ЭФФЕКТЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЭЛИТЫ

Игорь ОЛЕЙНИК

Дыхание политики, как и дыхание любого организма, циклично. В общем-то, "оперативную" политику можно назвать погодой общественной жизни, а долговременную, "стратегическую" составляющую политики соответственно - ее климатом. Разумеется, это не означает стопроценную повторяемость процессов буквально во всех деталях с точностью до минуты через положенную длину периода. Но идея системы налагающихся друг на друга циклов развития в политологии сама по себе довольно плодотворна.

Если брать бытовое восприятие, то в России наверняка самая популярная теория о политических циклах - это теория о неизбежности смены "лысых" лидеров "волосатыми" и наоборот. Во всяком случае, эту загадочную тенденцию наш народ заметил еще со времен Александра Керенского.

А если говорить о научной стороне дела, то, прежде всего, в голову приходит теория циркуляции элит итальянского социолога Вильфредо Парето, считавшего, что развитие управленческих элит подчиняется законам динамического равновесия в борьбе двух тенденций - аристократической и демократической. Аристократическая тенденция проявляется в стремлении правящего класса к наследованию прав и ресурсов, что ведет элиту к одряхлению, стагнации и вырождению. А демократическое начало требует рекрутирования в элиту наиболее активных и способных к управлению представителей управляемых масс для обновления и улучшения дееспособных качеств политического класса.

При соблюдении разумной пропорции аристократического и демократического начал элита "по идее" должна быть в состоянии как поддерживать преемственность, так и продуцировать необходимые для поддержания конкурентоспособности общества новации. Но поскольку эта разумная пропорция соблюдается крайне редко, то с какой-то периодичностью возникают кризисы управления с соответствующей социальной напряженностью и возможностями "несогласованного" прорыва к руководящим функциям кого-то из лидеров "контрэлиты", выступающего от имени обделенных властью масс.

Парето считал, что по ходу таких переворотов власти происходит и смена психотипов политических лидеров (поскольку в ходе цикла развития циклически меняются ключевые для конкурентоспособности качества). К категории "львов", царствующих в период стабильности, он относил лидеров-ретроградов, склонных защищать существующий порядок в прямых конфликтах с применением силы. На смену "львам", вытаптывающим вокруг себя мощных, смелых, ярких конкурентов, приходят "лисы" с их навыками добиваться в неустойчивой ситуации перемен в свою пользу за счет хитрости, пропаганды, политико-финансовых комбинаций, изворотливости и обмана.

Когда "лисы" добиваются устойчивости своего положения (яркий примером такой трансформации может служить фигура Сталина на рубеже 20-х и 30-х годов прошлого века), то они часто превращаются в "львов". Но если занявшая лидерскую позицию "лиса" слишком долго остается "лисой", то она постепенно начинает становиться уязвимой перед решительными "львами" следующей генерации, поскольку психологически не склонна к применению прямой силы там, где она необходима для удержания ситуации под контролем (вспомним судьбу Хрущева).

В итоге история оказывается "кладбищем аристократии" то одного, то другого типа. По поводу же социальных последствий чересчур стремительного обновления элит Бернард Шоу справедливо отмечает: "Революция никогда не помогает скинуть бревно тирании. Максимум, что она может - это переложить его с одного плеча на другое".

Кстати, в противоположность социологической традиции, восходящей еще к эпохе Возрождения, Парето считал, что действия людей в области политики являются по преимуществу нелогичными и нерациональными (в смысле значительной степени рассогласованности объективной реальности и субъективного мнения о ней). По его мнению, политики руководствуются не идеями, а чувственными иллюзиями по поводу своих личных целей (как сказал бы великий Станиславский - политики относятся к людям, которые любят себя в искусстве, а не искусство в себе). Но при этом они, разумеется, для широкой публики придумывают своим индивидуалистическим устремлениям внешне рациональное и логичное, с точки зрения "интересов народа", обоснование.

Из других циклических теорий заслуживает внимание высказанная российским экономистом Русланом Гринбергом идея "маятника социальной защищенности", качающегося из одной крайности в другую - от состояния "пересоциализации" к состоянию "недосоциализации" и наоборот. При пересоциализации (чрезмерной патерналистской поддержки малоимущих слоев со стороны государства) у населения происходит рост иждивенческих настроений и ослабление стимулов к хозяйственной активности.

А при недосоциализации уровень дифференциации материального благополучия становится опасным для стабильности общества и инвестиционного климата. Зайдя в одну крайнюю зону, страна пытается нащупать движением в обратную сторону оптимальный для эффективности национальной экономики уровень социальной защищенности - но при этом по инерции политического давления проскакивает "золотую середину", запуская новый цикл "маятника".

А поскольку политика является концентрированным выражением требований экономики, то в странах с устоявшейся ("непереходной") экономикой и развитым средним классом есть тенденция к формированию двухпартийной системы, передающей на выборах государственную власть из рук политиков либерального толка в руки политиков социал-демократического толка - и наоборот. Благодаря этому механизму ни одна из существующих в демократической стране элит не может монополизировать влияние на власть.

Нахождение "маятника" в фазе пересоциализации увеличивает шансы на политическую победу тех, кто научился решать свои экономические проблемы и потому склонен ограничивать функции государства в основном обеспечением правопорядка и важной для их бизнеса общественной инфраструктуры, но никак не перераспределителя ресурсов между "теми, кто сам решает свои проблемы, и теми, кто ждет их решения от других". В США такой электорат (в немалой степени относящийся к среднему классу) голосует за республиканскую партию, в Германии - за ХДС-ХСС, в Великобритании - за консерваторов.

В более активном перераспределении государством ресурсов "в пользу бедных" традиционно видят выход те граждане, которые не могут или не хотят сами решить в полной мере свои экономические проблемы (по разным причинам - от возраста и состояния здоровья до бестолковости и неумения рационально организовать свою деятельность). При недосоциализированном положении "маятника", задевающим интересы среднего класса, на выборах более активно голосуют за партии патерналистского толка (в США - демократы, в Германии - социал-демократы, в Великобритании - лейбористы).

Стоит обратить внимание на то, что демократическая партия США представляет интересы, прежде всего, представителей "коллективистских" профессий индустриальной эпохи (например, автомобилестроителей). А республиканцы ориентируется больше на занятых в "постиндустриальных", в т.ч. наукоемких венчурных отраслях, на людей, более склонных к индивидуальному риску в новых рыночных нишах, к хозяйственной самостоятельности и требованию увеличения давления на социальных аутсайдеров. Республиканская партия США - чрезвычайно интересный феномен политических консерваторов правого толка, являющихся одновременно "революционерами по духу" в производственно-хозяйственном плане. А вот электорат демократической партии в имиджево-политическом плане - относительно левый, но в части экономической самореализации это скорее "консерваторы по духу".

В 80-е годы в нашей стране наблюдалась явная пересоциализация, угрожающая экономической активности - поэтому в массах в рамках критического отношения к политической монополии КПСС были более популярны "западно-либеральные", чем "восточно-патерналистские" идеи. На этой волне в 1991 году, в полном соответствии с интересами руководителей Министерства нефтегазовой промышленности СССР и Министерства цветной металлургии СССР (поговаривали даже, что на их деньги), произошла у нас революция "бархатного" типа. Но запущенные процессы обвальной приватизации уничтожили в большинстве российских регионов экономическую базу среднего класса и население начало быстро дистанционироваться от "демократии бардака".

Нынешний российский аналог демократической партии США - это на редкость занудный и абсолютно негибкий по политическому стилю гибрид КПРФ с "Яблоком". Во всяком случае, партия Зюганова успешно эволюционирует (под чутким руководством зам. главы президентской администрации Владислава Суркова) в этом направлении, оставляя ортодоксальный коммунизм неадекватным российским реалиям "буревестникам" типа Анпилова. А вот основательная "республиканская" альтернатива, имеющая серьезную социальную поддержку среди занятых в постиндустриальных, высокотехнологичных венчурных отраслях, появится в России не скоро. Уж во всяком случае, называть остановившийся в своей идеологии на уровне советского диссидентства Союз правых сил аналогом республиканской партии США язык как-то не поворачивается.

Попытка же позиционирования "Единой России" в привязке к схеме двухпартийности любого политолога может циклически сводить с ума. Потому что, по законам жанра, почти все деятели этой многократно переименовывавшейся партии власти в предвыборный период - патерналисты и борцы с коррупцией, а сразу же после выборов - либералы и лица с устойчивой репутацией коррупционеров. Между прочим, в полном соответствии с афоризмом Козьмы Пруткова: "В России всякое движение начинается с левой ноги, но с равнением направо".

В общем, без возрождения среднего класса в российской провинции до реально цивилизованной, а не пиаровско-бутафорской двухпартийности наша страна никогда не дорастет. При сырьевой направленности нашей экономики уж больно будет тонок и страшно далек от народа слой "республиканцев по духу": может быть, какое-то число сторонников и привлечешь, но оттолкнешь от себя "недемократичностью" в десятки, в сотни раз больше избирателей.

Впрочем, политические тенденции все равно задают не массы, а немногие наиболее влиятельные представители элиты. В 1949 году американский юрист Роберт Мичелс сформулировал так называемый "железный закон олигархии". Согласно ему, в крупных общественно-политических организациях (какими бы демократическими они не провозглашали себя) всегда реально происходит концентрация власти в руках правящего ядра и аппарата. Входящие в эту партийную элиту люди стремятся закрепить свое преимущество перед рядовыми членами в навыках политической борьбы и доступе к важной информации. Партийная жизнь - это всегда история господства организованного меньшинства над инертным, неорганизованным большинством. В результате во всех политических организациях, независимо от их типа, идут процессы олигархизации, дискриминации низовых звеньев в принятии важных решений, увеличения разрыва между интересами руководителей партии и интересами ее рядовых членов.

Не правда ли, весьма узнаваемая в наших отечественных реалиях картина? В России, с ее традициями монополизма и хроническим дефицитом политической культуры, кучкование масс вокруг партий всегда проходит в условиях "эпидемичности мысли и стадности настроения" /В.О.Ключевский/. В результате для наших политических лидеров нет особенной необходимости выполнять свою ключевую для сколько-нибудь цивилизованной страны функцию, связанную с объединением масс вокруг стратегии и целей развития.

Возникает извечный вопрос российской интеллигенции - что делать? Здесь, наверное, уместно вспомнить известный принцип: "Боже, дай мне силы для того, чтобы изменить то, что от меня зависит. Дай мне мужество для того, чтобы смириться с тем, что изменить нельзя. И дай мудрость, чтобы отличить первое от второго".

Возникновение элиты и отгораживание ее от интересов народа - это такое же закономерное явление, как восход и заход солнца. Бессмысленно и непродуктивно его проклинать. Хотя бы потому, что тут же попадаешь под законное подозрение, что все дело в обиде на то, что тебя самого не пускают в эту презренную элиту.

Мы, рядовые избиратели, объективно являемся заложниками качества нашей так называемой "национальной элиты". Потому что при низком качестве отечественного "олигархата" он неизбежно станет могильщиком России вместе со всеми ее гражданами, не имеющими возможности или желания эмигрировать в страны с более дальновидной элитой.

Отчего же зависит качество элиты с точки зрения интересов российского общества? Главным образом от того, как исполнительная и законодательная власть влияет на уровень конкуренции среди крупного бизнеса, в том числе на уровень конкуренции за властное влияние на государство между лидерами сырьевых отраслей и отраслей высокого передела. Если сохранится доминирование влияния олигархов от нефтяной промышленности и цветной металлургии (независимо от "ельцинско-приватизационного" или "путинско-силового" происхождения этих олигархов), то сколько-нибудь достойного и ненищенского будущего у большинства россиян быть не может по определению.

Не нужно здесь питать никаких иллюзий. При сохранении государственной стратегии "сырьевого придатка" не менее 80% наших граждан обречено на деградацию в качестве невостребованных национальной экономикой иждивенцев, в качестве избыточного для страны населения. Поэтому (во всяком случае, с точки зрения автора) продуктивность разнообразного по способам и каналах давления общественных сил на исполнительную власть для демонополизации влияния сырьевых олигархов на государство является сейчас ключевой задачей, которую необходимо решить для повышения качества национальной элиты и, соответственно, роста социально-экономической эффективности России.

Возможно, наиболее актуальным и перспективным направлением российской политологической науки сейчас должны стать разработки в области так называемой "теории компенсационной власти". В США этот подход развивается Уильямом Кифом. С его точки зрения, только "конкуренция среди элит поддерживает американское общество свободным от тирании одной единственной элиты". Вот было бы здорово, если бы в сколько-нибудь обозримом будущем мы имели основание с гордостью заменить в этом предложении слово "американское" на "российское"…

25.02.05

Игорь Олейник - директор Института стратегий развития и национальной безопасности