Центр Азии смещается
Возможные последствия событий в Андижане

Алексей Кончаков
16.05.2005

Не важно, что именно произошло в Андижане в ночь на 13-е. Важно то, что утром на улицы города вышли десятки тысяч человек. Не для того, чтобы помочь полиции в охоте за преступниками, как в Оклахоме, и не для того, чтобы закупить соль и спички, как где-то еще. Люди вышли на митинг с требованием перемен. Это значит, что завтра в Коканде, Намангане, Бухаре или Ургенче любой случайный катализатор – природная или техногенная катастрофа, акция вооруженной оппозиции или неправомерные действия местной власти – вызовет новый взрыв. Несомненно, что Каримов постарается укрепить режим еще большим подавлением инакомыслия, "регулированием" бизнеса, укреплением силовых ведомств за счет социальных программ, то есть именно теми методами, которые и привели к андижанскому бунту. Значит, это приблизит новые выступления. Однажды солдаты откажутся стрелять. Каримов вступил в колею революционного круга.

В начале 1990-х эксперты полагали, что Узбекистан станет безусловным лидером региона. Этого не произошло, поскольку авторитарное правление не смогло обеспечить стабильный экономический рост, элиты государств-соседей умудрились обострить все возможные территориальные споры и межэтнические противоречия, а проекты регионального сотрудничества оказались мертворожденными. Тем не менее, Узбекистан – самое населенное государство Центральной Азии и единственное, граничащее со всеми остальными. Гражданская война и даже временный исход беженцев неизбежно перенесут нестабильность в соседние страны. Очевидно, легче всего с ней справится Казахстан. Надежду властям этой страны дают относительные экономические достижения, "системность", умеренность оппозиции, и фактор "русскоязычного севера". В гораздо худшем положении окажутся режимы Рахмонова и Ниязова, и новые власти Киргизии.

Соглашение об установлении мира и национального согласия в Таджикистане от 27 июня 1997 года давно сорвано. "Министры-исламисты" выведены из правительства, те из лидеров оппозиции, кто не был уничтожен и не оказался за решеткой, эмигрировали. Вооруженные силы оппозиции ушли в Афганистан или растворились в республике и на просторах СНГ. Лидеры этнических узбеков (25% населения Таджикистана) вполне спокойно чувствуют себя в Узбекистане. Светская же демократическая оппозиция разобщена и не имеет серьезной базы в стране, ввиду глубокой социальной и экономической деградации общества. Иначе говоря, 2-3% таджиков богаты (причем, мягко говоря, с помощью "внеэкономических" источников), остальные нищенствуют. Те и другие глухи к всеобщим идеям либерализма и демократии.

Таким образом, революция в Таджикистане может принять только исламский характер. Будет ли этот характер радикальным или умеренным, пожалуй, не слишком важно. Эпитет подобных режимов определяется лишь их отношением к Западу во внешней политике и к формально демократическим процедурам – во внутренней. Сходства куда существеннее. В частности, и ваххабиты и суннитское духовенство указывают на искусственный характер разделения таджиков и узбеков. Несмотря на то, что таджики ираноязычны, а узбеки говорят на тюркском, генетически, исторически, культурно они очень близки. Границы здесь удивительно замысловаты, изобилуют анклавами, но и это не позволило полностью размежевать народы (например, большинство населения Бухары и Самарканда – таджики). Весьма сложен в смысле национального состава и юг Киргизии. Понятно, что, по крайней мере, традиционалистский юг Киргизии, в прошлом часть Кокандского ханства, с большим узбекским населением при начале бурных событий в Узбекистане, может не устоять. Собственно, уже сейчас туда направляются колонны беженцев из Андижана – а появление оппозиционных беженцев редко проходит бесследно для страны. Если же учесть, что смешанным, таджикско-узбекским является Северный Афганистан, и что США в 2002 году с трудом удалось предотвратить его отделение от пуштунской части, события могут стать трудно прогнозируемыми. "Условно-европейской" атрибутике, принесенной Россией в Центральную Азию на сотню лет, предстоит тяжелое испытание.

В случае смены режима в Узбекистане, не удастся отсидеться без потерь и президенту Туркменистана Сапармурату Ниязову. Религиозность туркмен не столь заметна, как у соседей, она накрепко переплетена с адатами (народными обычаями). Кроме того, в характере туркмен присутствует фактор "маленькой, но гордой" нации. Это, действительно, самый маленький государствообразующий народ Западной и Центральной Азии, который успешно отстаивал свою независимость в течение столетий. Именно на этой националистической струне пытается играть президент Ниязов. Этим объясняется жесткий контроль мечетей и ограничения их деятельности, в частности, религиозного образования, стремление едва ли не заменить Коран собственным трудом "Рухнама" ("Книга духа"), превозносящим роль туркмен в истории мира. Вслед за переименованием Красноводска в Туркменбаши последовало переименование Ташауза и Чарджоу в Даш Огуз ("Каменный огуз", огузы – предки туркмен) и Туркменабад. Эти города – центры двух велаятов (областей), пограничных с Узбекистаном и самых проблемных для Ниязова.

Увы, президенту Туркменистана не удалось покончить с племенными противоречиями в обществе. Даже в советскую эпоху штаты министерств, управленцев предприятий и даже театров упорно тяготели к "одноплеменности", осложненной региональностью. Какое-то время Ниязов, выходец из маловлиятельного текинского клана кипчак, пытался бороться с этой практикой, но в отсутствие регионального и местного самоуправления, когда благополучие территории полностью зависит от близости "к трону", эти попытки привели к глухому сопротивлению элит, складыванию опасных блоков и интригам. Кроме того, Ниязов сам был не прочь сыграть на этих противоречиях. Зыбкое статус-кво было восстановлено. И больше всего поплатились при этом амударьинские туркмены, которые потеряли надежду на свой кусок пирога власти, к тому же особенно сильно пострадали от разрыва связей с Узбекистаном и другими странами СНГ (падение транзитной роли Чарджоуской ЖД, "водные" конфликты с соседом и др.). При этом остальные туркмены могут за глаза назвать амударьинца из племени ших или карадашлы ... узбеком.

До революции Чарджоу и Ташауз входили соответственно в состав Бухарского и Хивинского ханств, вассалов империи. Узбекские элементы очень сильны в местных говорах и культуре. В Чарджоу помнят, как произвольно проводилась граница в 1924 году между образуемыми республиками, а в Ташаузе – о том, что туркмены, узбеки и каракалпаки Хорезма (Хивы) вообще не хотели разделяться, и первый референдум был провален. Маловероятно, что приамударьинские туркмены откликнутся на исламские лозунги революции в Узбекистане. Но могут откликнуться на революцию.

Дело в том, что в ходе революции проявляются самые разные тенденции, революция потому и становится возможной, что самые разные группы населения связывают с ней свои надежды, а какая из тенденций одержит вверх, становится известно слишком поздно.