Революция (Мятеж). Как быть готовым

Виталий ЛЕЙБИН

Революция (см. эпиграмму сэра Джона Харрингтона в пер. Маршака: "Мятеж не может кончится удачей, / В противном случае его зовут иначе") в Киргизии указала на некоторую бессмысленность политологической экспертизы в России. Количество неоправдавшихся прогнозов было больше, чем если бы эксперты отвечали на вопрос "что будет?" случайно, "от балды". См., например, заголовок интервью одного из самых квалифицированных российских экспертов – "Революционные цветы не растут в Центральной Азии".

Это я говорю, естественно, не с тем, чтобы показать, что политрушные инструменты анализа как-то бесспорно сильнее, чем все остальные. Да, мы-то как и все указали на "попсовые", очевидные вещи. То есть, во-первых, на сходство всех революционных ситуаций в СНГ, и, во-вторых, на специфические черты Киргизии: разрозненную оппозицию, отсутствие очевидной политической поляризованности по линии Россия-США, территориально-клановый раскол страны по линии Юг-Север, соответственно - вероятность не бархатных сценариев и т.п. Понятно, правда, что и первое (общее), и второе (специфическое) наблюдение можно с некоторыми нюансами распространить на все страны СНГ и не только. Вот такие мы, эксперты, дураки.

Теперь – к делу. У меня есть два объективистских суждения: одно - в оправдание, другое – про контекст анализа ситуации, в которой оказались Россия и ее соседи.

Тезис о несоразмерности человека истории. Дело в том, что к историческому событию нельзя быть готовым: эта штука посильнее любых отдельно взятых господ-товарищей. Люди, которые давно живут в России и СССР, примерно знают, как реагировать на приближение очередного витка: закупать гречку и тушенку (см. предвыборный ажиотаж в Киеве). Появились и новые способы компенсации форс-мажорных обстоятельств специально для очень важных персон: страховочная гражданская и финансовая натурализация в разных, предположительно более стабильных странах. То есть все понимают, что, по крайней мере, у нас история не закончилась. А если быть честными, то история не закончилась и вообще: "легче закончить себя, чем историю". Или, как раньше шутили, – "в могиле отосплюсь".

Последнее историческое событие ХХ века (оно же – первое событие ХХI века) – крушение СССР - еще далеко не завершено. Поэтому, скажем, спор польско-прибалтийских и российских официальных лиц о пересмотре итогов Второй мировой войны, мягко говоря, обескураживает. Первые, сознательно отказались, от самостоятельной исторической судьбы ради судьбы большого Европейского Союза, вторые – и вовсе ничем не доказали свою претензию на историю. Советский солдат победил в Великой Отечественной войне, а вот советские политики проиграли Вторую мировую, потеряв свою страну.

Тезис об аналитической объективности. Предлагаю отделить вкусовщину от объективного знания. Например, вы можете сколько угодно любить или не любить демократию в постсоветских странах, это вам не поможет увидеть историю.

До сих пор все "революции" в СНГ происходили при весьма вегетарианских режимах, допускавших оппозицию, относительную свободу собраний и высказываний, и при этом глубоко идеологически депрессивных, очень надоевших населению (хотя это, увы, не их исключительный признак). Как бы я не любил тезис о необходимости политического разнообразия и демократии, мне придется признать, это не имеет к делу никакого отношения – процедурная демократия без мощного смысла и идеологии страны не усиливает режим, а, наоборот, делает его первой мишенью. Это понимают "западнические" режимы в Грузиии и Украине, где строят монополию на политику.

Все свергнутые лидеры в Грузии, Аджарии, Украине и Киргизии на самом деле отдали власть сами и практически не сопротивлялись. По поводу грузинских событий мы даже шутили, что "объединителем Грузии" стал министр иностранных дел Российской Федерации Игорь Иванов. Уходящие лидеры сознательно отказались от обороны, и этому предшествовали в той или иной степени непубличные переговоры с представителями внешних сил.

Понятно, что гуманистически настроенная общественность должна благодарить Шеварнадзе, Абашидзе, Кучму, Януковича и Акаева за отказ от применения силы. Тем не менее, объективный тезис состоит в том, что все режимы в СНГ стабилизированы исключительно внешним образом, а именно относительным невмешательством России и США. Как только США сочли для себя возможным усилиться в регионе, режимы посыпались, и в первую очередь те, которые не болели манией величия.

Внутренняя стабильность режимов Туркменбаши или Лукашенко не больше, чем у всех. Однако и там, и там есть некоторая имитация национальной идеологии и мифологии мобилизационного типа, и про них никто не уверен, что они в ответ на настойчивые просьбы станут воздерживаться от применения силы.

Это им, впрочем, не поможет, потому что механика революций во всех странах СНГ запущена одинаковая. И это ничего, что боевой силой в Киргизии была не студенческая, а улично-безработная молодежь, техники это не меняет. И ничего, что смена власти произошла не на президентских, как, видимо, планировалось всеми внешними участниками, а на парламентских выборах – тут трудно заранее загадать дату. И ничего, что в данном случае не шла речь об однозначно пророссийских или проамериканских политиках. И даже крупные фальсификации нужны не очень сильно.

Техника смены режимов конвейерная, общая, она не учитывает специфики и не всегда управляема. Эта техника использует тот исторический факт, что почти везде в бывшем СНГ власти с той или иной степенью искренности попытались привить западные демократические институты, после чего с разной степенью интенсивности попытались приспособить их к жизни. В логике приспособления к жизни эти самые институты стали более-менее имитационными. А имитация – это, с точки зрения населения, всегда лицемерие, которое ослабляет режим. Тут-то его можно долбить с помощью идеологии демократии и практики заблаговременного воспитания борцов за честные выборы – и политиков, и молодежи. России до такой техники работы с будущими лидерами и населением в своседних странах очень далеко, да и демократическую идеологию не применишь - своя рожа крива.

Для нас здесь есть внутренний практический вывод. Можно, конечно, со страху еще раз честно скопировать западные политические институты, но закончится это тем же, что и раньше – минимум расстрелом одного из них. Задача построения социально-адекватных политических институтов, впрочем, решаема...
28 марта 2005