Когда-то здесь был полигон, теперь только опасность

К. Джей Чиверс
"New York Times", 4 марта 2005

Дорога на Семипалатинский полигон идет по азиатской степи мимо пасущихся коров и лошадей до холма с видом на высохший бассейн.
Нет никаких предупреждающих знаков. Рядом с брошенной будкой охранника и остатками забора нет ворот. Только количество радиационных детекторов наводит на мысль о том, что лучше было бы повернуть назад.

Бассейн, до того, как он испарился, был одной из самых страшных лабораторий под открытым небом и одной из самых темных тайн.

Здесь недолго стояла металлическая башня высотой 100 футов, окруженная кирпичными домами, мостами, бетонными бункерами, танками и самолетами, внутри которых находились животные. Объекты помещались на разном расстоянии от башни, и надо было выяснить, как повлияет на животных то, что произойдет. Вокруг находились бетонные наблюдательные вышки с измерительными приборами, которые подземный кабель соединял с командным пунктом, где специалисты оценивали свою работу.

Именно здесь летом 1949 года советские ученые взорвали первую сталинскую атомную бомбу. В следующие 40 лет в воздухе и на земле было взорвано еще не менее 455 бомб.

У Казахстана уже нет ядерного арсенала, в 1990-е годы его вернули в Россию. Но в наследство от десятилетий московского правления осталась эта зараженная зона. Показателем беспорядка, царящего во многих уголках бывшего СССР, является то, что доступ сюда открыт для всех.

Если вы найдете дорогу, то можете войти.

Машина едет дальше, подскакивая на ухабах, минует останки наблюдательной вышки в двух милях от места взрыва первой бомбы. Недалеко от эпицентра Юрий Стрильчук, сотрудник Национального ядерного центра Казахстана, следящего за возникающей здесь радиацией, выходит из машины и осторожно движется вперед, стараясь не шаркать ногами и не переворачивать мелкие камни. Земля, поясняет он, еще "горячая". Если перевернуть камень, горячая сторона окажется сверху.

Риск различен. Эксперты утверждают, что кратковременное посещение с гидом и детектором, позволяющим передвигаться по "холодным" участкам, не таит в себе большой опасности. Более продолжительные посещение или повреждения почвы увеличивают риск.

Перед Стрильчуком руины: покореженные опоры моста, бетонные бункеры, крыши с которых снесены ударной волной невообразимой силы, яма размером с пруд.

Сталин считал атомную программу настолько важной, что назначил ее директором Игоря Курчатова, боявшегося, что в случае неудачи его расстреляют. Научный городок неподалеку, носящий имя Курчатова, не нанесен на карты. Его почтовый адрес часто меняли, чтобы сбить с толку шпионов. Он назывался Москва 400, Семипалатинск 21 и Надежда.

Стрильчук идет дальше. Картина напоминает потусторонний мир.

В результате теплового излучения от взрыва земля стала жидкой и разбрызгалась по уцелевшим стали и бетону. Это вещество похоже на густой черный лак.

Оно и под ногами. Шарики остекленевшей земли скрипят под сапогами Стрильчука. Он смотрит на детектор. Здесь стоять безопасно, говорит он. Там – нет.

Жизнь возвращается. Через запекшуюся почву пробивается трава. Летают птицы. Там и здесь виден навоз овец, коз, лошадей и коров, забредающих сюда в поисках травы. Есть и следы, оставленные человеком: бутылки из-под водки, кострища, пакеты из-под чипсов.

Это лишь одно из нескольких мест, где в советские времена взрывали сотни бомб. Никто из живущих поблизости не может быть уверен в своей безопасности. Никто в точности не знает, не паслось ли животное, мясо которого они покупают на рынке, на радиоактивной траве. Никто не знает, куда делся весь зараженный радиацией металл.

Известно следующее. Полигон разграбили до нитки. Из земли вытащили толстый медный кабель, самолеты и бронетехнику грабители демонтировали и увезли.

Исчезло почти все. Радиоактивные отходы превратились в металлолом. "Металл воруют и продают", – сказал Стрильчук.

В 1991 году Нурсултан Назарбаев объявил Казахстан безъядерной зоной. К 1994 году бомб и бомбардировщиков не стало. Сотрудничество укрепило отношения с Западом.

Но в стране, известной неэффективностью управления и коррупцией, расчистить ядерный мусор не так просто.

Ряд исследователей называет регион зоной экологического бедствия. Степень загрязнения остается неизвестной, отчасти потому, что Россия не предоставляет информацию о ядерных испытаниях.

Д-р Женис Жотабаев, научный директор Центра, говорит, что оценка уровня загрязнения, составление карты и разработка плана требует взятия образцов почвы с каждых 10 квадратных метров полигона.

Но из-за отсутствия денег образцы берут на участках площадью около двух с половиной квадратных миль. Международной помощи недостаточно, и она запаздывает. Сталинский полигон уже обчистили.