Как Сергей Прокофьев казахскую оперу "Хан Бузай" писал. Остались 98 нотных страниц 08:47 09.04.2005
Как Сергей Прокофьев казахскую оперу "Хан Бузай" писал
Людмила Енисеева
Это интервью с ведущим музыковедом нашей республики, 89-летним доктором искусствоведения Борисом Григорьевичем Ерзаковичем, было взято незадолго до его кончины. Материал задумывался как воспоминание-эссе о замечательном советском композиторе Сергее Прокофьеве, чья судьба причудливо переплелась с Казахстаном. Теперь это еще и память о самом воспоминателе, равных которому в знании казахской музыки нет и вряд ли скоро сыщется.
- Борис Григорьевич, среди множества музыкальных имен, ставших объектом вашего внимания, особо выделяется имя Сергея Сергеевича Прокофьева, которого вы хорошо знали. - Мне приходилось встречаться с ним у нас в Алма-Ате в годы войны. Он приехал сюда весной 1942 года по просьбе Сергея Михайловича Эйзенштейна, чтобы написать музыку к его знаменитому фильму "Иван Грозный". В то время я был ответственным секретарем оргкомитета Союза композиторов Казахстана. Прокофьев с женой, поэтессой Прокофьевой-Мендельсон, жил в гостинице "Дом Советов" на углу улиц Красноармейская (ныне Панфилова) и Виноградова. Чтобы встать на учет в союзе, он заполнил личный листок и на вопрос о пребывании за границей написал по диагонали с нижнего угла до верхнего крупными буквами без некоторых гласных: "Был во всех странах Европы, Америки, кроме Южной Америки и Африки!" - Тогда подобная демонстрация к своей причастности к зарубежью была рискованна. Она могла обойтись ему отсидкой в лагерях. - И тем не менее. Он действительно с 1918 года жил в Париже, где с большим успехом шли его оперы и балеты, и, будучи в то же время выдающимся пианистом, много гастролировал. Но ностальгия преследовала его, и в 1933 году перед окончательным переездом на родину он записал в своем дневнике: "Я с величайшей радостью возвращаюсь восвояси на советскую землю". И вот в Алма-Ате, в эвакуации (ему было уже за пятьдесят), он периодически приходил к нам в Союз композиторов за продуктовыми и промтоварными карточками. Случалось, кассир задерживался, и, как все остальные, Сергей Сергеевич терпеливо ждал его. Он был общителен и, чтобы скоротать время, что-то всегда рассказывал. Тогда я узнал, например, что он был консультантом кафедры композиции Московской консерватории, а ему предлагали быть ее директором. Но он отказался. Ведь тогда пришлось бы тратить много времени на административные хлопоты, прослушивание чужой музыки, а это все отвлекало бы его от своей работы. - Как все творческие люди, он ценил время. Рассказывают, что Прокофьев в Алма-Ате давал концерты. - И в госпиталях, и на шефских выступлениях, сборы с которых передавались Фонду обороны Родины, детским домам, раненым. Во всех этих встречах он не раз принимал участие. Ну и, конечно, приходил в Союз композиторов на прослушивание новых сочинений своих коллег, в том числе и казахстанцев – Брусиловского, Байкадамова и других. А однажды я слышал, как в кабинете директора Оперного театра он исполнял фрагменты из своей оперы "Война и мир". Запомнились и некоторые бытовые эпизоды. Так, народным комиссаром торговли тогда был очень добрый и образованный человек Ильяс Омаров. Раз в месяц наш творческий союз обращался к нему за необходимыми товарами. И он без проволочек подписывал распоряжение Госторгу: "Продать за наличный расчет двадцать пар нижнего белья", "… полтонны колесной мази", "… тонну пеньковой веревки". - Бог мой, композиторам-то это зачем нужно было? - А затем, что товары эти успешно обменивались в колхозах или совхозах на муку, картофель или рыбу – блаженной памяти маринку! И все это по-братски делилось между семьями композиторов. Прокофьев аккуратно приходил с большой базарной сумкой в арендованный для хранения продуктов подвал, ему отвешивали в наволочку муку, или он сам, засучив до колен, чтобы не испачкались, брюки, приседал на корточки и отбирал что было можно. По всему его виду было понятно, что это доставляло ему большое удовольствие. Но быт бытом, а ведь именно Ильясу Омаровичу пришла в голову, как потом рассказывали, в общем-то фантастическая идея. Следуя ей, руководство Казахского театра оперы и балета предложило Прокофьеву написать… балет. Но балет "Золушка" тогда у него в работе уже был, а вот над оперой он обещал подумать. Вскоре для этой цели им была выбрана сказка "Хан Бузай", где главным персонажем выступал веселый и сметливый брадобрей. - Сказка – один из наиболее любимых жанров Прокофьева. - И она очень близка к народному пласту. А с казахским музыкальным фольклором Сергей Сергеевич в свое время уже соприкасался. - Каким образом? - В 1925 году. Тогда в Париже на Всемирной выставке декорационных искусств он впервые услышал казахские песни в исполнении народного певца Амре Кашаубаева. Мелодии эти заинтересовали его, и он, через год приехав в Москву, попросил известного собирателя музыкальных богатств Александра Викторовича Затаевича дать ему несколько записей. Получив, выбрал пять из них и обработал для голоса с фортепьяно. Вскоре во французском переводе первая жена композитора – испанская певица Лиина Льюбер-Прокофьева – исполнила их по парижскому радио. А когда Затаевич издал свой фундаментальный труд "1000 песен казахского народа", он отправил его многим музыкантам Европы и Америки, в том числе и Прокофьеву в Париж. - Это было первое знакомство с казахским мелосом. А как складывались дела с оперой? - Тут я хотел бы привести воспоминания второй его жены – Прокофьевой-Мендельсон, - которая была также соавтором либретто. "Мы начали изучать, - писала она, - казахские сказки, легенды, песни, пословицы. Постепенно на этой основе возник сюжет о смелом, находчивом весельчаке, жестоком хане, о верной любви и крепкой дружбе. В сентябре 1942 года было записано содержание трех картин, то есть либретто будущей оперы. А вот что читаем мы в одном из писем самого Прокофьева: "Действительно, мне захотелось написать лирико-комическую оперу на казахском народном материале – очень свежем и красивом. Он заинтересовал меня еще в 1927 году. Работать я собираюсь, используя записанные Затаевичем народные мелодии и придерживаясь нового метода. Разбив либретто на отдельные моменты, подобные кадрам кино, каждому я подбираю музыкальный материал, который кажется мне здесь подходящим". - Чувствуется, конечно, влияние кино, в которое он благодаря Эйзенштейну втянулся в головой. - Более того, решение цитатно включать народные мелодии в оперу "Хан Бузай" было неожиданно для самого композитора. Фольклорный мелос проявляется у Прокофьева, за редким исключением, в сугубо творческом перевоплощении. А тут он даже Кабалевскому советовал: "А вы сделайте, как я - возьмите мелодии народных песен и развивайте их так, будто это ваши собственные". - Ну и что, была поставлена у нас эта опера? - Нет, к сожалению, в Алма-Ате Прокофьев не успел завершить ее. Он имел обыкновение работать сразу над несколькими вещами разных жанров. А в интервью 1947 года, касаясь этой оперы, сказал, что она, к сожалению, продвигается медленно, потому что его отвлекают Пятая и Шестая симфонии, "Ода на окончание войны" и ряд других работ, задуманных одновременно с нею. Вскоре после войны Сергей Сергеевич, как известно, серьезно заболел астмой. Ему разрешалось работать не более трех часов в сутки. Однако болезнь не отступала. И он скончался в один день с "вождем народов" - пятого марта 1953 года. Его стремление завершить "Хана Бузая" так и не осуществилось. - Но, может быть, осталась хотя бы рукопись? - Осталась. В Московском Центральном архиве литературы и искусства. Она состоит из 98 нотных страниц. На всех нотных записях указаны номера, под которыми они значатся в сборниках Александра Затаевича. А некоторые мелодии, намеченные Прокофьевым для партии, частично даже подтекстованы. Опера "Хан Бузай", отмечали знатоки прокофьевского творчества, обещала, бесспорно, быть новаторским уникальным явлением советского музыкального искусства. И мне хочется надеяться, что когда-нибудь она будет дописана кем-то из казахских композиторов. Примеры тому и в русской, и в западной музыке, слава богу, есть. Вспомните хотя бы "Князя Игоря" Бородина, дописанного Римским-Корсаковым и Глазуновым, "Женитьбу" Мусоргского – Ипполитовым-Ивановым, европейский конкурс на завершение третьей части "Неоконченной симфонии" Шуберта. - И еще. Расскажите о судьбе тех пяти казахских песен, которые выбрал и обработал Прокофьев в 1927 году. - Я пытался обнаружить рукописи их в архивах и музеях Москвы, в фондах композитора. Там их нет. Музыковед Нестьев, исследовавший творчество Прокофьева, высказал предположение, что надо искать… в Англии. Они, возможно, у первой исполнительницы этих песен Льюбар-Прокофьевой. Но она в числе многих представителей московской интеллигенции в конце сороковых была репрессирована, восемь лет находилась в лагерях. В 1974 году Прокофьева вместе с сыном уехала с Лондон, где в 1989 году на 92-м году жизни скончалась. Так что круг поисков этих нот еще не замкнулся, и хорошо было бы по официальным каналам установить, где хранится архив композитора с обработанными им казахскими песнями.
№59 за апрель 2005
|