С.Н.Абашин
Фергана.Ру

Неделю назад мы пригласили наших читателей к разговору о Шахимардане - маленьком узбекском анклаве на территории Киргизии. Мы сразу же получили несколько писем от местных жителей, а также от исследователей из-за рубежа. Одним из первых откликнувшихся стал Сергей Николаевич Абашин - кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН (Москва). Его статья посвящена этнографии Шахимардана.

К сожалению, этническая история Шахимардана покрыта мраком. Любые попытки реконструировать ее будут иметь в лучшем случае характер буйного фантазирования, в худшем – политического заказа, который направлен на то, чтобы доказать "исторические права" той или иной "титульной нации" на этот, символически очень важный, уголок Ферганы. Недостаток источников осложняется неясностью и спорностью концептуальных подходов к определению, что такое "этничность", "этнос", "этнические процессы". Нужно ли ставить знак равенства между языком и этнической принадлежностью, является ли то или иное название группы отражением этнической идентичности, можно ли человеку навязать этничность? Без решения этих и других вопросов всякие дискуссии об этнической истории становятся бессмысленными.

Не углубляясь далеко в теорию, попробуем обозначить основные вехи культурных и языковых изменений в Средней Азии, в Ферганской долине и в Шахимардане.

Большинство специалистов все еще придерживается точки зрения о том, что основной вектор трансформации в Средней Азии (и Ферганской долине) на протяжении последних двух тысячелетий – это переход из господства иранского языка к господству тюркского языка. Как происходил этот процесс, какими темпами и масштабами, в какие периоды – все эти вопросы являются предметом обсуждения. Одна группа ученых пытается найти свидетельства как можно более древнего и максимального широкого проникновения тюркского языка в регион. Другая придерживается мнения, что тюркизация среднеазиатского (и ферганского) населения с переменными успехами происходила вплоть до нового времени. Надо признать, что весьма скудный набор имеющихся в распоряжении науки данных и одновременно их противоречивость позволяют как аргументировать тот или иной подход так и опровергать его с примерно одинаковой убедительностью.

Помимо главной проблемы, о которой я сказал, существует целый ряд более частных, хотя и не менее принципиальных, проблем. Например, какие изменения происходили внутри ираноязычной культуры, в частности, когда и каким образом произошла замена восточноиранских языков западноиранским – персидским – языком. И соответственно, какие изменения происходили внутри тюркоязычной культуры, какие языки (и диалекты) – огузские, карлукские, кипчакские – и в какой последовательности распространялись на той или иной территории и как смешивались между собой. И у этих тем есть свой политический подтекст, поскольку та или иная гипотеза оказывается "выгодной" одной из сторон во взаимоотношениях "таджиков" и "таджиков-памирцев", "узбеков" и "казахов", "узбеков" и "кыргызов" и т.д.

Возвращаясь от этих общих историографических рассуждений к Шахимардану, стоит упомянуть несколько фактов, которые могут косвенно пролить свет на "этническую историю" этого местечка.

Первое, что обращает на себя внимание, – само название "Шахимардан" (Шохимардан), а также название соседнего кишлака "Ярдан" (Ердан, Ердан). Современные их переводы (шахимардан – "царь юношей", ярдан – "из оврага" или "от друзей") вне всякого сомнения являются народной этимологией. Наличие в обоих словах окончания "дан" (дон) указывает на истинное их происхождение. "Дон" – восточноиранское слово "вода", которое является очень характерным элементом для древних топонимов. Этот элемент встречается в названиях очень многих старых ферганских кишлаков, и в некоторых случаях местное население с трудом придумывает их расшифровку с точки зрения современного персисдского (таджикского) или тюркского языков.

Такой констатацией восточноиранских корней слов "шахимардан" и "ярдан" я бы пока и ограничился, не вдаваясь в дальнейшие этимологические изыскания. Сказанного достаточно, чтобы сделать вывод о том, что место, где находится Шахимардан, было заселено в глубокой древности, и что когда-то здесь проживало население, говорящее на восточноиранском языке.

Далее, перескочив несколько веков, обратим внимание на замечания Бабура о населении Ферганы на рубеже XV-XVI вв. Он писал, в частности, что "...Жители Маргинана – сарты...". В другом месте Бабур говорил, что сарты Исфары говорят по-персидски. Эти свидетельства имеют важное значение, потому что Маргинан (нынешний Маргилан) – крупнейший город на юге Ферганы, к которому Шахимардан всегда тяготел политически, экономически и культурно. Исфара – одно из селений в той же южной (предгорной или даже горной) части Ферганской долины и можно было бы предполагать языковую и культурную близость его жителей с шахимарданцами. Свидетельства Бабура говорят о том, что скорее всего население Шахимардана в начале XVI в. было ираноязычном и говорило на персидском языке. Что, впрочем, не отрицает возможности наличия уже в это время какой-то степени ирано-тюркского двуязычия.

Наконец, последний факт, о котором я хочу сказать чуть подробнее, – статистические сведения о населения Шахимардана (и Ярдана) на рубеже XIX-XX вв. Вот как эти сведения выглядят:

1890 г. – 461 таджик;
1909 г. – 1818 сартов;
1917 г. – 1151 узбек;
1925 г. – 721 узбек;
1926 г. – 424 узбекских хозяйств.

Если верить приведенным данным, в 1890 г., когда статистический комитет при русской администрации Ферганской области впервые собирал данные об этнографическом составе Шахимардана, в кишлаке жили таджики. В 1909 г., когда тот же орган проводил уточняющее исследование, оказалось, что шахимарданцы – сарты. Во время сплошных и выборочных переписей 1917-1926 гг. была установлена принадлежность жителей кишлака к узбекам. Как объяснить, почему в течение 36 лет (на протяжении жизни одного поколения) этническое название населения Шахимардана сменилось дважды, причем самым радикальным способом – от таджиков к узбекам?

Вариант с полной сменой жителей селения отпадает сразу. Значит, происходили какие-то изменения либо в самоидентификации шахимарданцев, либо в способе их описания и классифицирования. Либо то и другое одновременно. О способах описания я написал статью "Население Ферганской долины (к становлению этнографической номенклатуры в конце XIX – начале XX века)", к которой и отсылаю для более детального знакомства с темой. Здесь бы я хотел чуть подробнее сказать о самоидентификации.

Чтобы объяснить, почему в переписи 1890 г. шахимарданцы были названы "таджиками", надо немного вспомнить историю Кокандского ханства. В XVIII-XIX вв. в Ферганской долине имел место быстрый экономический рост, обусловленный орошением новых земель и увеличением товарности сельскохозяйственного производства. Это привлекало сюда рабочие руки из бедных и отсталых регионов, в том числе выходцев из горных районов нынешнего южного Таджикистана (а также северо-восточного Афганистана и северо-западного Пакистана) – Каратегина, Дарваза, Вахио, Шугнана, Вахана, Бадахшана, Читрала и др.

Основной территорией, где оседали мигранты, была южная Фергана (кстати, один из перевалов, по которому мигранты добирались до долины, проходил как раз через Шахимардан). Русский путешественник А.П. Федченко, который накануне русского завоевания побывал здесь, писал: "...Местность эта сравнительно недавно стала заселяться оседлыми жителями. Эти поселенцы преимущественно выходцы из Каратегина...". Французский ученый Уйфальви, который в 1877 г. проезжал по южной Фергане, также утверждал, что здесь живет много таджиков, причем довольно "чистого" иранского типа. Любопытная деталь: в селении Уч-курган, недалеко от Шахимардана, в XIX в. жили представители правящих династий Каратегина и Дарваза, вынужденные покинуть родину в результате междоусобных войн.

Переселенцев из горных районов называли "таджиками", о чем свидетельствуют не только наблюдения чужестранцев, но и местные письменные источники. Это имя, строго говоря, не было "этническим", а могло означать в зависимости от контекста "горец", "шиит", "человек, говорящий на фарси", "дикарь". К тому же это имя было не единственным, а лишь одним из нескольких, использовавшихся для обозначения указанной категории мигрантов (их называли также "гальча" и "кухистани", что буквально означает "горцы", "каратегинцы" и т.д.). Ферганские "таджики" не образовывали какую-то одну общность с едиными культурными признаками (и даже единым языком), общими воспоминаниями и, тем более, общим чувством единства и родства. Мигранты принимали обычаи и образ жизни долинного населения и переходили на тюркский язык, но название "таджики" долго сохранялось за ними, отмечая отличительную особенность их происхождения. В Шахимардане такое смешение было очень быстрым, поскольку сюда стекались паломники со всей Ферганы и из других регионов Средней Азии.

В начале XX в. в русской статистике получил распространение местный термин "сарты" для обозначения смешанного ферганского населения. Специалисты решили, что он более точно описывает всю совокупность признаков, которыми это население характеризуется. Однако, несмотря на попытки многих историков и этнографов, это имя не прижилось в качестве этнического самоназвания. Начиная с 1917 г. – сначала по требованию среднеазиатских джадидов, а потом и по велению советской власти – термин "сарты" повсеместно было заменен термином "узбеки". До 1917 г. в Ферганской долине, и тем более в Шахимардане, самоназвание "узбеки" не пользовалось большой популярностью. Однако усилия государства, которое на протяжении почти всего прошлого столетия последовательно внедряло это самоназвание в умы людей, оказались не напрасными. Нынешние шахимарданцы воспитаны как узбеки, считают себя узбеками и являются узбеками. Впрочем, память о "таджикском" происхождении все еще живет в местных преданиях и обычаях, придавая локальному узбекскому типу определенное своеобразие и узнаваемость.