Родина-мать зовет...
Об отношении Казахстана к Мустафе Чокаю и Туркестанскому легиону

Бахыт САДЫКОВА, автор книг о Мустафе Чокае
и Туркестанском легионе

Советский Союз вышел из Второй мировой войны победителем. Это была победа, доставшаяся ценой большой крови. Истерзанная, опустошенная, разоренная страна подвела итог понесенным потерям. По утверждению экспертов, они оказались огромны: в материальном плане они составили 1700 больших и малых городов, 70 000 деревень, 30 000 000 человек без крова; по подсчетам, произведенным в сентябре 1945 года, ущерб в денежном выражении равнялся 680 миллиардам рублей (в 5,5 раза выше национального дохода 1940 года).

Что касается людских потерь, то официальная советская статистика каждый раз с приходом к власти новых вождей представляла разные цифры по нарастающей. При И.В. Сталине было объявлено о семи миллионах, при Н.С.Хрущеве - двадцати миллионах, а при М.С.Горбачеве - двадцати семи миллионах погибших. Из 30 миллионов советских граждан, участвовавших в войне, домой вернулись только три миллиона. По мнению специалистов, массовые людские потери свидетельствуют о неслыханно жестоком характере военных действий: если нацисты вели войну на уничтожение низшей расы, то со стороны сталинского руководства война на выживание велась без принятия в расчет жизней собственных граждан.

Российский профессор А.Н. Яковлев справедливо усматривает в таком отношении советского правительства к своим согражданам проявление сущности диктаторского режима: "Большевизм не должен уйти от ответственности за бездарное ведение войны с гитлеровским фашизмом, особенно на ее первоначальном этапе, когда вся регулярная армия, находившаяся в западных регионах страны, была пленена или уничтожена. И только стена в 30 миллионов погибших заслонила страну от иноземного порабощения"1. Для жителей бывших советских Центральноазиатских республик, появившихся после дробления большевиками Туркестана, до сих пор остается непонятным вопрос об отношении к Туркестанскому легиону. Неоднозначно трактуется и деятельность Мустафы Чокая, которому Москва, желая отомстить за его правдивый анализ внутренней и внешней политики советской России, за разоблачение колонизаторской сущности режима большевиков, приклеила ярлык "основателя" этого легиона.

Об истории туркестанского легиона и полной непричастности Мустафы Чокая к созданию легиона есть документальный фильм, написаны статьи, книги, в том числе и автором этих строк. Необходимо указать и недавно обнаруженные и опубликованные последние записи самого Мустафы Чокая, вновь подтвердившие этот вывод. И все же официально выраженной позиции правительства Казахстана к Мустафе Чокаю нет. Не определена, в отличие от России, которая восстановила законные права своих граждан - бывших советских военнопленных и гражданских лиц, репатриированных в период Великой Отечественной войны и в послевоенный период, позиция Казахстана и к бывшим военнопленным. Причина кроется, видимо, в том, что самостоятельная Республика Казахстан не в состоянии преодолеть установку, данную 60 лет назад правительством ныне несуществующего СССР в период репатриации советских военнопленных.

По истечении шестидесяти лет с появлением доступа к архивным документам внимание исследователей вновь обращено к истории Второй мировой войны. Анализ доступных на настоящий момент архивных материалов меняет советскую трактовку по ряду крупных вопросов и, в первую очередь, относительно послевоенной судьбы советских военнопленных, включая тех, кто оказался в рядах вермахта.

Еще в октябре 1944 года, задолго до Ялтинской конференции, премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль и британский министр иностранных дел Антони Иден встретились в Москве со Сталиным. В ходе этой секретной встречи британская сторона обещала Сталину вернуть всех советских военнопленных, которые будут освобождены союзными войсками. Вернуть любым способом: если бывшие советские бойцы не будут согласны на добровольное возвращение, их репатриируют принудительно. Через четыре месяца это решение было ратифицировано СССР и союзными государствами на Ялтинской конференции, состоявшейся 4 - 11 февраля 1945 года. Акции по репатриации советских военнопленных Сталин дал кодовое имя "Толстой". Название было "привязано" к историческому факту, когда граф Петр Толстой, министр при Петре Первом, способствовал принудительному возвращению в Россию царевича Алексея, которого, вопреки обещаниям Петра Первого о помиловании, казнили. Потомок Петра Толстого, граф Николай Толстой, был потрясен, узнав о названии операции. Желая искупить грех своего предка, он посвятил пять лет своей жизни изучению архивных документов и опросам уцелевших участников и свидетелей насильственной репатриации2.

1 Предисловие к "Черной книге коммунизма: преступления, террор, репрессии". Авторы С.Куртуа, Н.Верт, Ж.-Л. Панне, А.Пачковский, К.Бартошек, Ж.-Л.Марголен. Перевод с французского, М., 1999, стр.12.

2 Н.Толстой. "Жертвы Ялты". Перевод с английского Е.С.Гессен. Париж, 1988, стр.8. Граф Николай Толстой-Милославский, родился в 1935 г. в г. Кенте (Англия). Его прадед по отцу был двоюродным братом Льва Толстого. Окончил Тринити-колледж в Дублине.

Большинство советских военнопленных, оказавшихся в немецких застенках, вполне здраво оценивали ситуацию, в которой они оказались, и понимали, каким может быть отношение к ним советского правительства. Они знали и о неподписании Сталиным Женевской конвенции, что лишило любых проявлений милосердия к ним со стороны отдельных лиц и международных гуманитарных организаций. И все же в сердцах этих несчастных людей теплилась надежда. Как свидетельствуют архивные источники, "о наказании говорили как один все пленные, хотя они и пошли к немцам на службу по принуждению либо из-за голода и ужасных условий в лагерях. Многие хотели как можно скорее связаться с советскими представителями и рассказать свою историю. Они надеялись, что соотечественники поймут, какие нечеловеческие страдания заставили их работать на немцев".

Как же отнеслись к попавшим в плен красноармейцам представители советских репатриационных служб?

Граф Николай Толстой, перелопативший массу архивных материалов, включая документы МИД союзных государств, в своей объемной работе дает полную картину "деятельности" советских репатриационных комиссий. Для того чтобы читатель имел представление об этом, приведем некоторые из изложенных в его книге фактов.

По мере продвижения союзных войск и освобождения ими оккупированных фашистами территорий выявлялись места содержания советских военнопленных, сведения о них передавались правительству СССР, которое направило в Европу комиссии по репатриации. Так, комиссия, прибывшая во Францию во главе с генералом Драгуном, целиком состояла из офицеров НКВД, задача которых заключалась в возвращении домой всех русских (русскими называли всех советских вне зависимости от их национальной принадлежности. - Б.С.), оказавшихся в пределах досягаемости. Кроме того, в обязанности комиссии Драгуна входило снабжение французской коммунистической партии оружием и деньгами.

Подлежащих репатриации русских со всей Франции собирали в центральном сборном пункте в Париже. Затем их распределяли по транзитным лагерям. Первые несколько месяцев с ними обходились очень мягко: охрана в лагерях была поставлена довольно плохо, и работники миссии Драгуна в разговорах с пленными постоянно подчеркивали, что дома всех ждет теплый прием и амнистия. Один из пленных, хлебнувший страшных немецких лагерей, вспоминает, как многообещающе звучали речи советского посла Богомолова. Правда, дело несколько портили мрачные угрозы, которые в подпитии бормотал старший офицер НКВД.

Первым делом генерал Драгун решил навести порядок в лагерях, для чего самолично застрелил десять человек, подвернувшихся под руку. За пределами лагерей оперативники Драгуна установили настоящее "царство террора". По свидетельству бывшего сотрудника посольства СССР Михаила Корякова, они развязали в Париже "оргию шпионажа, похищений людей и убийств". Одна из типичных картин возвращения советских граждан на Родину была такова.

...31 октября корабли с русскими военнопленными вышли из Ливерпуля в Мурманск. На борту было 10139 мужчин, 30 женщин и 44 мальчика. Все они находились под неусыпным наблюдением "незаметных" английских вооруженных охранников. В советский порт судно прибыло как раз накануне очередной годовщины революции.

Дальнейший ход событий изложен Николаем Толстым на основании рассказа очевидца событий, майора С.И. Кригина: "7 ноября в Мурманске я возвращался в машине из штаба военно-морской миссии в порт. По дороге мы миновали длинную колонну репатриантов, шедших под конвоем с судна "Скития" в лагерь за городом. У меня создалось впечатление, что с ними обращаются как с военнопленными вражеской армии. Охранники были вооружены винтовками, на 10-15 пленных приходилось примерно по одному конвоиру. Никаких признаков теплого приема я не заметил. Поведение репатриантов лишний раз свидетельствовало об их униженности. Все они были одеты в английскую военную форму, у большинства в руках были маленькие узелки с пожитками, советских вещей на них не было"...

Лейтенант норвежской армии Гарри Линдстром, прибывший в Мурманск тем же транспортом, что и советские военнопленные, уточнил финал репатриационной деятельности советских спецслужб в Мурманске, засвидетельствовав, что "весь день 7 ноября до него доносился шум автоматных очередей: это расстреливали советских людей, освобожденных из фашистского плена".

Это событие было прокомментировано 14 ноября агентством ТАСС как "волнующий рассказ о высадке освобожденных соотечественников":

"Прибывших тепло встретили представители уполномоченного Совнаркома СССР по делам репатриации советских граждан из Германии и оккупированных ею стран, а также представители местных советских органов и общественности. Волнующей была встреча вернувшихся из фашистской неволи советских граждан с трудящимися Мурманска. Стихийно возник митинг. Один за другим поднимались на импровизированную трибуну советские граждане, насильно оторванные немецкими извергами от Родины, и выражали свою взволнованную благодарность советскому правительству, товарищу Сталину за отеческую заботу о них..."

Тем военнопленным, которых встречали в Одессе, "повезло" меньше: не было митингов, о них не писали статей в газетах.

"Конвой прибыл в Одессу в начале марта 1945 года. Не успели суда пришвартоваться, как на борту появились сотрудники НКВД. Им были вручены списки пленных и рапорты советских офицеров, находившихся на судах, и они немедля приступили к работе. Пленных построили на палубе, офицер выкликал по списку фамилии, мертвенно-бледные люди выходили из строя. После короткого допроса пленных в сопровождении сотрудников НКВД с автоматами группами уводили с корабля. Покончив со специальными списками, приступили к выгрузке оставшихся.

Английские моряки равнодушно наблюдали за происходящим с палубы. Во всех портах, в которые они заходили, толпились солдаты, громоздилось военное оборудование, гудели сирены кораблей, кричали люди, в небе кружили чайки. От Неаполя и Констанцы Одесса отличалась разве что количеством разрушенных бомбежкой зданий.

Вдруг глубокое гудение разрезало воздух, в небе появились два бомбардировщика и начали кружить над бухтой. Моряки инстинктивно втянули головы в плечи, потом выпрямились, завидев на крыльях красные звезды. Тем не менее самолеты вели себя странно. Примерно с четверть часа они кружили над портом, и стоило морякам притерпеться к их гудению, как к нему добавился новый пронзительный механический звук. Это запустили лесопилку, стоявшую на набережной. В пронзительном вое пилы и гуле самолетов потонули все прочие звуки. Те, кто оказался поблизости, машинально затыкали уши. Этот адский шум продолжался минут двадцать.

Князь Ливен, сообразив что происходит, в ужасе помчался к полковнику Дэшвуду, который должен был проследить за возвращением на том же судне английских военнопленных, освобожденных Красной армией. Бледное, перекошенное ужасом лицо князя потрясло полковника:

- В чем дело, мой мальчик?

- Сэр, они убивают пленных! - заикаясь от волнения, выдавил Ливен.

...Через несколько минут шум прекратился, бомбардировщики скрылись за крышами, пила, выполнив, вероятно, свою утреннюю норму, остановилась, и порт снова зажил привычной жизнью...

Эти методы, которым обучали в школе НКВД в Бабушкине, применялись повсеместно".

Лев Филиппович Соцков, ветеран советских спецслужб, называет такого рода деятельность уполномоченных НКВД "работой": "...занимались ею и во время Второй мировой войны. Делалось это, конечно, по причинам, прежде всего, геополитическим и стратегическим, связанным с судьбами нашей страны в глобальных процессах мирового развития. Однако соображения партийно-политического свойства и идеологическое противоборство придавали всему этому комплексу проблем чрезвычайно острый, не разрешимый обычными средствами (курсив мой. - Б.С.) характер, тем более, что в этой сфере были активно задействованы иностранные разведслужбы"3.

Так пытается оправдать чекистский террор, учиненный в отношении эмигрантов и советских военнопленных и депортированных граждан, генерал-майор советских разведывательных служб, прикрываясь безобидным словом "работа".

Представители репатриационных служб союзников отмечают, что советское правительство проявляет трогательную заботу о своих военнопленных, требуя, чтобы "Советские граждане рассматривались не как военнопленные, а как свободные граждане союзной державы и были приняты все меры для скорейшей транспортировки освобожденных Советских граждан на Родину"4.

Убедившись в том, что на деле скрывается за этим настойчивым требованием, союзники недоумевают: "Трудно понять, почему советские так пекутся об этих несчастных пленных, половину которых они, скорее всего, расстреляют сразу же по прибытии в СССР".

А как относилась советская сторона к освобожденным Красной армией военнопленным союзных держав? Как относились к своим согражданам, попавшим в плен, правительства союзных государств?

Представление об этом дает следующий архивный документ, запечатлевший запись беседы Наркоминдел В.М.Молотова с французским генералом Катру.

Генерал Катру -

Министерству иностранных дел Франции.

21 мая 1945 г.

Я пожаловался Молотову на обструкцию в свой адрес и в особенности в адрес г-на Гарро во время посещения лагерей наших соотечественников. Как яркий пример я рассказал о случившемся в день, когда генерал Голубев заявил генералу Пети, что в Польше нет больше французов, а я же имел на руках полученные от г-на Гарро сведения о численности наших в различных лагерях: всего около 40.000 человек и сверх того 30.000 еще не идентифицированных.

Я потребовал предоставления представителям французской стороны тех же прав, которые нами предоставлены г-ну Богомолову и миссии Драгуна. Я добавил также, что освобожденным французам необходимо встретиться с нами и изоляция, в которой они пребывают, для них необъяснима, что они нуждаются в психологической поддержке и т.п.

Молотов сначала заметил, что г-н Гарро, находясь в Польше, а не в СССР, не может взывать к взаимности, ссылаясь на уступки, сделанные г-ну Богомолову. По его мнению, следует обратиться в правительство Польши. Я возразил, указав, что лагеря в Польше находятся под командованием советской стороны, а не Польши. Последовало удивление Молотова тем, что военнопленные могут жаловаться на армию, которая, освободив их от немецкого плена, оказала им неоценимую услугу. Он не понимал, что могут быть какие-то претензии к советскому командованию и что дружеские чувства военнопленных остыли.

"Как это случилось, - добавил он, - едва прошло несколько дней после победы, и уже забыли обо всем!"

Я ответил на этот кажущийся правдоподобным довод, что дела обстоят не так драматично, что никто из французов не отрицает ни вклада Красной армии в победу, ни ее освободительной роли, а что речь идет о страданиях людей, пребывающих вдали от своей страны. Они просят внять их голосам и сердцам, чтобы успокоили их нетерпение, и это сделать должны представители французской стороны; одним словом, проблема заключалась в проявлении человеческого сострадания и сочувствия.

Я убедился в том, что такого рода доводы для них (советских) ничего не значат. Советы очень трепетно относятся к собственной славе и успехам, но бесчувственны к страданию людей. Известно, что их мало беспокоит участь собственных сограждан, попавших в плен, для них их военнопленные - подозреваемые. К нашим они относятся лучше, чем к своим. Возможно, считают, что наши должны тем довольствоваться.

Я завершил разговор, вновь подтвердив, так же как г-н Гарро, желание получить свободный доступ к своим соотечественникам.

Этот разговор, так же как и моя настойчивость, хотя и проходил в атмосфере вежливости, не понравился г-ну Молотову.

Подпись - Катру5.

Отношение правительства тоталитарных стран к своим согражданам - это отсутствие гуманности и полное пренебрежение достоинством каждого отдельного человека и всего народа в целом.

О статусе равных

Шесть десятков лет, прошедшие после войны, - достаточный срок, чтобы осмыслить и сделать выводы обо всех аспектах самого смертоносного события ХХ века. Наш земляк Николай Кузьмин, рассуждая о сегодняшнем отношении казахстанцев к своему прошлому, констатирует: "Мы признали сталинский режим тоталитарным. Политику советского руководства в отношении Казахстана - колонизаторской"6. Колонизаторский характер российской политики наиболее явственно проявил себя именно в этот тяжелый для СССР период. Из 5 734 528 красноармейцев, оказавшихся в нацистском плену, почти треть составляли туркестанцы: 1 миллион 700 тысяч человек. Соотношение этих цифр также обнажает жестокую истину: представители колоний служили живым щитом. В этой связи исследование истории Туркестанского легиона свидетельствует об идентичном отношении к легионерам немецкой стороны. Ни ту, ни другую сторону не занимал вопрос прав туркестанцев, которым предоставлялось только одно-единственное право - проливать кровь за непонятные им идеи большевизма и нацизма. Вот что о пленных туркестанцах пишет граф Николай Толстой: "Эти несчастные не разбирались в политике. Всю жизнь их бросало из стороны в сторону во имя чужой им идеи, по приказу командиров, язык которых зачастую они не понимали. В Королевском Военном музее есть фотография, которая символически запечатлела судьбу этих заблудших душ. Бывший житель Туркестана стоит перед двумя взявшими его в плен в Нормандии офицерами британской 31-й Горной дивизии. На рукаве у него - знак его формирования: вышитое изображение мечети; сверху - обращение к Аллаху. Он добродушно улыбается, словно наивный ребенок. Он не понимает этих английских офицеров, как до этого не понимал немецких командиров своего полка, а еще раньше, наверное, - советско-русских правителей своей родины".

В своей статье Николай Кузьмин верно подметил, что "после обретения Казахстаном независимости государство не только не пыталось отмежеваться от той войны (хоть призывы к тому время от времени звучат), но и усилило акцент на вкладе казахстанцев в победу"7.

Объяснение парадоксальному, на первый взгляд, факту могут дать слова Карла Реннера: "Если целый народ попадает под господство другого народа, то несколько поколений побежденных обречены жить в атмосфере презрения. Они долго не могут подняться из пучины социальной деградации, и только много позже им удается занять статус равных в среде завоевателей, но при этом они теряют свой национальный облик".

Желание занять статус равных в среде победителей - вот что движет нами, когда мы тщимся изо всех сил, дабы доказать, что и мы боролись наравне с другими, большими, против грозного врага.

Родина и государство

Встречаясь со зрителями и читателями, иногда слышу: "Я считаю, что это для нас - Великая Отечественная война, ведь тогда у нас была общая родина".

Так рассуждают те, кто не видит различия между понятиями "родина" и "государство". Государство, если говорить в популярных терминах, - это форма организации общества, чье устройство и политический режим могут быть различны. Мы можем говорить об унитарной, федеративной и других формах государственного устройства, а также о демократическом, тоталитарном и других политических режимах какого-то государства.

Дать академическое определение понятию Родины (Отечества) гораздо сложнее, так как оно релятивизируется в зависимости от субъективной точки отсчета: оказавшись в космосе, мы можем сказать, что наша родина - Земля, а южанин, оказавшись на севере Казахстана, может сказать: "Моя родина - аул такой-то на юге, где я родился".

В России было сложено много проникновенных и трогательных песен о Родине в период войны, а после войны - о пережитом на войне.

Много ли песен сложено казахами на казахском языке о войне, о защите Отечества в тот период?

А теперь обратимся к последним записям Мустафы Чокая, чтобы уяснить для себя, какое чувство испытывали туркестанцы, находясь на фронте.

Русские шли, в первую очередь, защищать Отечество. Те, кто были в Русской Освободительной Армии Власова, также были движимы любовью к своему Отечеству, но при этом желали изменить государственный строй, избавить свою Родину от большевизма, проводя ясную грань между родиной и государством.

Туркестанцы же находились в составе армии страны, колонизировавшей их Родину. Те, кто оказались в Туркестанском легионе, желали освобождения своей Родины - Туркестана - от ненавистного тоталитарного режима. В этом их цели совпадали с власовскими.

После окончания войны сталинский государственный аппарат расправился с теми и другими, а заодно со всеми остальными пленными, как с врагами режима, маскируя свой террор словами о предательстве Родины. В этом сила и коварство большевистской идеологии, отравившей своим ядом сознание масс, сила репрессивного аппарата, главным средством которого было устрашение, подавление народа, чтобы держать его в повиновении. Расстрелы военнопленных - это неотъемлемая часть метода устрашения своих сограждан: оставшиеся в живых должны извлечь урок и повиноваться существующему в СССР тоталитарному режиму коммунистов.

Читая книгу Льва Соцкова, пронизанную духом модной нынче в России державности, испытываешь чувство неудобства за ветерана, от которого читатель вправе ждать мудрого осмысления исторического прошлого. Можно было бы понять позицию генерал-майора, если бы события октября 1917 года, приведшие к установлению советской власти, явились настоящей революцией, а не переворотом, уничтожившим завоевания Февральской революции. Если бы октябрь семнадцатого привел к построению государства на демократических принципах. Однако история доказала правдивость выводов Мустафы Чокая относительно сути власти русских рабочих и крестьян, которая с первых дней своего появления обнажила, по его выражению, "свой звериный лик": она сделала невозможным всякое сотрудничество с ней представителей не только нерусских народов, но и утвердила кровавый репрессивный режим в самой России. Власть большевиков после достижения ими своих целей проявила свой истинный характер - террористический, антигуманный.

Эту характеристику, данную советскому строю Мустафой Чокаем несколько десятков лет назад, подтверждает сегодняшний российский ученый, профессор А.Н. Яковлев: "С точки зрения исторической, это система социального помешательства, когда были уничтожены крестьяне, дворянство, купечество, весь слой предпринимателей, духовенство, интеллектуалы и интеллигенция; это "крот истории", вырывший братские могилы от Львова до Магадана, от Норильска до Кушки; это основанная на всех видах угнетения эксплуатация человека и экологический вандализм; это античеловеческие заповеди, вбиваемые с беспощадностью идеологического фанатизма, скрывающего ничтожемыслие; это - фугас чудовищной силы, который чуть было не взорвал весь мир"8.

Квалифицируя своих бывших товарищей по оружию врагами, считая поэтому оправданным использование против них жестоких методов спецслужб, Л. Ф. Соцков выступает сторонником не демократических принципов, а ленинско-сталинской идеологии, которая, по определению того же профессора А.Н.Яковлева, есть "явление одного порядка с германским нацизмом, итальянским фашизмом, испанским франкизмом, полпотовщиной, с современными диктаторскими режимами, каждый из которых имеет свои особенности, но суть остается одной и той же"9.

Все это дает основание со всей категоричностью не согласиться ни с мнением, ни тем более с позицией Л.Ф.Соцкова.

Слова Мустафы Чокая об отношении к России продолжают сохранять актуальность и в наши дни: "...Думаю, что каждый должен отдавать себе отчет в том, что может дать безоглядная вражда к одной и столь же безоглядная дружба с другой страной. Я знаю одно: безоглядная вражда к России была бы для нас политикой неблагоразумной. С какой-то Россией мы должны как-то дружить. Это, конечно, не значит, что мы отказываемся от борьбы за национальную свободу. Особенно это нужно помнить у нас в Туркестане, который еще политически неорганизован"10. Да, хотелось бы дружить с Россией демократической...

3 Лев Соцков. "Неизвестный сепаратизм. На службе СД и Абвера. Из секретных досье разведки". М., 2003г., стр. 7. О том, в какой мере были "задействованы иностранные разведслужбы", читатель узнает из материалов, приводимых в готовящейся к изданию книге Бахыт Садыковой.

4 Выдержка из текста ноты, хранящейся в архивах МИД Франции. Слово "Советские" во всех случаях написано с заглавной буквы (прим. Б.С.).

5 Archives du Ministere des Affaires Etrangeres de France. Serie Z-Europe, Sous-serie URSS (1944-1949), dossier 67, ff. 19-21. [Архив МИД Франции].

6 Николай Кузьмин. "Наша победа". Журнал "Мир Евразии", № 4(18), апрель 2005 г., там же, стр.35.

7 Николай Кузьмин. "Наша победа". Журнал "Мир Евразии", № 4(18), апрель 2005 г., стр.36.

8 А.Н.Яковлев. Предисловие к русскому изданию "Черной книги коммунизма", авторами которой являются С.Куртуа, Н.Верт, Ж.-Л.Панние, А.Пачковский, К.Бартошек, Ж.-Л.Марголен. М., 1999, стр.14.

9 Там же.

10 Archives Mustafa Tchokay-Bey, Bibliotheque Interuniversitaire des Langues Orientales, carton 5.

6 мая 2005 г. №18 (646)