянутый кожей.

Кое-как, но я все-таки побрился тупой электробритвой. "Костоправ", остригший волосы и ногти, вероятно, сотням заключенных, столь-же тупыми ножницами постриг и меня.

Выходя из бани, я взглянул на себя снова и сказал себе: "Сафар, уже было такое время, когда твой труп искали в московских моргах, даст бог, и отсюда выйдешь целым!".

Когда вернулись в камеру, парни сказали мне: "Вы поменьше двигайтесь, четвертый и пятый день голодовки бывают тяжелыми, через три дня появятся силы и станет полегче",- и снова завернули меня в тулуп. Пытаясь показать себя сведущими людьми, они, однако, не знали всего, что мне пришлось пережить.

(продолжение следует)