Начало геополитической эры
Среди ученых-геополитиков считается, что уже в древности на планете происходили крупные геополитические столкновения. Первыми геополитическими образованиями были Римская, затем Монгольская империя. В XVIII веке геополитическое противоборство между собой вели Франция и Англия, в ХIХ веке – Британская и Российская империи. Но сама геополитика как наука оформилась лишь на рубеже ХIХ–ХХ столетий. А в чистом виде геополитика заявила о себе в полный голос 60 лет назад: в мае 1945-го – в год нашей Победы

Мурат ЛАУМУЛИН,
Алматы

Те, кто следит за современной Сталинианой, обратили внимание на острые дискуссии вокруг последнего проекта известного московского скульптора Церетели: памятника Большой тройке – Сталину, Рузвельту и Черчиллю на Ялтинской конференции. Несмотря на некоторую одиозность идеологии памятника и репутацию самого автора, идея этого монумента представляется гениальной с точки зрения исторической геополитики. Действительно, это был тот самый час "икс", когда решались судьбы не только Европы, но и всего мира. Фактически, имел место его раздел, причем раздел именно геополитический (а не культурный, цивилизационный, экономический и т. д.). Затем появление атомного оружия и стратегических средств доставки окончательно превратили холодную войну в "век геополитики". Но решалось все тогда – весной 1945 года.

Многие события Второй мировой войны носят явно выраженный геополитический отпечаток. Так, у нас, как у советских людей, всегда вызывало недоумение принятое в западной историографии сравнение Сталинградской битвы и сражения под Эль-Аламейном, проходивших в одно время. Масштабы участвовавших в этих битвах сил и их потерь были для нас несопоставимы. Но с точки зрения геополитики все правильно: для англосаксонских держав Эль-Аламейн имел такое, а может быть, и большее значение – как Сталинград для СССР. Эта победа давала союзникам окончательное превосходство на всем средиземноморском театре и заставляла державы оси безвозвратно перейти к стратегической обороне. Точно такой же геополитический подтекст имело настойчивое стремление Черчилля открыть второй фронт на Балканах. Это позволило бы англосаксам "отсечь" Советский Союз от Центральной и Восточной Европы, то есть в геополитическом смысле запереть его в континентальной Евразии.

Наука или идеология?

Но ряд особенностей геополитики как дисциплины позволяет сомневаться в том, что она является наукой в традиционном понимании, как история, политическая география, экономика. Или, может быть, геополитика – это синтез всех этих дисциплин? Ясно одно: пока геополитика заперта в кабинетах ученых, она представляет собой просто относительно безвредную академическую науку. Страшно, когда геополитика из кабинетной тиши перемещается в воспаленные головы политиков и штабы военно-стратегического планирования. А именно это и произошло в ХХ столетии.

Как нам кажется, не случайно геополитика как направление научной мысли зародилась на немецкой земле. И сам термин – также немецкий (die Geopolitik), хотя в научный оборот его ввел швед-германофил Р. Челлен. Немецкие исследователи, последователи Ратцеля и Наумана, создали в начале ХХ века геополитическую школу, высшим выражением которой стало творчество (если в данном случае уместно это выражение) Карла Хаусхофера. Германские специалисты по геополитике изобрели теорию "Срединной Европы" (Mitteleuropa), в основе которой лежит так называемое "германское ядро". Именно Германии, по их мнению, предстояло объединить Европу под своим культурным и экономическим крылом. Появление этой концепции совпало с популяризацией в Германии и Австрии еще более псевдонаучной – "нордической", или арийской теории.

Эти и другие концепции дали синтез в виде настроений в немецком обществе, научных, а главное – в политических и военных кругах, оправдавших и призывавших к расширению германского "жизненного пространства". Подобные взгляды получили широкое распространение еще задолго до Первой мировой войны, формальной виновницей которой была Германия. В 1920-е годы, несмотря на тяжелейшее поражение в войне двух немецких государств, ученые-геополитики продолжали гнуть свою линию. Они предрекали неуклонный закат колониальных империй – "морских держав", усиление и объединение центральной Европы (под эгидой Германского рейха, разумеется).

И вот в этот момент один из лидеров молодой нацистской партии Р. Гесс, последователь Хаусхофера, знакомит с основами геополитики сидевшего в тюрьме за попытку неудавшегося путча другого нациста, австрийского художника. После выхода из тюрьмы, как гласит апокриф, Гитлер лично знакомится с мэтром геополитики. То, что взгляды немецкого фюрера на международную политику формировались под влиянием геополитических воззрений, не вызывает сомнений. Однако здесь обнаруживается парадокс: Гитлер фактически перевернул теорию Хаусхофера о "континентальном блоке" (союзе Германии и России) с ног на голову и вложил в нее четко выраженный антиевразийский характер. В то же время атлантические державы фюрер рассматривал как своих геополитических противников и стремился овладеть их колониальным наследием.

Таинственный полет Гесса в Англию в 1940 году и был, возможно, неудачной попыткой изменить неправильную геополитическую парадигму, в которую устремилась Германия, неудержимо катясь к войне на два фронта. Таким образом, третий рейх сознательно двигался к мировой войне, вооруженный невнятной и противоречивой геополитической теорией и бредовыми идеями своего фюрера о расовом превосходстве, которые были похоронены Красной Армией под руинами Берлина шестьдесят лет назад.

От практики к теории

К этому времени англосаксонская политическая мысль была вооружена другой геополитической концепцией, которая позволила Великобритании и США выйти победителями в двух мировых и холодной войнах. Эта теория о "морском могуществе" или стратегическом превосходстве морских держав над континентальными. Ее основы заложил американский адмирал А. Мэхэн, развил английский ученый Х. Маккиндер и довели до совершенства последователи атлантизма во второй половине ХХ века – Г. Киссинджер, З. Бжезинский и другие.

Но остается неясным, насколько руководители Британии и Америки руководствовались в своих действиях во время Второй мировой войны исключительно геополитическими соображениями, а в какой мере – просто военно-стратегическими мотивами. Как было отмечено выше, Уинстон Черчилль безусловно обладал геополитическим мышлением. Совместное командование союзными государствами и армиями должно было в той или иной мере привить этот стиль мышления его компаньону – президенту Рузвельту. Хотя при планировании крупных операций американское военное командование руководствовалось, по-видимому, прежде всего практическими соображениями. То есть оно не было готово ради гипотетических геополитических планов жертвовать жизнями конкретных американских солдат.

К началу 1945 года потери союзников составляли несопоставимые с советскими цифры: американцы потеряли около 140 тыс. чел., англичане – 200 тыс., канадцы – 18 тыс., австралийцы – 17 тыс. и т. д. Счет потерь только Красной Армии без замученного и истребленного советского мирного населения шел на миллионы.

Однако проводимые совместные операции союзников придавали им воистину геополитический размах: высадка в Северной Африке, Южной Италии и в Нормандии, а также операции на Тихом океане. Особенно ясный геополитический контекст носило сражение за остров Мидуэй, где на небольшой территории и акватории острова столкнулись в геополитическом напряжении огромные силы американцев и японцев. После разгрома Японии вся стратегия Соединенных Штатов в Азии и на Тихом океане носила ярко выраженный и осмысленный геополитический характер.

Вступление в век геополитики

Принято считать, что советское руководство в силу своей маниакальной приверженности марксистской идеологии игнорировало законы геополитики. Действительно, на долгие десятилетия геополитика была объявлена в СССР антинаучным учением, "служанкой германского милитаризма". По мнению многих компетентных экспертов, Иосиф Сталин очевидно демонстрировал, особенно в конце войны и после нее, ярко выраженное геополитическое мышление.

Так называемый Пакт Молотова–Риббентропа, который вызывает столь яростное неприятие со стороны новых членов НАТО и ЕС, был по сути не чем иным, как актом геополитического характера, который помимо очевидных военно-стратегических преимуществ давал советской стороне и преимущества геополитические. Но по-настоящему высокий геополитический стиль Сталин продемонстрировал на Ялтинской конференции и закрепил успех в Потсдаме. Фактически, тогдашний мир был поделен на сферы геополитического влияния. Советскому Союзу досталась Восточная Европа, а также учитывались его интересы в других регионах. Там, где оставалась геополитическая неопределенность – в Китае, Корее, Вьетнаме, приходилось воевать. Там, где Москва пыталась нарушить ялтинские договоренности – в Греции, Иране, Турции, ее ставили на место. В свою очередь СССР везде, где мог, пытался потеснить американцев. А вместе СССР и США успешно работали на разрушение колониальных империй своих союзников по антигитлеровской коалиции – Великобритании и Франции. Но в основном это все происходило уже после смерти великого диктатора.

В первые месяцы 1945 года все стороны демонстрировали геополитическую мощь. Для операции по взятию Берлина и в целом в Европе советское командование сосредоточило 6,7-миллионную армию, у которой было 13 тыс. танков, 15 самолетов, 100 тыс. орудий – в целом 500 дивизий, невиданная прежде в истории военная мощь.

Но Германия все еще располагала средствами стратегического характера, которые при благоприятном развитии событий могли бы дать ей инструменты подлинной геополитической силы. Несмотря на огромные потери, резкое уменьшение численности авиации и бронетехники, переход к оборонительным видам вооружений, вермахт пока оставался прекрасно отлаженной военной машиной. Но немецкие инженеры создавали и развивали новые виды вооружений стратегического характера: магнитные мины, ракеты "Фау", реактивную авиацию. Общеизвестно, что немцы были не так далеки от создания и атомного оружия, но им просто не хватило (помимо времени, конечно) энергетических и минеральных ресурсов. В 1945 году была создана фантастическая по тем временам подлодка "Шноркель". У этой субмарины-ракетоносца все технические решения обгоняли свое время: корпус собирался из полуфабрикатов, имелись прекрасные электробатареи, торпедные аппараты, способные запускать несколько торпед и ракет сразу, что позволяло топить одновременно 8 судов противника. Кроме того, "Шноркель" обладал практической неуязвимостью перед лицом современных ему противолодочных средств: эта подлодка попросту растворялась в море. Ее производили в Киле, Гамбурге и Данциге, а массовый выпуск намечался на май 45-го.

В Германии впервые был создан реактивный самолет "Блиц" ("молния"), который существенно превосходил по скорости любую авиацию союзников. В немногих воздушных боях, в которых использовались "Блицы", самолеты противника просто смотрелись тихоходами, безжалостно уничтожавшимися немецкими реактивными истребителями. Но союзники просто задавили Германию численным превосходством, методично утюжа всю территорию рейха тысячными армадами бомбардировщиков. А последние 22 "Блица" были уничтожены советской авиацией 14 апреля в боях за Берлин.

И вот 25 апреля, когда ценой невообразимых потерь 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты сомкнули кольцо на юге Берлина, военный министр США Г. Симпсон информировал президента Г. Трумэна: "В течение четырех месяцев мы завершим создание самого ужасного оружия, когда-либо известного в человеческой истории". Так США вступили в век геополитики.

Цена Победы

Битва за Берлин была последним стратегическим сражением в Европе и одновременно стала первой битвой геополитического масштаба. Немецкую столицу защищала миллионная армия, две трети из которой были опытными ветеранами. Оборонительные системы укреплений были практически неприступны. Во время штурма Зееловских высот, которые стоили нашей армии колоссальных потерь, такое оружие поля боя, как фаустпатрон, превратилось в руках стариков из рейхсвера и подростков из гитлерюгенда в оружие стратегического характера. Из-за фаустпатронов советское танковое наступление на Зееловском плацдарме фактически захлебнулось. Но несмотря на фанатизм немецкой армии, дни третьего рейха были сочтены. Берлин штурмовала самая боеспособная армия мира, для которой уже не существовало никаких преград. Это была воистину армия победителей.

И этот фактор уже имел геополитическое значение. Надо отдать должное, этот фактор понимал Сталин, который интуитивно придавал ему геополитический характер, ввергнув обескровленную страну в противостояние с Америкой. Этот фактор учитывали и американцы, иначе не появилось бы НАТО.

Конечно, цена победы в Берлине была безумно высокой. За три недели наступления Красная Армия потеряла свыше 300 тыс. человек и еще столько же между 1 и 9 мая. При этом она сокрушила 93 германские дивизии и взяла в плен почти полмиллиона солдат вермахта.

Автору этой статьи пришлось много лет прожить в Берлине. По долгу службы и велению сердца нам, дипломатам постсоветских государств, приходилось посещать мемориальные комплексы в Трептов-парке, Панкове и других местах. Медленно проходя мимо бесконечных стел, на которых были высечены имена павших советских солдат и офицеров, можно было прочесть фамилии представителей всех народов и республик СССР: русские имена чередовались с украинскими, казахские с грузинскими, армянские с узбекскими и т. д. Я мысленно пытался представить себе этих 20–25-летних парней, которые сложили головы уже на самом кануне Победы.

Это поколение, которое родилось в послереволюционную эпоху – в первой половине 1920-х годов, заплатило самую высокую цену за свободу, честь и достоинство своей Родины. Их несокрушимая воля к победе обеспечила нашу свободу, как бы ни трепали их чистые имена некоторые прибалтийские пособники нацистов. Тогда, во время боев за Берлин, в ротах оставалось по 20 человек, в батальонах – по 50 солдат. Но их воля к победе была несокрушима, их любовь к нам, будущим потомкам, безгранична.

Именно тогда, весной 1945 года, родилась единая советская нация, скованная кровным боевым братством и совместными лишениями в тылу. И тогда же в ее лице родилась новая геополитическая сила. Потом наше единство будет скрепляться все новыми грандиозными геополитическими проектами: созданием ядерного щита, космической программой, освоением целины и Сибири и многим другим. И это единство, которым мы обязаны нашим совместным жертвам и Победе в Великой Отечественной войне, еще просуществует до начала 1980-х, пока не будет изъедено мелкотравчатым национализмом и этническим эгоизмом.

Сейчас, в начале ХХI века, мы все еще празднуем День Победы, отдавая должное тем, кто своими жизнями сделал ее возможной 60 лет назад. Но Советского Союза больше нет, все республики оказались разбросаны кто куда. Россия после всех демографических катастроф прошлого столетия на глазах теряет население и из последних сил держится за свой остаточный геополитический статус. Потомки многих из тех, кто вместе сражались под Берлином и поливали своей кровью Европу, примеряют сегодня на себя натовские мундиры. Пусть судьями им будет безмолвный укор их дедов и отцов, память о которых высечена на всех братских могилах, стелах, памятниках и мемориалах от Волги до Эльбы.

С Днем Победы!

№09 (136) 4 - 17 мая 2005